Ознакомительная версия.
Собственно говоря…
Нет, ничего… просто…
Больше всего на свете ей хотелось, чтобы раздался звонок профессора Геворкяна и он сказал: ТЕПЕРЬ МНЕ ВСЕ ЯСНО.
В подвале того жуткого дома…
ОН был сыном ясновидящей Саломеи…
А ДРУГОЙ был грабителем банка…
А ТРЕТИЙ… вот и выходит, что Пепеляев всегда был именно ТРЕТИЙ… Он был торговцем обувью и убийцей…
Но убийцей был и сын Саломеи…
Тогда на допросе его сестра сказала, что их другая сестра «не встречала его среди мертвых». И результаты анализа ДНК говорят о том, что по крайней мере неделю назад, когда произошло убийство в Куприяновском лесу, ОН был жив.
Гущин вполне справедливо может предполагать, что сестры лгут, что они знают, что он – Тимофей Зикорский… их брат Тимофей жив. И скрывается… Скрывается потому, что убил своего друга Евгения Цветухина, присвоив деньги, похищенные из банка… Где же те деньги? Что стало с ними спустя одиннадцать лет? У сестер… у этих сестер-Парок богатый дом, Гущин сразу тогда это отметил… и там много вещей, дорогих, очень дорогих, явно купленных совсем недавно… это не наследство ясновидящей Саломеи, это современные инвестиции в дорогие бренды… Сколько, интересно, они зарабатывают гаданием и общением с потусторонним миром?
Гущин будет добиваться ордера на обыск дома на Малой Бронной, подозревая, что Тимофей мог все эти годы скрываться там, у сестер… Дом-то большой… Но это означает, что Парки лгут. По глазам человека можно прочесть, как по книге… Что можно было прочесть по их глазам? В первую встречу там, в их доме? И во вторую – здесь, в стенах Главка? Ничего. Вроде не лгали, вроде говорили правду – обе… Две старших сестры… Руфина, Августа… Как она тогда еще себя назвала? Ах да, Августина, имя произносится и так и этак, как кому нравится… Но ведь есть еще и третья – младшая. И она не была допрошена ни тогда, ни сейчас.
А что, если… До Малой Бронной от Главка так близко. А что, если и правда самой попытаться? Если старшие сестры там, можно просто придумать предлог – я хочу, чтобы вы мне погадали… они же медиумы, у них полно клиентуры… Могут отказать, но что-то подсказывает, что не откажут – захотят сами понять, зачем пожаловал снова к ним представитель правоохранительных органов – после официального допроса, после забора данных на экспертизу ДНК. Старшая, Руфина, сделала это добровольно, и анализ показал наличие родственных связей. СЕГОДНЯ ЭТИ ДАННЫЕ В РОЗЫСК ПРИШЛИ. ЭТО САМОЕ ГЛАВНОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ. Там, в лесу, на месте убийства Мазина, и в подвале, на месте убийства Цветухина, в обоих случаях был один и тот же человек – близкий родственник Руфины…
Брат Тимофей, но…
ЭТО ВЕДЬ НЕ ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ. Для того чтобы оно стало бесспорным, нужен еще один анализ ДНК, когда с исходными образцами сравнивается ДНК самого подозреваемого.
А местонахождение Тимофея Зикорского до сих пор не установлено. Где он может быть? Если старшие сестры лгут, то… может, младшая… как ее там зовут… Ника? Младшая Ника скажет, пусть она и не совсем в своем уме, но…
Если все же попытаться? Прямо сейчас пойти туда, к ним? Выдумать предлог – погадайте мне на картах Таро или… ой, да что угодно, что в голову первое придет, чтобы вышло как можно более естественно… Этакая дурочка из милиции… Выпал случай познакомиться со знаменитостями, вот она и приперлась… А там уж по обстановке – улучить момент и попытаться поговорить с младшей сестрой о ее таинственном брате-убийце.
Мысль несется со скоростью света, может, это и не совсем так, но ВСЕ ЭТО пронеслось в Катиной голове как вихрь в тот самый момент, когда она подносила розовый блеск к губам, глядя на себя в зеркало.
В эту самую минуту полковник Елистратов, прибывший во двор института Склифосовского следом за злополучной «Скорой», уже звонил на Петровку. Оперативники подняли с асфальта растерявшую все свое добро Анфису, насмерть испуганная, она еще не могла говорить. Вокруг раненых автоматчиков хлопотали врачи.
…Катя заперла кабинет и решительным шагом двинулась «выполнять задание». На втором этаже Главка возле дежурной части она увидела…
– Опять ЧП? В каком районе?
– Москва помощи просит, только что объявили по городу план «Вулкан», – на ходу застегивая кобуру, ответил Кате на ее праздный вопрос сотрудник управления по борьбе с экономическими преступлениями, дежуривший в этот тихий июньский вечер по Главку «от руководства». – Сейчас по рации передали – тот подонок, что людей на Арбате расстрелял, по пути в больницу сбежал!
На Малой Бронной не слышали в этот вечер ни автоматных очередей, ни стонов, ни милицейских сирен.
В просторной спальне, которую когда-то занимала великая Саломея, на широкой постели под алым бархатным балдахином громоздились чемоданы и ворох одежды, вытащенной из гардеробной. Спальню, как и кабинет, после смерти матери занимала Августа – средняя сестра-Парка.
И здесь тоже висел портрет Саломеи, не такой парадный, как там, внизу, не такой огромный, но гораздо более пикантный. Великая Саломея была изображена, как и ее еще более великая библейская тезка, пляшущей танец Семи покрывал. И на портрете на ней оставалось только одно, последнее – седьмое покрывало из прозрачнейшей кисеи, позволявшей видеть обнаженное тело. Этот портрет появился в спальне через два года после смерти Саломеи, его нарисовал никому не известный художник, использовавший для изображения лица фотографию ясновидящей. Полуобнаженное тело же ее было плодом его фантазии. И сестрам-Паркам этот плод пришелся по вкусу.
– С визой, конечно, быстро не получится, – старшая сестра-Парка Руфина появилась в дверях спальни с еще одним чемоданом и швырнула его на кровать, – надо подумать, кому можно позвонить в МИДе… Гусеву можно было бы, но он теперь послом где-то… я забыла где… Мятлевскому? Его жена, помнишь, то и дело наведывалась чакры чистить… Но он с ней развелся, женился на балерине, совсем еще девчонке, откуда-то из Екатеринбурга, что ли… Хрен теперь поможет… Что ты делаешь? Я тебя спрашиваю, что ты делаешь?
Августа в шелковом пеньюаре сидела на постели среди всего этого хаоса. В руках у нее была ковбойская шляпа. Она надела ее и оглянулась, смотря на себя в зеркало.
– Как тебе?
– Сними, тебе не идет.
– Матери кто-то подарил, кстати, кто-то из дипломатов… наших или американских? Я помню… Она тогда впервые джинсы надела. Вот здесь. А ты помнишь?
Руфина села рядом. Белые двери спальни… Тогда еще тут не было этого ремонта, и обои… да, обои были желтые, от старых хозяев, от этого чертова журналиста или шпиона, что жил тут, на Малой Бронной, как муха в липкой паутине и держал салон под колпаком КГБ…
– Обои были желтые, а мать… да, мать впервые примерила джинсы… Какой это был год? Семьдесят восьмой? До этого она джинсы не носила – то ли комплексовала, то ли еще что, а потом как-то увидела в английском журнале фото Линды Маккартни и… Вот она стоит перед зеркалом – босая, в одних тесных джинсах, она их только что застегнула и поворачивается, оглядывая себя. И держит обеими руками свои полные обнаженные груди. И в этот момент… да, в этот момент вбегаем мы… – Руфина закрыла глаза. – Я вбегаю, и он, Тимофей, я держу его за руку…
Он такой маленький, такой юркий… шкет… Светлоголовый одуванчик… на нем ковбойская игрушечная кобура с бахромой и водяной пистолет… Там, в той комнате, слышен еще один детский голос… Это сестра… Он вырывается, визжит радостно и возбужденно и кидается к матери, упираясь головой прямо в ее грудь, и они, хохоча, падают на кровать…
А потом эта вот шляпа, ковбойская шляпа…
– Я бы не стала все так вот поспешно тут бросать и уезжать за границу, если бы не Ника, – сказала Руфина. – Согласись, что ее состояние здоровья… Чем это не предлог? Они не смогут нам отказать, если мы объявим, что хотим сейчас уехать – с целью лечения сестры. Например в Германию… Или в Швейцарию… Шенгенская виза нужна, и в три дня ее нам не получить… Ладно, подождем чуть больше. То, что они от нас хотели, мы выполнили. Я вон даже тест им какой-то сдала на ДНК, думала, кровь будут брать – нет, просто сунули тампон за щеку. Так просто все это у них, что… это даже пугает.
– Не бойся, – сказала Августа, – не бойся ничего, моя дорогая.
Она вытащила из вороха вещей красное платье – длинное, струящееся, с открытой спиной.
– Они могут прийти сюда с обыском, – сказала Руфина.
– Пусть приходят. Пусть убедятся – здесь его нет. И не было все эти одиннадцать лет.
– Да, но…
– И трупа в подвале они не найдут. Во-первых, потому, что у нас тут нет подвала. А во-вторых, потому, что нет и самого трупа.
– Как ты можешь смеяться?
Августа встала и подошла к зеркалу.
– А почему бы и нет? Каждый платит свою цену.
– С немецкой клиникой я уже договорилась по телефону, – Руфина продолжила ТУ свою мысль, – Нику они примут… спрячут без лишних формальностей, если мы заплатим за лечение. Ну и сами там поживем, а затем, может, в Баден поедем… Конечно, я не планировала уезжать, но здоровье нашей дорогой девочки… И потом, я об этом должна помнить… и ты тоже… ИЩУТ ВЕДЬ НЕ ТОЛЬКО ОНИ. Ты слышишь, что я тебе говорю? Или для тебя эта красная тряпка важнее? Ищут теперь не только они, милиция… Той ночью, когда мы впервые с этим столкнулись… ты вон руки себе все разрезала, кровь пожертвовала, и только кровью ЭТО остановила, не пустила сюда, в дом… Мне бы сразу догадаться, но я не верила. И сейчас, сейчас, понимаешь ты, не до конца еще верю. А мать всегда требовала в таких ситуациях твердой веры… А я не верю, хотя и боюсь, очень боюсь… Теперь, когда они вскрыли тот подвал, когда нашли его, только кровью… пусть мы ее всю отдадим, одной лишь кровью ЭТО уже не остановить. Ты слышишь меня? Или ты это нарочно?
Ознакомительная версия.
