– Вы адвокат? – спросила Мэри-Бет с большим подозрением. Оскар и к этому уже привык.
– Да, мэм. Врач – за перегородкой. Вы должны сначала заполнить кое-какие бумаги. – Он передал ей бланки анкеты, составленной так, чтобы было понятно любому дураку. – Если возникнут вопросы, я с удовольствием помогу.
Мэри– Бет и Нора уселись на складные стулья. Нора тяжело рухнула на свой, она уже начала потеть. Через несколько минут сестры окончательно запутались в вопросах анкеты, однако все было тихо, пока дверь не открылась снова и на пороге не появилась еще одна тучная женщина. Она моментально засекла Нору, а та, повернув голову, уставилась на нее как баран на новые ворота: две толстухи, застигнутые на месте «преступления».
– Входите, – сказал Оскар с приветливой улыбкой, напоминавшей улыбку торговца автомобилями. Уговорив новую клиентку подойти к столу, он сунул ей в руку анкеты и проводил в другой конец комнаты. Что-то между двумястами пятьюдесятью и двумястами семьюдесятью пятью, отметил он про себя.
Каждый тест стоил тысячу долларов. Клиенткой «Тощего Бена» становилась одна из примерно десяти посетительниц. В среднем сумма компенсации составляла от ста пятидесяти до двухсот тысяч долларов. Они скребли по сусекам, потому что восемьдесят процентов дел перехватили раньше другие адвокатские конторы по всей стране. Но и объедки кое-чего стоили. Не дилофт, конечно, однако тоже может принести миллионы.
Заполнив анкету, Нора с трудом встала. Оскар принял бумаги, проверил, переспросил, действительно ли она принимала именно это средство, потом расписался внизу.
– Сюда, мэм, вас ждет врач.
Нора с трудом протиснулась через широкий зазор за ширму. Мэри-Бет осталась поговорить с адвокатом.
Лайван представился Норе, но она не поняла ни слова. Он тоже ее не понимал, но, измерив давление, сокрушенно покачал головой: сто восемьдесят на сто сорок. И пульс убийственный – сто тридцать ударов в минуту. Он указал на промышленные весы, и она нехотя встала на них. Триста восемьдесят восемь фунтов. Сорок четыре года. При таких данных ей, можно считать, повезет, если удастся дожить до пятидесяти.
Открыв боковую дверцу, Лайван провел толстуху в пристыкованный к ней микроавтобус.
– Тест проводится здесь, – сказал он.
Внутри передвижной амбулатории ожидали два лаборанта в белых халатах – мужчина и женщина.
– Это что? – испуганно спросила Нора, указывая пальцем на ближайший аппарат.
– Эхокардиограф, – пояснил мужчина, выговор которого она, слава Богу, понимала.
– Мы сделаем эхокардиограмму груди и получим цифровое изображение вашего сердца и сосудов. Это займет всего десять минут, – добавила женщина.
– И совершенно безболезненно, – заверил мужчина.
Закрыв глаза, Нора стала молиться, чтобы не умереть.
Дело «Тощего Бена» было столь доходным потому, что не требовало сложных исследований. Со временем препарат, мало помогавший снижению веса, способствовал, причем неуклонно, истончению стенки аорты, что грозило аневризмой, или развитию недостаточности митрального клапана. Достаточно было обнаружить хотя бы двадцатипроцентное отклонение от нормы, и пациент автоматически получал право присоединиться к иску.
Доктор Лайван изучил эхограмму, пока Нора продолжала молиться с закрытыми глазами, взглянул на лаборантов, поднял вверх большой палец: двадцать два процента! – и вышел в переднюю часть помещения, где Оскар, шурша бумагами, обслуживал набившихся в комнату предполагаемых клиентов. Малруни вернулся с врачом в задний отсек, где уже сидела Нора, бледная и судорожно глотавшая апельсиновый сок, и чуть было не выпалил: «Поздравляю, мисс Тэккет, ваша аорта достаточно ослаблена», но поздравлять в данном случае было уместно лишь адвокатов. Позвали Мэри-Бет, и Оскар объяснил сестрам юридическую процедуру, акцентируя лишь выигрышные моменты.
Эхокардиограмма будет изучена высококвалифицированным кардиологом, чье заключение передадут координатору-регистратору коллективного иска. Шкала компенсаций уже утверждена судьей.
– Сколько? – спросила Мэри-Бет, которую, похоже, деньги занимали куда больше, чем здоровье сестры. Нора снова молча молилась.
– Исходя из возраста Норы, где-то в районе ста тысяч долларов, – ответил Оскар, опуская пока тот факт, что тридцать процентов этой суммы отойдет адвокатской конторе Дж. Клея Картера-второго.
Нора, внезапно очнувшись, воскликнула:
– Сто тысяч?!
– Да, мэм. – Как хирург перед операцией, Оскар научился на всякий случай несколько занижать шансы на успех. Если клиенты будут ожидать меньшего, а получат больше, шок от суммы адвокатского гонорара окажется не таким страшным.
Нора уже думала о новом, вдвое более широком трейлере и новой спутниковой тарелке. Мэри-Бет – о полном багажнике суперэффективных таблеток для быстрого похудания.
– Когда мы получим деньги? – спросила она.
– Мы? – удивилась Нора.
– Не позже чем через два месяца, – заверил Оскар, выпроваживая сестер на улицу через боковую дверь.
К сожалению, расширение аорты у следующих семнадцати пациентов было недостаточным, и Оскару захотелось выпить. Но номер девятнадцатый оказался золотой прожилкой в массе руды – молодой человек, весивший пятьсот пятнадцать фунтов. Эхокардиограмма – пальчики оближешь: сорок процентов! Он принимал «Тощего Бена» два года. Поскольку ему было всего двадцать шесть лет и, по крайней мере согласно статистике, он способен был прожить еще тридцать один год с больным сердцем, его компенсация могла составить минимум пятьсот тысяч. Во второй половине дня произошел неприятный инцидент. Здоровенная молодая тетка взбесилась, когда доктор Лайван сообщил ей, что сердце у нее совершенно здоровое. Никаких отклонений от нормы. Тетка уже успела в городе – между прочим, в салоне красоты – услышать, что Норе Тэккет привалило сто тысяч. Хотя и весила меньше Норы, она тоже пила «Тощего Бена» и желала получить такую же компенсацию.
– Мне нужны деньги, – настаивала она.
– Простите, ничем не могу помочь, – твердил в ответ доктор Лайван.
Позвали адвоката. Молодая дама кричала все громче, ее манеры становились все вульгарнее, и, чтобы избавиться от нее, Оскар пообещал, что их кардиолог в виде исключения изучит и ее эхокардиограмму.
– Мы проведем повторное клиническое исследование и представим его на экспертизу вашингтонскому консилиуму, – сказал он так, словно понимал, что плетет. Это немного успокоило тетку и позволило выпроводить ее.
«Что я делаю?!» – не переставал спрашивать себя Оскар. Он сомневался, что кто-нибудь из жителей Ларкина когда-либо учился в Йеле, но все равно было не по себе. Если бы стало известно, чем он занимается, ему конец. «Деньги, думай только о деньгах», – убеждал он себя.
В Ларкине они обследовали сорок одного потребителя «Тощего Бена». Клиентами стали трое. Оскар оформил нужные бумаги и покинул город с приятной перспективой получить двести тысяч гонорара. Неплохая поездка. Он сел в свой «БМВ» и помчался прямо в округ Колумбия. Маршрут следующего тайного набега на глубинку пролегал по Западной Виргинии. А всего на следующий месяц их было запланировано двенадцать.
Просто делай деньги. Это рэкет. К профессии адвоката никакого отношения не имеет. Найти, завлечь, выколотить компенсации, схватить деньги – и бежать.
Первого мая Рекс Гриттл покинул бухгалтерскую фирму, где прослужил одиннадцать лет, и, поднявшись на один этаж, присоединился к адвокатской конторе Дж. Клея Картера-второго в качестве финансового директора. От перспективы более чем солидного увеличения жалованья и щедрых премий он, разумеется, не мог отказаться. Адвокатская контора работала очень успешно, но разрасталась так стремительно и хаотично, что порой казалось невозможным контролировать ее деятельность. Клей предоставил Гриттлу широкие полномочия и выделил кабинет напротив своего.
Радуясь собственному высокому окладу, Гриттл был недоволен окладами остальных. По его мнению, которое он до поры держал при себе, большинству служащих переплачивали. В фирме теперь насчитывалось четырнадцать адвокатов, каждый из которых получал не менее двухсот тысяч в год, двадцать один параюрист с жалованьем семьдесят пять тысяч долларов, двадцать шесть секретарей, имевших по пятьдесят тысяч (исключение составляла мисс Глик, ей положили шестьдесят), около дюжины разного рода референтов, зарабатывавших в среднем по двадцать тысяч, и четыре посыльных, получавших по пятнадцать тысяч. В общей сложности семьдесят семь человек, не считая Гриттла и самого Клея. Вместе с премиальными годичные выплаты сотрудникам равнялись восьми целым и четырем десятым миллиона и росли чуть ли не с каждой неделей.
Арендная плата составляла семьдесят две тысячи в месяц. Производственные расходы – обслуживание компьютеров, оплата телефонов, коммунальные услуги, список был весьма длинным – обходились каждый месяц примерно в сорок тысяч. Больше всего денег впустую выбрасывалось на «гольфстрим», но Клей без него жить не мог. Ежемесячные выплаты по кредиту сжирали триста тысяч, содержание пилотов, техническое обслуживание и аренда ангара – еще тридцать. Доходы от сдачи самолета внаем пока еще только ожидались, и одной из причин задержки было то, что Клею просто не хотелось пускать чужих в свой самолет.
