— Существуют две книги Иакова. Первая, несколько частей которой дошли до нас, называется протоевангелием. Она очень близка текстуально к Евангелиям от Матфея и Луки. Подозреваю, отцы ранних лет нашей церкви, составлявшие Новый Завет, отвергли его лишь потому, что в нем содержалось мало информации, если не считать поразительного незнания автором палестинской географии и иудейских обычаев. Больше всего этот текст походил на сочинение кого-то, кто сам не только не видел того, о чем рассказывал, но даже не имел доступа к достоверным преданиям. Это не то, что вы дали мне для перевода.
Лэнг молча ждал, стараясь не выказывать нетерпения.
— Вторая — та, которую вы привезли, — известна как Апокриф Иакова и передает состоявшийся после Воскресения разговор между Нашим Господом, Иаковом и Петром. Он тоже существует в нескольких фрагментах и на разных языках. Поскольку по меньшей мере первая часть, как принято считать, написана Иаковом, оригинал, вероятно, был написан на арамейском, а позднее переведен на греческий. Возможно, между ними существовала иудейская версия. Ваша — первая полная копия, вероятно, единственный экземпляр, где сохранились строки, отсутствующие в других. Я взял на себя решимость… смелость отметить их для вас. — Он протянул Лэнгу сколотые листки бумаги. — Боюсь, из-за содержания этих строчек кое-кто может причинить вам серьезные неприятности.
А то я сам этого не знаю.
Герт открыла было рот, но, передумав, шагнула к двери:
— К сожалению, мы должны спешить…
Патриарх улыбнулся:
— Американцы всегда спешат. А возможно, и весь современный мир.
Лэнг сунул бумаги за пояс:
— Сколько мы вам должны за то, что вы любезно потратили свое время на перевод?
Старик удивился, скорее всего по-настоящему:
— Должны? Это я вам должен за то, что вы позволили мне ознакомиться с таким редким документом. Настолько редким, что, думаю, вскоре мы многое о нем услышим. — Он немного помолчал. — Конечно, если вы пожелаете сделать пожертвование в монастырь…
Леванто вскарабкался по лестнице и толкнул крышку люка, открывавшегося на крышу. Закрыто!
Он толкнул сильнее — снова безрезультатно.
Выругавшись вполголоса на сицилийском диалекте, он спустился вниз и обвел взглядом комнату в поисках инструмента. Конечно, прежде всего напрашивался приклад «вальтера», но колотить им по упрямой двери значило бы наверняка сбить прицел или повредить затвор.
На глаза ему попалась пара сосновых стульев с плетеными сиденьями и спинками. Быстрым движением он схватил один из них за ножку и шарахнул об пол. Стул разлетелся, ножка осталась у него в руке.
Вновь поднявшись по лестнице, он принялся колотить ножкой по упрямой дверце. Его усилия оказались вознаграждены — несколькими ударами он выбил одну доску, потом другую.
Лэнг и Герт снова пересекли монастырь в сопровождении патриарха. Хотя инстинкты подсказывали, что надо торопиться, Лэнг не мог придумать сколько-нибудь убедительную причину для этого. «Гольфстрим» должен ждать их в Анкаре, и они покинут Турцию, прежде чем инспектор Азиз поймет, что их нет в Стамбуле. В то же время Рейлли знал из жизненного опыта, что колебания не только мешают, но даже могут полностью погубить.
Все сильнее нервничая, он то и дело поглядывал на часы, но старик, не замечая этого, рассказывал о библейском сюжете, изображенном на одной из мозаик. Судя по всему, он любил обитель и с удовольствием рассказывал о ней. Герт тоже слушала его с интересом, забыв о том, что сама только что предлагала поторопиться. А Лэнгу манеры, полученные с южным воспитанием, не позволяли прервать патриарха. И никак не удавалось придумать по-настоящему уважительную причину для того, чтобы прекратить эту неспешную экскурсию, если не считать чрезвычайно верного, пусть и не слишком грамотного афоризма, родившегося, как считалось, в войсках конфедератов и гласившего, что всегда лучше смыться, если еще можно смыться.
Ножкой от стула Леванто быстро доломал дверь. Потом немного выждал, чтобы удостовериться, что поднятый им шум не привлек ненужного внимания, и только после этого вылез на крышу. Пара сложенных шезлонгов и пластмассовый столик подтвердили его догадку, что крыша была предназначена для солнечных ванн. Но это было неважно, а важно было то, что отсюда он действительно увидел то, что находилось позади вертолета. Когда пассажиры вернутся, чтобы улететь, они на короткий миг окажутся в поле его зрения. Теперь вопрос заключался в том, хватит ли у него времени, чтобы установить ружье и убедиться в том, что на вертолете везут именно того человека, который ему нужен. Успеть было трудно, но возможно.
Герт и патриарх стояли в дверном проеме; он что-то объяснял ей. Лэнг терпеливо ждал за их спинами. Пилот вертолета, увидев их, врубил стартер, и ротор начал медленно поворачиваться.
Герт завершила разговор и жестом позвала Лэнга. Лопасти вертолета слились в блестящий круг, и машина начала легонько подрагивать на колесах.
Через прицел Леванто отчетливо видел, что пассажиров действительно было двое — мужчина и женщина. Отогнав искушение получше рассмотреть женщину — высокую фигуристую блондинку, — он перевел объектив на ее спутника и усмехнулся. Никаких сомнений, это был тот самый тип с фотографий.
Он в высшей степени любезно позволил себя рассмотреть, задержавшись в двери и полуобернувшись к кому-то, кого Леванто не мог увидеть. За одну десятую секунды из этого неожиданно подаренного ему запаса времени снайпер успел повернуть колечко прицела, чтобы сделать поправку и на ветер, который здесь, на крыше, был заметно сильнее, чем в комнате, и на бурю, поднятую винтом вертолета. Потом глубоко вдохнул, выдохнул и мягко, ласково нажал на спуск.
Практически одновременно с ударом отдачи, толкнувшим Леванто прикладом «вальтера» в плечо, в прицеле мелькнуло что-то большое и расплывчатое. Не раздумывая, он передернул затвор и дослал патрон.
Лэнг так и не смог точно восстановить последовательность событий. Герт забиралась в вертолет, он шел на несколько шагов сзади. И тут послышался безошибочно распознаваемый щелчок металла о металл, потом донесся столь же узнаваемый винтовочный выстрел, и рядом с головой Лэнга, жужжа, словно голодный москит, пролетела отрикошетившая пуля. Инстинктивно — тут было не до обдумываний — он метнулся в открытую дверь вертолета и столкнулся с охранником курьера, лихорадочно расстегивавшим кобуру. Оба упали на пол, а вертолет взмыл вверх.
Лэнг неуверенно поднялся на ноги и только собрался задуматься, как у него вошло в обыкновение за последние дни, не повредил ли он что-нибудь из мышц и костей, которым никак не удавалось хоть немного побыть в покое, как голова пилота словно взорвалась, забрызгав кровью и мозгом стекло и приборную доску.
Лэнг сомневался, что случившееся когда-нибудь сотрется из его памяти, но одно врезалось в нее совершенно намертво — та спокойная уверенность, с которой второй пилот взялся одной рукой за рычаг управления, а другой стер кровь своего товарища с прозрачного щитка шлема. Пусть использование вертолета на посылках для дипломатов было пустой тратой денег налогоплательщиков, зато человек, сидевший в правом пилотском кресле, отработал свое содержание вплоть до последнего цента.
«Блэк хоук» (или, может быть, «си хоук»), слегка вибрируя, сделал вираж налево, одновременно набирая высоту. Перехватываясь руками за скобы в потолке кабины, напомнившие ему о вагонах нью-йоркского метро, Лэнг поспешно пробрался вперед.
Надеть свои наушники он не успел.
— Что?.. — крикнул он в спину пилоту.
Тот в ответ поднял руку — подожди. Лэнг решил, что он разговаривает по радио, получает инструкции из консульства.
Закончив разговор, пилот немного повернулся на своем кресле и отвел от губ микрофон:
— Сам не знаю. Кто-то сначала попал в лопасть, а потом застрелил лейтенанта. — Он указал на приборную доску, сплошь усыпанную невообразимыми циферблатами и рычажками. — Вроде бы вены, то бишь гидравлика, не затронуты, механизм перекоса работает и мы вполне можем управляться. Но на одной из лопастей здоровая щербина. Поэтому так трясет. Я попытаюсь доставить лейтенанта в ближайший госпиталь.
Лэнг посмотрел на окровавленное тело, обвисшее на ремнях в пилотском кресле, поймал себя на том, что хочет сказать, что вряд ли имеет смысл торопиться, и вовремя прикусил язык. Нет уж, лучше тихо дождаться, пока эта тарахтелка развалится на куски где-нибудь между землей и небом.
Леванто выругался второй раз за неполных полчаса. Невероятно! Его первый выстрел угодил в лопасть винта вертолета. Пока он досылал следующий патрон и вновь прицеливался, как он делал это сотни раз, ему пришло в голову, что у него остается довольно зыбкая возможность попытаться подстрелить пилота поднимающейся машины. Это ему удалось. Не просто попасть, а убить. Но вертолет не упал, лишившись управления, как он рассчитывал. Леванто не мог видеть второго пилота, но было совершенно очевидно, что кто-то перехватил управление, сведя на нет лучший, пожалуй, выстрел, который Леванто сделал за всю свою карьеру. Увы, вряд ли клиент сможет оценить его искусство.
