Они помолчали.
– А что передавать? – осторожно спросил Ян.
Лилиан ответила не сразу – очевидно, обдумывала, что говорить, а что – нет.
– Встреча… Мы хотим организовать встречу с Рёсселем. Ханна все организовала, ей помог один из охранников.
– Встречу? На какой предмет?
– Мы хотим получить ответ… попытаться заставить Рёсселя заговорить.
– О чем?
– О Йоне Даниеле.
– О твоем брате?
Она печально кивает.
– Его уже нет.
– Я знаю… я о нем читал.
Она вздыхает.
– Я должна узнать, почему и как все произошло. – Она не поднимает глаз. – А ответа нет. Все… все во мраке. Все время кажется, что это все не на самом деле, что ты спишь. У меня несколько месяцев было такое ощущение. А потом поняла, что не сплю… что его и в самом деле нет. Думала, пройдет, ан нет. Не проходит. Грызет и грызет. А с отцом еще хуже. Он уверен, что Йон Даниель жив. Сидит и ждет у телефона… Каждый день.
Ян не перебивает. Он чувствует себя, как психолог. Как Тони.
– Но ведь Рёссель не давал признательных показаний? – тихо спросил он, когда Лилиан надолго замолчала.
– Рёссель – психопат. Он неспособен чувствовать вину, поэтому и не признается. Рассказывает полуправду, потом отказывается от своих слов. Единственное, что ему нужно, – всеобщее внимание. Для него это игра.
– Ты его ненавидишь?
Она посмотрела на Яна с внезапной злостью:
– Йон Даниель погиб, ему было отпущено всего девятнадцать лет жизни. А Рёссель даже не наказан. О нем позаботились. У него бесплатное жилье, бесплатное питание… он здесь неплохо устроился, в Патриции.
Ян вспоминает бесконечные пустынные коридоры:
– Ты уверена, что там все так уж хорошо?..
Она кивает:
– Особенно для таких «звезд», как Рёссель. Он получает лечение, лекарства, ходит на психотерапевтические сеансы… врачи греются в лучах его славы. А Йон Даниель… он лежит где-то, мертвый и всеми забытый. И моя жизнь катится под откос. Горе, ненависть… человек иссыхает. День за днем.
Поэтому ты и пьешь так много? – чуть не спросил Ян, но удержался. Ему очень хорошо понятно, какие чувства вызывает Рёссель в душе Лилиан. Он и сам испытал когда-то нечто похожее – к Торгни Фридману и Банде четырех.
– Так, значит, ты устроилась в подготовительную школу из-за Йона Даниеля?
– Думала, сама смогу разыскать Рёсселя… но не вышло. Наконец решилась и попросила Ханну. У нее что-то получается.
– А ты за нее не беспокоишься?
– Что она ходит в клинику? Нет… она же лично не встречается с Рёсселем. Обменивается записками. Никакого риска.
Ян не возражает.
– Никто, кроме Ханны, даже не знает, что я сестра Йона Даниеля. В газетах мое имя, как мне кажется, даже не упоминали, никаких интервью я не давала. Все это досталось родителям. Они держали его школьное фото и рыдали прямо в камеру. Умоляли: если кто хоть что-нибудь знает, сообщите! Сообщите! Никто ничего не сообщил… и нас постепенно забыли.
Она глубоко, с всхлипом, вздохнула.
Ян постарался быстро осмыслить ее рассказ. Ханна обменивается записками с Рёсселем…
– И что хочет сам Рёссель? Выйти на свободу?
Лилиан яростно поджимает губы. Она уже не такая безвольная, как в начале разговора.
– Рёссель не выйдет на свободу. Он на это рассчитывает, но на свободу он не выйдет. Он только поговорит с нами.
– Когда?
– В следующую пятницу. Вечером. В больнице будут пожарные учения.
Ян кивает.
– Будут репетировать экстренную эвакуацию. Все пациенты должны покинуть палаты. Так что в коридорах будет давка.
Ян вспомнил пустые взгляды больных в подвале. Больных из открытого отделения, которых он в полутьме принял за мешки.
– И что будет с Рёсселем?
– Охранник, с которым Ханна знакома… Карл пропустит Рёсселя в комнату свиданий.
– Где вы его будете ждать?
– Мы встретим его там и поговорим. Пусть расскажет, куда дел тело Йона Даниеля.
– Ты и вправду на это надеешься?
– Я не надеюсь, я знаю. Он обещал Ханне.
Ян сомневается:
– А если все пойдет наперекосяк?
– Все может быть… но мы постарались исключить всякий риск. Нас четверо, я, брат и двое друзей. Предусмотрели все. Я несколько раз приводила брата в «Полянку». Для, так сказать, рекогносцировки.
– Вечером?
– Да.
– Дети его видели.
– Ну да?
– Мира видела мужчину, он стоял около ее кроватки. Так что вы не так уж осторожны, как вам кажется.
– Достаточно осторожны. – Она внимательно смотрит на Яна. – Теперь ты все знаешь. Ты с нами?
– Я? В каком смысле?
– Можешь помочь? Скажем, тому, кто будет стоять на стрёме?
– Не знаю… надо подумать.
Пациенты покидают палаты. Давка в коридорах. И Рами, конечно, тоже выпустят из палаты, как и всех остальных.
На следующее утро у Яна заказано время в домовой прачечной. Он спускается в подвал, раскладывает белье на столе – светлое отдельно, темное отдельно – и загружает две машины. Включает обе и поднимается к себе. По пути ему попадается табличка «ЛЕГЕН», и он останавливается. Не стоит, наверное, больше его беспокоить. Но вдруг он осознает, что Леген ему симпатичен. Сам по себе.
И звонит в дверь.
Не сразу, но дверь открывается.
– Привет! Хотел спросить, как дела.
– Нормально.
Леген не приглашает зайти, но и не уходит.
– Не хотите выпить кофе?
Пора уже хоть чем-то отблагодарить Легена за дважды занятый сахар. Но Леген задумчиво чешет в затылке.
– Темной прожарки? – неожиданно спрашивает он.
Ян растерялся:
– Что?
– Я спрашиваю – зерна темной прожарки?
– Да… думаю, да.
– Тогда хочу.
Он берет с пола пластиковый пакет и выходит на лестничную клетку, будто только и ждал, что его пригласят выпить кофе.
Они поднимаются к Яну.
– Тесновато. – Леген с любопытством осматривает составленную по стенам мебель.
– Это не мое, – вздыхает Ян и идет в кухню.
Через десять минут кофе готов, Леген сидит за столом. Ян достает из шкафа сладкие сухари.
– Как дела с вином?
– Крепкое… крепчает и крепчает.
Интонация довольная. Интересно, сколько ему лет? Наверное, семьдесят или около этого. Он ушел на пенсию года четыре назад. Или пять. Так что наверняка около семидесяти.
Они пьют кофе в молчании.
Внезапно Ян вскакивает – он же должен забрать белье в прачечной! Наверняка уже готово.
– Посидите пять минут.
На лестничной площадке он сталкивается с другой соседкой. Пожилая женщина. В руках у нее ворох белья, и выражение лица кислое – кислее не бывает. Очевидно, ее очередь вслед за Яном, и она пришла напомнить, чтобы он освободил машины.
– Извините… я прозевал время.
Она хмуро кивает. Ян бежит в прачечную, но она останавливает его вопросом:
– Значит, вы с ним приятели?
– С кем – с ним?
– С Вернером Легеном.
– Приятели? – Ян говорит тихо, чтобы Леген не услышал. – Не знаю… пару раз разговаривали.
– И вы у него были дома?
– Да… приходил попросить сахар. У меня кончился, а купить забыл.
Он улыбнулся, но тетка сохраняет похоронную серьезность.
– А у него оружие дома есть?
– Оружие? – оторопел Ян. – Какое оружие?
– Ножи, ружья… Я, как соседка, беспокоюсь.
Ян не очень понимает причины беспокойства, но на всякий случай кивает.
– Ну нет, вряд ли… – отвечает тетушка сама себе. – С годами-то…
И направляется вниз по лестнице. Ян после секундного размышления решается спросить:
– А раньше у него было оружие?
Она останавливается:
– Здесь-то нет… здесь он… нет.
– А в другом месте?
Она смотрит на него как на помешанного:
– Вы что, никогда не слышали, что он натворил в Гётеборге?
– Что?
– Он поубивал кучу народу. Что-то на него нашло. Бежал и убивал людей прямо на улице, среди бела дня, одного за другим. Ножом пырял.
Ян оцепенел:
– Леген? Убивал прохожих?
– В доме все знают. Никто не хотел, чтобы он сюда вселялся. Надо было оставить его в Санкта-Психо.
– Оставить? – Ян уставился на нее с изумлением. – Он же работал там? В прачечной?
– В последние годы – да. Но там у них работает много бывших пациентов, насколько я понимаю… Эдакая смесь психов и докторов. А может, и доктора такие же.
Она опять вздохнула и пошла вниз.
Ян бежит за ней, быстро освобождает машины и возвращается.
Что это? Дверь в его квартиру приоткрыта. Он забыл ее захлопнуть.
Леген наверняка слышал их разговор.
И что делать? Как себя вести?
Старик так и сидит за кухонным столом. Подлил себе кофе – кружка почти полная.
– Пришел, значит…
Он раскурил свою трубку, пока Ян отсутствовал, но вид у него невеселый.
– Я слышал, что эта ведьма тебе говорила… так орала, что весь дом слышал. Глухая она, что ли?..
Ян не знал, что сказать. Тихо прошел к столу и сел. Почему-то ему трудно оторвать взгляд от правой руки Легена. В этой руке в тот роковой день был нож.
