Ознакомительная версия.
— Да, да! — отзываюсь я. — Я тоже. — Он говорит так, точно понятия об этом не имеет, точно мы ни разу не выезжали вместе на побережье. Во мне вновь разгорается страх, но я противлюсь ему. Я хочу остаться в настоящем, здесь, со своим мужем. И пытаюсь вспомнить все, что прочла в дневнике сегодня утром. — И ты это знаешь, милый!
Он вздыхает.
— Знаю. Ты всегда любила море. Но теперь — теперь иначе. Ты меняешься. Ты очень изменилась за эти годы. С тех пор, как все случилось. Иногда я тебя не узнаю. Всякий раз, просыпаясь, я не знаю, какой ты будешь на этот раз.
Я молчу. Не могу придумать, что ему на это ответить. Мы оба знаем, как бессмысленно оправдываться, говорить, что он ошибается. Знаем, что я — последняя, кто знает, меняюсь ли я с каждым днем.
— Прости, — говорю я.
Он смотрит на меня.
— Ну что ты! Не извиняйся. Ты не виновата. Ни в чем не виновата. Это я эгоист — только о себе и думаю. — Он отворачивается и смотрит на море. Вдалеке виднеется огонек. Это лодка покачивается на волнах. Луч света в море вязкой черноты. Бен произносит: — У нас ведь будет все хорошо, Крис?
— Конечно! — отвечаю я. — Конечно, хорошо! Мы сможем начать все сначала. У меня есть дневник, и доктор Нэш мне поможет. Мне лучше, Бен. Я это знаю. Думаю, я смогу снова начать писать. Почему бы и нет, правда? Я выкарабкаюсь. Знаешь, я снова общаюсь с Клэр, и она мне поможет. — Мне приходит в голову мысль. — Надо бы нам собраться вместе, как думаешь? Как в старые времена, в универе? Все втроем — ты, я и она. И ее муж. Кажется, она говорила, что у нее муж. Встретимся и что-нибудь придумаем вместе. Здорово будет! — Я вспоминаю не раз сказанную им ложь, каждый повод не верить ему — и гоню воспоминания прочь. Напоминаю себе, что все недоразумения разрешились. Теперь моя очередь быть сильной, быть оптимисткой. — Давай поклянемся больше не врать друг другу, — говорю я. — И тогда все у нас будет в порядке.
Он оборачивается и смотрит на меня:
— Ты ведь меня любишь?
— Конечно. Конечно, люблю!
— И прощаешь? За то, что уходил от тебя. Я не хотел этого. Но у меня не было выбора. Прости меня.
Я беру его за руку. Его ладонь, слегка влажная на ощупь, теплая и холодная одновременно. Пытаюсь зажать ее в своих, но он, вроде не сопротивляется, но и не помогает мне. И его ладонь, вялая и безжизненная, падает на колени. Я сжимаю ее — и лишь тогда он, кажется, замечает, что я держу его за руку.
— Бен, понимаю тебя. И прощаю. — Я заглядываю ему в глаза. Они тоже кажутся тусклыми и пустыми, точно повидали столько ужаса, что больше не могут смотреть на мир.
— Я люблю тебя, Бен, — говорю я.
Его голос становится тише, он шепчет:
— Поцелуй меня. — Я целую, а как только отстраняюсь, он шепчет: — Еще… Поцелуй меня еще раз.
Я целую его снова. Но в третий раз уже не могу себя заставить, хотя он просит. И мы оба смотрим вперед, на море, на лунную дорожку на воде, на дождевые капли на лобовом стекле, мерцающие от огоньков проезжающих мимо автомобилей. Он и я. Мы держимся за руки. Мы вместе…
Кажется, мы сидим тут не один час. Бен не отрывает взгляда от морской глади. Пристально смотрит на воду, точно ищет во тьме ответ на какой-то важный вопрос. Интересно, зачем он привез нас именно сюда, что он надеется найти?
— Сегодня что — годовщина? — спрашиваю я. Он не отвечает. Кажется, он вообще меня не слышит, я повторяю вопрос.
— Да.
— Годовщина нашей свадьбы?
— Нет, — поправляет он. — Дня нашего знакомства.
Я хочу спросить: это что, мы так отмечаем? И признаться ему, что мне совсем нерадостно. Но это было бы жестоко, и я молчу.
Движение, недавно такое оживленное, утихло, луна поднялась высоко в небо. Я начинаю беспокоиться, что мы проторчим тут всю ночь, так и будем смотреть на море под моросящим дождем. И притворно подавляю зевок:
— Спать хочется… Поехали в отель?
Бен смотрит на часы. — Да-да, — спохватывается он. — Прости. Поехали. — Он заводит двигатель. — Прямо сейчас и едем.
Я чувствую облегчение. Я хочу спать — и в то же время боюсь заснуть.
Дорога вдоль побережья то идет в гору, то резко ныряет вниз; и вот наконец показались окраины деревни. Потом, неверным сиянием сквозь мокрое стекло, появились огни прибрежного городка. Машин становится больше; мы проезжаем пристань с пришвартованными суденышками, ночными клубами и магазинчиками и, наконец, въезжаем в город. Справа от нас, кажется, мелькают одни отели — на каждом здании полощутся на ветру белые полотнища объявлений: «Есть места!». Улицы оживленные — то ли время не очень позднее, то ли это один из тех городков, где жизнь кипит и днем, и ночью.
Я оглядываюсь на море. Вот врезается в воду гигантский пирс — он залит светом, а на дальнем его конце разместился парк развлечений. Мне видны павильон с крышей-куполом, «американские горки»; я почти слышу вопли и визг тех, кто взмывает над чернильным морем.
Во мне начинает расти непонятное беспокойство.
— Где мы? — спрашиваю.
У входа на пирс, ярко освещенная белым светом, красуется вывеска, но надпись не разглядеть сквозь влажное стекло.
— Мы уже на месте.
Автомобиль сворачивает на боковую улочку и останавливается у дома с террасой. Над входом название: «Ридженси-отель».
К дверям ведут ступеньки; вокруг — декоративный заборчик. Стоит пустая треснувшая кадка, в которой когда-то рос декоративный кустарник. Мое беспокойство перерастает в необъяснимый страх.
Мы здесь уже бывали? — спрашиваю я. — Знакомое место.
Бен качает головой.
— Точно не были, — говорит он. — Может, останавливались поблизости. И ты вспоминаешь.
Я пытаюсь успокоиться. Мы выбираемся из машины. Возле отеля — бар, и сквозь большие окна я вижу веселые компании и пульсирующий в глубине танцпол. Оттуда глухо доносится музыка.
— Зарегистрируемся, а потом я принесу чемоданы. Хорошо? — предлагает Бен.
Я плотно запахиваю плащ. К этому времени ветер стал колючим, дождь припустил сильнее. Бегу по ступенькам и открываю входную дверь. К стеклу приклеено объявление: «Свободных мест нет».
— Ты забронировал номер? — спрашиваю я Бена, когда он подходит.
Мы оказываемся в прихожей. В глубине вижу распахнутую дверь, откуда доносится звук включенного «на всю катушку» телевизора, он точно пытается перекричать музыку из бара. Никакой стойки портье нет — только маленький столик с колокольчиком и записка: «Как подойдете сюда, звоните».
— Да, конечно, — отвечает Бен. — Не беспокойся. — И звонит в колокольчик.
Не сразу из глубины дома появляется молодой человек. Высокий, неуклюжий, в рубашке навыпуск, несмотря на то что она велика ему на несколько размеров. Он здоровается с нами так, как будто давно нас ждет, но как-то фальшиво, и я жду, когда они с Беном закончат формальности.
Судя по всему, отель знавал лучшие времена. Ковер кое-где вытерся, а краска на дверных косяках облупилась. Прямо напротив террасы дверь с надписью «Ресторан», в глубине — еще три двери, за которыми, как я догадываюсь, находятся кухня и комнаты владельцев.
— Вас проводить в номер прямо сейчас? — осведомляется долговязый, когда они с Беном закончили разговор. Я вдруг понимаю, что он обращается ко мне — Бен как раз вышел на улицу за чемоданами.
— Да, — отвечаю я, — спасибо.
Он вручает мне ключ, и мы начинаем подниматься. На втором этаже есть номера, но мы идем выше. Кажется, дом постепенно сужается: потолки становятся ниже, стены начинают давить. Миновав несколько дверей, я и провожатый оказываемся у последнего лестничного пролета. Похоже, что лестница уходит под крышу.
— Ваш номер здесь, — сообщает он мне. — Единственный на этаже.
Я благодарю его, он уходит, а я готовлюсь переступить порог номера.
* * *
Открываю дверь. Внутри темно; комната оказывается больше, чем я ожидала. Напротив двери окно, тусклый серый свет пробивается сквозь него, выхватывая из полумрака очертания туалетного столика, кровати и кресла. Музыка, гремевшая из бара, еле доносится сюда, превратившись в глухой басовитый звук.
Стою неподвижно: страх вновь охватывает меня. Той же самой природы, что и снаружи отеля, но отчего-то куда сильнее. Я холодею. Что-то тут не так, но что именно — я понять не могу. Делаю глубокий вдох, но легкие отказываются принимать воздух. Такое чувство, что вот-вот утону.
Я зажмуриваю глаза, точно в надежде, что когда я их открою, комната станет выглядеть иначе; но этого не происходит. Ужас обуял меня, мне кажется, что если я включу свет, случится что-то ужасное, сбудется кошмарное пророчество и наступит конец света.
А что если я оставлю комнату во мраке и тихонько спущусь обратно? Спокойно пройду по коридору мимо долговязого, мимо Бена, если понадобится, — и прочь, прочь из этого страшного отеля.
Но, конечно же, все подумают, что я окончательно сбрендила. Найдут и приведут обратно. И что я им скажу? Что мне, тетке, которая ни черта не помнит, что-то там померещилось? Меня просто поднимут на смех.
Ознакомительная версия.
