— И купюры оказались настоящими?
— Самыми что ни на есть, но в банке заинтересовались ими, потому что купюры были выпущены в тридцать третьем, сразу после отмены золотого стандарта, а выглядели как новенькие. — Миссис Добчик пожала плечами. — Но мне-то какое дело? Это законное платежное средство. Управляющий в нашем банке решил, что их прятали на черный день.
Кармайн пробежал глазами список из восемнадцати номеров.
— Согласен: номера идут один за другим. Редкое явление, но, увы, для меня бесполезное.
— Расследуете какое-нибудь большое и запутанное дело? — спросила миссис Добчик, провожая его до двери.
— К сожалению, нет, мэм. Очередная подделка стодолларовых купюр.
— …Итак, мы знаем, что Призраки запланировали вторую серию убийств еще до того, как приступили к первой, — объявил Кармайн заинтригованным слушателям. — Платья были приобретены в декабре 1963 года, задолго до похищения самой первой жертвы, Розиты Эсперансы. Призраки выбрали двенадцать девочек, намереваясь похищать их в течение двух лет, по одной каждые два месяца, а двенадцать платьев из «Динь-Динь» лежали и ждали дня, когда они потребуются. Кем бы ни были эти Призраки, они подчиняются не лунному циклу, как считают психиатры, поскольку похищения происходят каждые тридцать дней. Луна над ними не властна. Их цикл — солнечный: двенадцать, двенадцать и еще раз двенадцать.
— Сведения из «Динь-Динь» пригодятся? — спросил Сильвестри.
— Только когда дело дойдет до суда.
— Но сначала надо найти убийц, — напомнил Марчиано. — Как, по-твоему, Кармайн, кто эта бабушка?
— Кто-то из них.
— Но ты же говорил, что женщины не совершают серийные убийства.
— И готов повторить, Дэнни. Но мужчине предстать пожилой дамой гораздо проще, чем молодой: никто не обратит внимания на грубоватую кожу и морщины.
— Реквизит блестящий, — сухо заметил Сильвестри. — Соболья шуба, шофер и лимузин. Может, попробуем поискать машину?
— Завтра отправлю Кори на поиски, Джон, но без особой надежды. Насколько я понимаю, шофер — второй Призрак. Забавно получилось: миссис Добчик запомнила внешность бабушки до последней детали, вплоть до бифокальных очков, а от образа шофера в памяти у нее остались лишь черный костюм, фуражка и кожаные перчатки.
— Напротив, все логично, — возразил Патрик. — Твоя миссис Добчик торгует одеждой, ежедневно сталкивается с богатыми женщинами, а с работающими мужчинами — гораздо реже. Поэтому она и запоминает в первую очередь женщин, разбирается в мехах, наперечет знает французские марки сумочек и туфель. Ручаюсь, старушенция ни на секунду не сняла свои лайковые перчатки, даже когда вертела пачкой сотенных перед носом у продавцов.
— Ты прав, Патси. Деньги она отсчитывала в перчатках.
Сильвестри хмыкнул.
— Значит, к убийцам мы не приблизились ни на шаг.
— В целом — да, Джон, и все-таки это уже шаг вперед. Поскольку Призраки не оставляли улик, мы искали иголку в стоге сена. Сколько жителей в Коннектикуте — три миллиона? Для штата он невелик — ни одного крупного города, десяток средних, сотня мелких. Вот он, наш стог сена. Но я еще в самом начале расследования понял, что эту иголку можно искать разными способами. Даже если сейчас платья из «Динь-Динь» выглядят тупиком, это обманчивое впечатление. На самом деле платья — еще один гвоздь в крышке гроба, очередная улика. Она говорит прежде всего о том, что Призраки подпустили нас поближе.
Кармайн подался вперед, увлеченный идеей.
— Во-первых, убийца уже не один — их двое. Во-вторых, они близки, как братья. Не знаю, какой цвет кожи они предпочитают, но у них есть общее пристрастие — лицо. Не что-нибудь, а именно лицо. Такие лица у чистокровных белых не встретишь, у чернокожих девочек они встречаются редко. Призраки работают как слаженная команда в истинном смысле слова: у каждого свой круг задач, своя сфера компетенции. Мысль о насилии заводит их, но для этого жертва должна быть девственна: вертихвостки их не прельщают. Подозреваю, что убийство совершает Призрак, занимающий подчиненное положение. Он же заметает следы. Головы они хранят только ради лиц, а это значит одно: вместе с Призраками мы найдем и головы всех похищенных, начиная с Розиты Эсперансы. Пока полиция не знала о действиях Призраков, они похищали девочек средь бела дня, но, начиная с Франсины Мюррей, они струсили. Сдается мне, что они стали орудовать из-за полиции, а не потому, что сознательно выбрали новый метод. Ночные похищения менее рискованны, вот и все.
Патрик прищурился, словно разглядывал нечто микроскопическое.
— Лицо… — произнес он. — Впервые слышу, что ты сбрасываешь со счетов остальные критерии. С чего ты взял, что дело именно в лице? Почему не в цвете кожи, вероисповедании, расовой принадлежности, росте, невинности, наконец?
— Патси, ты же знаешь, сколько я размышлял над всеми этими критериями — вместе взятыми и каждым отдельно, и наконец выбрал лицо. До меня вдруг дошло, пока я вел машину. — Он ударил кулаком по своей ладони. — Подсказала Маргаретта Бьюли. Черная жемчужина после десятка кремовых. Что объединяет ее с остальными девочками? Ответ прост: лицо. И ничего, кроме лица. Оно ничем не отличается от остальных лиц.
— А невинность? — вставил Марчиано. — Еще одно сходство.
— Да, само собой разумеющееся. Но отнюдь не невинность побудила нашу парочку похищать тщательно выбранных девочек, а лицо. Призраков не интересуют девочки с иной внешностью, будь они хоть трижды девственницы. — Он умолк и нахмурился.
— Продолжай, Кармайн, — заинтересовался Сильвестри.
— Призраки, а может, кто-то один из них, знают человека с точно таким же лицом. Этого человека они ненавидят больше, чем все человечество, вместе взятое.
Он уронил голову в ладони и взъерошил волосы.
— Так один или оба? Доминирующий — это точно, а подчиняющемуся, возможно, просто предложили поучаствовать в захватывающем приключении — он слуга, он ненавидит того же, кого и доминирующий Призрак. Патси, когда ты сказал мне, что к груди Призраки равнодушны, заполнился еще один пробел в неизвестности. Плоская грудь, выщипанная растительность… И то и другое должно указывать, что обладательница злополучного лица еще не достигла половой зрелости. Но почему они тогда не похищают девочек помладше? Значит, девушку с таким лицом один из Призраков знал с детства и до ранней юности. И ненавидел скорее как женщину, нежели как ребенка. Над этой загадкой я бьюсь до сих пор.
Сильвестри в запале выплюнул сигару.
— Кармайн, похищенных из второй дюжины они даже превратили в детей. Вспомни детские платья!
— Если мы поймем, чьим было это лицо, то узнаем, кто такие Призраки. Всю обратную дорогу из Уайт-Плейнс я мысленно возвращался в дома «хагистов», искал это лицо на фотографиях, но его нигде нет.
— Ты по-прежнему убежден в причастности Хага? — спросил Марчиано.
— Один из убийц определенно «хагист». Второй — нет. Именно он выслеживает жертвы, некоторые похищения он совершил самостоятельно. Но без «хагиста» в этом деле не обошлось, Дэнни. Да, ты можешь возразить, что трупы было проще простого подбросить в холодильник вивария медицинской школы, но где, кроме как в Хаге, можно перетащить из багажника машины в холодильник от двух до десяти увесистых пакетов и остаться незамеченным? Если перевезти меньше пакетов за одну поездку, понадобится больше ездок. Возле медицинской школы днем и ночью клубится народ, а стоянка у Хага огорожена, там замок с карточкой-ключом и в пять часов утра обычно безлюдно. Я заметил, что у задней стены Хага оставляют на цепи вместительную магазинную тележку — в ней ученые перевозят свои книги и бумаги. Я не хочу сказать, что Призраки не могли воспользоваться другими холодильниками — просто думаю, что холодильник Хага наиболее доступен.
— Доступный — значит, предпочтительный, — сказал Сильвестри. — Остановимся на Хаге.
— Молись, чтобы это оказалась не Дездемона, Кармайн, — посоветовал Патрик.
— О, я абсолютно уверен: это не Дездемона.
— Та-ак! — насторожился Патрик. — Ты кого-то подозреваешь!
Кармайн тяжело вздохнул.
— Никого я не подозреваю, и это меня беспокоит сильнее всего. Я ведь должен подозревать хоть кого-нибудь. Меня не покидает ощущение, что я упускаю то, что происходит у меня прямо под носом. Во сне все видится кристально ясно, а проснусь — и все исчезает. Остается шевелить мозгами.
— Поговори с Элизой Смит, — посоветовала Дездемона, положив голову на плечо Кармайна; на следующий день после удачного побега она переселилась к нему. — Знаю, ты скрываешь от меня что-то важное, но, по-моему, ты считаешь, что Призрак — «хагист». Элиза в курсе дел Хага, и хотя она никогда не сует нос куда не следует, ей известно то, о чем другие не подозревают. Профессор иногда советуется с ней, особенно в случае неприятностей с персоналом, — у Тамары истерики, у Уолта Полоновски очередные заскоки, не говоря уже о Курте Шиллере. Элиза специализировалась по психологии, а диссертацию защищала в Чаббе. Я не поклонница психологов, но профессор с большим уважением относится к мнению Элизы. Поезжай к ней и поговори.
