class="p1">— Вы некоторое время изучали мою землю, верно? Вас она заинтересовала. Вот почему вы называли меня Эв. И пригласили в дом.
Маккормак улыбнулся.
— По правде говоря, так и есть. Как вы догадались?
— Вам нужен был повод. Думаю, в этом вы отличаетесь от сына. Дэнни повод не нужен, — сказал Ладлоу и вышел в коридор.
Летом 1950-го Ладлоу прибыл в Корею на древнем транспортном самолете Си-54 времен Второй мировой, таком тяжелом, что тот разворотил посадочную полосу. Он был в 29-м пехотном полку, в составе отрядов, прибывших на второй неделе катастрофы, которая, по мнению сидевших дома генералов, должна была быть приятной прогулкой в парке. Это были мальчишки, совсем зеленые, но столь нужные, что вместо обещанных шести недель тренировок в Штатах им пообещали десять дней интенсивных тренировок в Пусане. Но они не получили даже этого. У них оказалось всего три дня на то, чтобы собрать снаряжение и пристрелять оружие. Однако и этот приказ был отозван, и их сразу же бросили в Чинджу. Один-единственный день в стране — и на фронт.
Он помнил, что все они осознавали, насколько не готовы. Ладлоу понимал, как мало его 75-миллиметровое безоткатное орудие может сделать против северокорейских танков Т-34, которые уже сокрушили 24-ю дивизию в Осане, пока его вместе с другими перепуганными юнцами везли на транспортных грузовиках в ужасной летней жаре через страну, провонявшую человеческим дерьмом, которое местные фермеры использовали в качестве удобрения.
Он помнил гильзы, усыпавшие заливные поля, словно нашествие сверкающей саранчи, столько гильз, что поля пахли порохом.
Помнил тела южнокорейцев, штабелями лежавшие в реке и на горных склонах.
Поначалу они ничего не понимали — но быстро учились или погибали. Корея научила Ладлоу сражаться, подчиняться приказам в меру своего понимания — и повиноваться суровому голосу своего знания и боевой подготовки, насколько это возможно. А когда все эти ресурсы истощались, драться, чем придется и что подвернется под руку.
В противном случае, как это было с психическими атаками в Северной Корее, мир тебя поглотит.
Сидя в кабинете Сэма Берри, он сказал:
— Я хочу их наказать. И надеялся, что ты подскажешь лучший способ.
Сэм был адвокатом и другом Ладлоу — они вместе играли в футбол в старших классах, и Ладлоу знал, что Сэм его поймет, потому что собственный пес Сэма, Бастер, крупный чистокровный ирландский сеттер, однажды спас хозяину жизнь.
С одиннадцати лет Сэм был заядлым охотником; у него это неплохо получалось, и он всегда осторожно обращался с оружием. Этой осенью сравняется восемь лет, как он охотился на фазанов, как назло, в одиночку, не считая Бастера, хотя очень редко так поступал. Впервые в жизни он забыл про предохранитель и, держа палец на спусковом крючке, споткнулся в зарослях кустарника.
Посмотрев вниз, он увидел, что большая часть его правой ноги над лодыжкой свисает на окровавленной мышце. Он сделал из куртки жгут, но кровь, пульсируя, выплескивалась из тела, и он чувствовал, как его стремительно накрывает шок. Он оказался один в чаще леса, и у него так кружилась голова, что он не мог вспомнить, в какой стороне дорога.
Он услышал лай и увидел, что его пес пробежал несколько шагов и остановился, залаял, потом пробежал еще несколько шагов, снова остановился и залаял.
Сэму показалось, будто пес зовет его, и он последовал за ним — сперва прыжками, затем опираясь на ружье в качестве костыля и, наконец, ползком через кусты, пока не оказался в дренажной трубе и не понял, что дальше ползти не может — и уж точно не сможет взобраться на холм впереди, где была собака, — а потому просто лег в неторопливо текущую воду.
Собака то исчезала за вершиной холма, то появлялась вновь. Исчезала и появлялась.
Сэм то приходил в себя, то погружался в сон, в котором ему было тепло и уютно.
Однако Бастер вывел его на дорогу — или почти вывел. Дорога была сразу за холмом, прямо перед ним, и в этот день удача все-таки улыбнулась ему, потому что два охотника проезжали мимо, заметили красивого ирландского сеттера, охотничьего пса, который бегал туда-сюда через дорогу, заглядывал в дренажную трубу и лаял, и подумали: что такое хорошее животное делает здесь в одиночестве? Охотники остановились. Собака поднялась на холм и завыла, охотники посмотрели вниз — и увидели Сэма, лежавшего без сознания в трубе.
Сэм лишился ноги ниже колена. Он выкинул собачий корм и кормил пса только лучшей вырезкой до конца его жизни.
Поэтому Ладлоу знал, что Сэм его поймет. Но то, что он услышал, сразу ему не понравилось.
— Итак, — сказал Сэм, — ты не сможешь доказать попытку ограбления, есть только твое слово против их, а значит, мы имеем случай жестокого обращения с животными и, быть может, неосторожное обращение с огнестрельным оружием. В данном штате это преступления класса D. Проступки.
— Проступки? Боже правый.
— Именно. Хуже того, мне не хочется тебя огорчать, но, по правде говоря, я даже не уверен, что удастся возбудить дело.
— Почему?
— Сперва давай предположим, что твоему парню исполнилось восемнадцать. В противном случае это задача для суда по делам несовершеннолетних, а они ограничатся тем, что шлепнут его по заднице, и это не будет стоить потраченного времени. Но предположим, что ему есть восемнадцать. Подобное преступление будет рассматриваться в окружном суде по статье семнадцать раздела тысяча тридцать один, жестокое обращение с животными. Она влечет за собой штраф в размере ста долларов, хотя в теории обвинитель может запросить больше. В теории, потому что большинство обвинителей удовлетворятся сотней баксов и небольшим тюремным сроком. По закону самое длительное тюремное заключение за жестокое обращение с животными — триста шестьдесят четыре дня. На практике ни один обвинитель, если только он в своем уме, не запросит больше тридцати. И ему повезет, если назначат десять.
— Десять дней. И сто долларов.
— Именно, — кивнул Сэм. — Сам понимаешь, к чему я веду. Эв, даже чертова повестка с вызовом в суд обойдется штату дороже сотни, не говоря уже о том, чтобы притащить его несчастную задницу на заседание. Господь свидетель, мне очень жаль, но немногие обвинители согласятся возиться с подобным делом. Если только речь не идет о рецидивисте или целом стаде убитых или покалеченных животных. Понимаешь, Эв, мы говорим о собственности. По закону животное — всего лишь собственность. Не только в Мэне, почти в каждом чертовом штате этой страны. И как по-твоему, какова была рыночная стоимость старины Рэда? Почем нынче старые верные псы-полукровки?
Ладлоу попытался разжать руки, стиснувшие кресло. Он
