Малоун задумался о последней части ребуса.
«Найди место, которое образует адрес несуществующего места, указывающий на то, где находится другое место».
И он направился к ступеням.
Оказавшись внизу, Малоун подошел к бархатным канатам, которыми было огорожено алтарное пространство. Он обратил внимание на сочетание черного, красного и белого мрамора, создававшее атмосферу величия — вполне подходящую в данном случае, поскольку здесь находились захоронения царственных особ.
Дарохранительница располагалась в пятидесяти футах от него. Туристов к ней не подпускали.
Священник сообщил в микрофон о том, что церковь и монастырь закрываются через пять минут. Многие экскурсанты уже направлялись к выходу.
Еще раньше Малоун заметил какое-то изображение, вытравленное на дверце дарохранительницы, за которой когда-то находились Святые Дары. Возможно, там до сих пор хранились тело и кровь Христовы. Несмотря на то, что церковь была внесена в список всемирного наследия и превратилась в туристический объект, по большим праздникам здесь, как и в соборе Святого Павла и Вестминстерском аббатстве, все же проводились религиозные церемонии со всеми сопутствующими обрядами, включая причастие. И это объясняло тот факт, что досужих посетителей не подпускали к месту, без сомнения являвшемуся центральным в храме.
Макколэм подошел ближе.
— Я купил билеты, — сказал он.
Малоун указал на дарохранительницу.
— Мне необходимо тщательно осмотреть этот предмет, причем без свидетелей.
— Это будет непросто. Через несколько минут отсюда всех выгонят.
— Вы не производите впечатление человека, который испытывает чересчур большое уважение к закону.
— Вы — тоже.
Он подумал об Авиньоне и о том, что сделали они там со Стефани дождливой январской ночью.
— Тогда давайте искать место, где можно укрыться до тех пор, пока все остальные не покинут церковь.
Ступая на цыпочках, Стефани вернулась в нишу. Прежде чем хозяин дома и ее бывшая израильская подруга перестанут совокупляться на втором этаже, ей было необходимо найти тайник Дейли. Она надеялась, что любовники не станут торопиться.
Кассиопея уже производила бесшумный обыск.
— Мой агент сообщала, что Дейли использовал флэш-карты со своим ноутбуком, но никогда не оставлял их в письменном столе и не выносил из дома. Обычно он отправлял ее в спальню и говорил, что скоро придет.
Ее слова звучали почти бесшумно, как дыхание.
— Мы здорово рискуем, оставаясь здесь.
Стефани замерла, прислушалась, а затем сказала:
— Судя по звукам, они все еще заняты.
Кассиопея умело вскрыла ящики письменного стола и принялась исследовать их, ища возможные потайные отделения, но Стефани сомневалась в том, что ей удастся что-нибудь найти. Это было бы слишком просто. Она скользнула глазами по книжным полкам, и ее взгляд остановился на одном из политологических сочинений — сравнительно тонкой темно-серой книжке с синими буквами на корешке.
«Жесткая подача» Криса Мэттьюза.
Ей вспомнилась фраза Дейли, которую тот произнес, рассказывая Грину историю, произошедшую с автором этой книги на банкете, и хвастаясь своим назначением на пост главы группы «Магеллан». Он тогда сказал: «Власть — это то, что ты держишь в руках».
Стефани сняла книгу с полки, открыла ее и обнаружила, что последняя треть страниц склеена, в них вырезано углубление примерно в дюйм глубиной, а в нем угнездились пять флэш-карт, помеченные римскими цифрами.
— Как ты догадалась? — шепотом спросила Кассиопея.
— Меня саму это пугает. Я начинаю мыслить, как этот идиот.
Кассиопея двинулась в глубь дома, в сторону задней двери, но Стефани схватила ее за руку и указала в противоположную сторону. На лице мулатки появилось удивленное выражение. Она словно хотела спросить: «Зачем напрашиваться на неприятности?»
Они вышли в гостиную, а оттуда — в вестибюль. Зеленый огонек на панели сигнализации указывал на то, что охранная система все еще выключена. Стефани держала в руке пистолет Диксон.
— Ларри! — громко позвала Стефани.
Ответом была тишина.
— Ларри! Можно тебя на минутку?
На втором этаже послышалось шлепанье босых ног, и из спальни появился Дейли — без рубашки, но в штанах.
— У тебя новая прическа, Стефани? И одежда… Решила сменить имидж? Мне нравится. Класс.
— Специально для тебя старалась.
— Что ты здесь делаешь?
Она помахала в воздухе книгой.
— Пришла покопаться в твоих закромах.
Мальчишеское лицо Дейли исказилось от страха.
— Вот-вот, — продолжала Стефани, — пришла твоя очередь попотеть. А Диксон? — Она возвысила голос. — Я разочарована твоим выбором любовниц.
Из спальни вышла Диксон — совершенно голая, но без малейших признаков стеснения.
— Тебе конец, — сказала она.
Стефани передернула плечами.
— Это мы еще посмотрим. По крайней мере сейчас твой пистолет у меня.
Она продемонстрировала оружие.
— Что ты намерена делать? — спросил Дейли.
— Еще не решила. Кстати, у вас это давно?
— Не твое дело, — огрызнулась Диксон.
— Просто любопытно. Я прервала ваши игры лишь для того, чтобы сообщить: теперь игра заключается не только в том, что я должна от вас прятаться.
— Ты, я вижу, неплохо осведомлена, — сказал Дейли. — Кто твоя подруга?
— Кассиопея Витт, — вместо Стефани ответила Диксон.
— Я польщена тем, что вы меня знаете.
— Я обязана тебе дротиком, угодившим мне в шею.
— Не стоит благодарности.
— Возвращайтесь в постель, вы двое, — велела Стефани.
— У меня другой план, — сказала Диксон и стала спускаться по лестнице, но Стефани направила на израильтянку ее же пистолет.
— Не испытывай меня, Хизер. Я недавно стала безработной, меня пытаются арестовать, так что мне терять нечего.
Диксон остановилась, возможно, почувствовав, что теперь действительно не самый подходящий момент для того, чтобы лезть на рожон.
— В спальню, — приказала Стефани.
Диксон колебалась.
— Сейчас же!
Диксон вернулась на верхнюю ступеньку лестницы. Стефани сгребла всю одежду израильтянки, включая ее туфли.
— Ты не рискнешь преследовать нас, опасаясь публичного скандала, — сказала она, обращаясь к Дейли, — а вот она может. Это по крайней мере задержит ее.
И они ушли.
Вена, 18.40
Торвальдсен накинул на плечи пурпурную мантию. В дни ассамблеи это традиционное облачение были обязаны носить все члены ордена. Первое заседание было назначено на семь часов, но Торвальдсен не ожидал от него ничего интересного. Обычно в начале ассамблеи было много разговоров и мало дела. Ему не нужны были союзники для выполнения своих целей, но нравилось дружеское общение, черед которого наступал по завершении официальной части.
Гари сидел на одном из обтянутых кожей кресел с высокими спинками.
— Как я выгляжу? — шутливым тоном спросил он.
— Как король.
Парадная мантия на Торвальдсене была до колен, сшита из бархата, богато украшена золотым шитьем и девизом ордена: «Я дерзнул». Этот антураж оставался неизменным с пятнадцатого века, когда был учрежден орден Золотого Руна.
Торвальдсен надел на шею знак ордена — золотое руно, висящее на цепи из 28 звеньев-кремней, из которых вырывались языки красного пламени.
— Это наш символ, — пояснил он. — Его выдают каждому новому члену ордена.
— Похоже, дорогая вещица.
— Да уж не из дешевых.
— Для вас все это действительно важно?
Датчанин пожал плечами.
— Мне это нравится. Но это совсем не то, что религия.
— Папа говорил мне, что вы еврей.
Торвальдсен кивнул.
— Я про евреев почти ничего не знаю. За исключением того, что миллионы их были убиты во время Второй мировой войны. И вот этого я действительно не понимаю.
— В этом ты не одинок, Гари. Гои пытались уничтожить нас на протяжении веков.
— Почему другие люди ненавидят евреев?
Торвальдсен задумывался над этим вопросом множество раз, как и те философы, теологи и политики, которые столетиями рассуждали на эту тему.
— Для нас все это началось с Авраама, точнее говоря, с того, что называют Авраамовым заветом. В возрасте девяноста девяти лет ему явился Бог и заключил с ним завет — или, иными словами, договор, — сделав его народ богоизбранным, тем, который унаследует земли Ханаанские. Но, увы, вместе с такой честью на нас была возложена и большая ответственность.
Он видел, что мальчик заинтересовался.
— Ты когда-нибудь читал Библию?
Гари отрицательно мотнул головой.
— Обязательно почитай. Это великая книга. С одной стороны, Бог благословил евреев, сделал их избранным народом. Но именно их ответ на это благословение определил их последующую судьбу.
