— Господин Барбара.
Томмасо уже собирался уходить, когда его окликнул старый монах.
— Вы уходите?
— Пойду поставлю свечку за маму. А вы?
— Я ненадолго. Вместе с министром юстиции приезжает наш кардинал, — ответил монах, просияв при этих словах.
— На вокзал?
— Да. Скоро вернусь.
Монах нахлобучил на голову шляпу и пошел прочь, непогода ему нипочем, вон под рясой мелькают резиновые сапоги. Томмасо на мгновение почувствовал себя свободным, совершенно свободным. Ему не нужно больше стоять по стойке смирно в парадной форме во время бесконечных приветственных церемоний, устраиваемых начальником полиции, ему не нужно больше приходить сюда, в хоспис. Он свободен. А с учетом денег за дом… если он его продаст… нет, об этом слишком рано думать. Он даже свечку для нее еще не поставил. Чувство свободы сменилось чувством вины, и он бегом припустил к церкви.
«Белла-Центр», Копенгаген
— Мы что, арестованы? — спросила Ханна, когда ей показалось, что они уже слишком долго сидят в маленькой будке, которую обычно использовали для своих нужд рабочие.
— Нет, конечно.
В неоткрывающееся окно Нильс видел Соммерстеда, тот шел через площадь мимо демонстрантов, мимо очереди, в которой представители прессы и различных общественных организаций стояли, чтобы получить аккредитацию. Дойдя до будки, он так твердо нажал на дверную ручку, что Ханна вздрогнула. Соммерстед закрыл за собой дверь, и стало сразу понятно, что он пришел не с добром.
— Спасибо, что дождались.
— Послушайте, — начал Нильс, — я знаю, что это звучит совершенно идиотски…
Соммерстед уселся напротив них и немного оттянул вниз пуленепробиваемый жилет, обнажая седые волосы, карабкающиеся с груди на горло.
— Как я уже пытался объяснить, — продолжил Нильс, — убийца, по всей видимости, действует исходя из древнего мифа о тридцати шести праведниках, которые удерживают мир на плаву. Вы об этом слышали? Мы смогли все точно рассчитать, так что знаем даже точные координаты. И эти координаты указывают на Королевскую больницу.
— Королевскую больницу?
— Математика не врет. Короче говоря, нам придется эвакуировать больницу.
Леон открыл дверь, прерывая разговор.
— Он выходит.
— Они закончили?
— Нет, кажется, просто объявили перерыв.
— Спасибо, Леон.
Прежде чем закрыть дверь снова, Леон поймал взгляд Нильса.
— Вы дали мне задание, — сказал Нильс. Он выпрямился на стуле и решил сменить тактику. — Я связался с целым рядом датчан-праведников, если можно так сказать, и предупредил их о потенциальной опасности. Через одного из них я вышел на Ханну Лунд. — Нильс перевел взгляд на Ханну и обратно на Соммерстеда. — Вы поймите, Соммерстед, эта женщина — гений.
Соммерстед покачал головой, печально разглядывая крышку стола.
— Я больше не могу за тебя заступаться, Нильс. Сначала ты в свободное время навещаешь преступника в тюрьмах, теперь вот это.
— Да, но вы не можете игнорировать факты, — возразил Нильс. — Мы знаем время совершения убийства: сегодня на закате солнца, в 15.48. Мы знаем место совершения убийства: Королевская больница. Мы представляем себе следующую жертву: праведник, без детей, возраст от сорока четырех до пятидесяти лет. Просто взгляните на факты.
— Факты?! — рявкнул Соммерстед. — Факты заключаются в том, что я дал тебе шанс справиться с простым заданием. Как я тебе сказал, это был тест на восстановление доверия. — Он тут же пожалел о том, что позволил себе прийти в ярость. — Нет, Бентцон, ладно, не сейчас. Сейчас есть дела поважнее. Увидимся на следующей неделе у меня в кабинете.
— Вы просто выслушайте Ханну.
— Нильс. Я проверил твою новую подругу по нашей базе.
Ханна удивленно подняла глаза на Соммерстеда и перевела взгляд на Нильса.
— Тебе и самому не помешало бы это сделать, прежде чем врываться сюда вместе с ней. Сюда. Сегодня. Сквозь все контроли безопасности. Когда здесь Обама и остальные.
— Что вы имеете в виду?
Соммерстед заторопился уходить.
— Что вы нашли в базе?
Ханна поднялась с места. Нильс смотрел на них, ничего не понимая. Вдруг оказалось, что у этих двоих как будто бы есть общий секрет.
— О чем он говорит? — спросил он.
Соммерстед участливо смотрел на Ханну, которая воскликнула:
— Это здесь совершенно ни при чем!
Нильс перебил ее:
— Что именно? О чем вы говорите?
Ханна сделала глубокий вдох. Соммерстед прислонился к двери, выжидательно глядя на нее.
— Ну, расскажите ему, что вы там напроверяли, — сказала Ханна, не поднимая взгляда.
— Я не собирался рассказывать, но раз вы просите… — сказал Соммерстед почти человеческим голосом. — Мы выяснили, что вы лежали в закрытом отделении психиатрической больницы. И знаете, что это означает в моем мире?
Ханна старалась придушить подступающие рыдания:
— У меня умер ребенок.
— Это значит, что вы невменяемы. А невменяемые люди — это прямая угроза безопасности.
— Мерзавец, — прошептала Ханна.
— И пока я должен отвечать за безопасность вон того парня, — Соммерстед повернулся к окну и ткнул пальцем в сторону Обамы, который шел по направлению к своему припаркованному лимузину, — мне тут меньше всего нужны невменяемые придурки. Просто потому, что это опасно.
В глазах у Ханны стояли слезы.
Обама махал рукой собравшимся демонстрантам, в реальности он оказался ниже, чем выглядел по телевизору. Heal the World[100] — успел Нильс прочесть на одном из баннеров, прежде чем Соммерстед открыл дверь.
— А теперь я пойду и займусь наконец своей работой.
Ханна плакала. Соммерстед на секунду задержался в дверях. Нильс смотрел на него, зная, что все пропало. У него нет больше работы, скорее всего, для него закрыты все полицейские участки страны. Так что последнее слово вполне могло остаться за ним.
— Идите, да. До свидания, Соммерстед.
* * *
Обратно в центр города возвращались молча. Нильс сидел за рулем. Ханна смотрела в окно и не издавала ни звука; в конце концов ее состояние начало внушать ему беспокойство.
— Вы дышите?
— Да.
— Хорошо.
— Не знаю, правда, зачем.
«Зачем мы дышим?» — подумал Нильс. Сейчас он не видел ответа на этот вопрос.
— Вы можете просто выйти там, где вам удобно. Где вы оставили машину? — она посмотрела ему в глаза, впервые после разговора с Соммерстедом.
— У кафе.
— А, ну да.
Кафе. Как все может измениться в течение одного дня. Утром Ханна накрасилась, сейчас тушь вся уже смылась.
Утром она была исследователем-триумфатором, а сейчас превратилась в случай из психиатрической практики.
— Нильс… Я должна была это предусмотреть. Мы слишком далеко зашли. Мне очень жаль.
У Нильса зазвонил телефон.
— Это итальянец, — сказал он, протягивая ей трубку.
— Что мне ему сказать?
— Что следующее убийство будет совершено у нас или у него.
Нильс съехал на обочину. Телефон замолчал. Он выключил мотор и посмотрел на Ханну.
— Я не знаю, что с вами тогда случилось. Но я точно знаю, что вы не сумасшедшая.
Она подавила улыбку и пожала плечами.
— Не проходит и дня, чтобы я не взвешивала свое состояние на весах безумия. Я веду дневник. Каждый раз, когда я вижу в чем-то соответствия, я это записываю.
— В смысле?
— Мой мозг постоянно ищет во всем закономерности. И так было всегда, с раннего детства. В мою голову встроен суперкомпьютер. Это как проклятие. И после родов он сломался — тогда я начала видеть закономерности там, где их нет.
— Например?
— Ну, скажем, в номерах машин. Я искала числовые соответствия — и до сих пор продолжаю это делать. Я их записываю и показываю своему психиатру. Да, кстати, знаете, что?
— Что?
— Ваш номер. Я обратила на него внимание еще в первый ваш приезд. II 12 041.
— Ну да, и что?
— 12.04. Двенадцатое апреля. День рождения моего сына. Ну и если продолжать: последняя единица и первые две I.
— Я не совсем понимаю.
— I — это девятая буква алфавита. И тогда вдруг получается 199. Тогда нужно взять следующую цифру, и получается…
— 1991. Год его рождения?
— Именно. Так что вы сами видите, Нильс, я все время нахожу везде закономерности. На то, чтобы в ваш первый приезд увидеть эту закономерность с номером, у меня ушло меньше секунды. Понимаете? Это проклятие. Счетная машина, которую я не могу отключить.
Нильс обдумывал ее слова несколько секунд.
— Взгляните на дорогу, — попросил он.
— Зачем?
— Ну, взгляните, пожалуйста. Вы видите закономерность в том, как движутся машины?
Она улыбнулась.
— Очень мило с вашей стороны.
