— Они что, проследили за ними?
— Скорее всего. Но девочкам они сказали, что повздорили с какими-то местными хулиганами и теперь спасаются бегством. Спросили, где можно спрятаться.
— И пришли сюда?
— Да, — кивнул Уильямс. — Виктория говорила, что они тогда их еще не боялись. В пабе все вели себя пристойно, разговаривали вежливо. Она знала, что из парка можно перебежать в Софийский сад по пешеходному мосту через реку. Вот они сюда и полезли, прямо через стену. Мальчики подсаживали девочек.
Мы с Джосбери посмотрели туда, куда указывал Уильямс. В тумане каменный барьер по периметру парка сузился до темной нитки.
— А потом что-то пошло не так, — сказал Джосбери.
— Виктория говорила, что мальчики увязались за ними. Она скоро поняла, что те замышляют недоброе. На глаза они им не попадались, но хихикали и перешептывались. Виктория потом рассказывала, что испугалась за сестру, схватила ее за руку и бросилась наутек.
— Думала их обогнать? — спросил Джосбери, на глаз оценивая расстояние между входом в парк и пешеходным мостом.
— Дохлый номер, конечно, — с сожалением сказал Уильямс. — На каблуках, навеселе… Кэти упала, выпустила ее руку — и все.
— Это здесь произошло? — спросил Джосбери, снова глядя на плоский, будто бы алтарный, камень.
— Они их вот сюда швырнули, по бокам. Чтобы в течение всего процесса они смотрели друг на друга.
Он подошел ближе. Камень покоился на пригорке, по обе стороны к нему вели лесенки из камней поменьше.
— Вики положили вот здесь и, приставив нож к горлу, изнасиловали. Она говорила, что больше десяти раз. После двенадцати сбилась со счету. И все это время она видела, как с ее сестрой делают то же самое.
Я отвернулась и сфокусировала взгляд на деревьях.
— А страшнее всего то, что город был совсем близко. Она видела огни, слышала машины, даже чьи-то разговоры, и никто им не помог. Она говорила, что никогда не чувствовала себя такой беззащитной.
— Что-то ты притихла, Лэйси, — заметил Джосбери.
— История, знаешь ли, не из веселых, — ответила я, заставив себя на него посмотреть.
— Да уж, — сказал Уильямс, вытирая нос. — Не из веселых.
— А как они убежали? — спросил Джосбери. — Парни устали и отпустили их?
— Нет, они бросили их в реку.
Джосбери застыл как громом пораженный.
— Что?!
— Раздели, отнесли голых на берег и бросили в воду. — Уильямс кивнул в сторону Таффа. — Думаю, хотели избавиться от улик. Они же осторожные были, все в презервативах. А перед тем как бросить Вики в речку, заставили ее притронуться к упаковке. Чтобы все подумали, будто она их покупала.
— И вот они выплыли… А что дальше?
— А что дальше? Оделись и поехали в полицию. Мое дежурство как раз было… Знаете, я тут до костей продрог. Чайку не желаете?
В кафетерии при полицейском управлении Кардиффа было многолюдно — обеденный перерыв, — но Уильямс сумел отыскать нам столик.
— Итак, что же было дальше? После того как они пришли к вам?
— Я делал все по уставу, потому что сразу понял: дело пахнет керосином. Девочек развели в разные комнаты, стали ждать врача. Сейчас у нас есть команда энтузиастов, которых специально учили расследовать преступления на сексуальной почве, а тогда мы просто делали все, что было в наших силах.
— А что парни?
— Девочки знали, где они остановились, и я выслал пару машин. Через полчаса приехали, я всех арестовал. Тут-то все и пошло наперекосяк.
— А именно?
— С ними приехал тренер, начал тут перья распускать. Он сам такой, знаете, типичный выпускник частной школы. Сказал, чтобы мальчики ничего не говорили, пока каждому не найдут адвоката. На часах, между тем, почти два. Сами понимаете, как легко в такое время найти пять адвокатов. А пацаны еще и несовершеннолетние.
— Могу себе представить.
— Приехала приемная мать девочек, закатила истерику. Потом еще и собесовцы влезли.
— А как девочки держались?
— Виктория — нормально, — сказал Уильямс, глядя на меня. — Она вообще была сильная девушка. А Кэти, конечно, совсем расклеилась, все время плакала и просилась домой.
Чтобы унять дрожь в руках, я крепко вцепилась в свою кружку.
— Потом врач отказался осматривать Кэти. Сказал, что ею должен заняться педиатр.
Джосбери понимающе усмехнулся.
— А где мы возьмем педиатра среди ночи? — Уильямс скорбно скривился, и, по-моему, не только из-за приступа насморка.
— И вы, значит, отпустили их домой, так и не обследовав Кэти? — спросила я.
Уильямс примирительно поднял руку.
— Дорогая моя, я понимаю, что допустил ошибку. Но они все — две дамочки из собеса, приемная мать, сама девчонка — умоляли отпустить ее. Тут еще папаши начали съезжаться. Такая мясорубка началась… Но я их не отпускал. Не мне было решать.
— Хорошо, но Викторию-то врач осмотрел?
— Да. Следов спермы на ней не нашли.
— Они же были в презервативах, — сказала я. — Откуда ей взяться?
— Да, — кивнул Уильямс. — А если что-то, извините за выражение, и пролилось, так река все подмыла. Осмотр показал мелкие порезы и синяки, но такое бывает и при добровольном соитии.
— Иными словами, их слово против слова мальчиков, — сказал Джосбери.
— Как только рассвело, мы отправились в парк. Нашли упаковку из-под презервативов с отпечатками Виктории. По номеру партии определили, что куплены они были в женском туалете в том самом пабе.
— А когда вы отпустили парней? — спросил Джосбери.
Уильямс устало потер глаза.
— Разбирательство шло уже почти сутки. Родители позвали каких-то серьезных адвокатов, альтернатива была такая: или мы их отпускаем, или выдвигаем официальные обвинения.
— А чего хотели девочки? — спросила я.
— На Кэти, бедняжке, лица не было. Психолог сказал, что она может ничего не говорить, если не хочет. А Виктория хотела, чтобы мы возбудили дело. Оно и ясно: ребята были, честно говоря, мерзейшие. Мы таких постоянно видим. Думают, если у родителей денег куры не клюют, им все дозволено.
— Но потом Виктория передумала.
— Да. Вот об этом мне и сейчас вспоминать стыдно. Адвокаты просили ее о встрече, и она наконец согласилась. Я там тоже присутствовал, с адвокатом от государства. Чтобы не держали нас за хлюпиков, так сказать.
— И?
— Разговор был короткий, деловой. Они сказали, что только ей из всех присутствовавших было больше шестнадцати, а секс с несовершеннолетними — любого пола — является уголовно наказуемым деянием. И поставили ультиматум: если она заберет свое заявление, они не заявят на нее.
— Они грозились обвинить ее в изнасиловании?! — Джосбери не поверил своим ушам.
Уильямс наклонил голову.
— И что, им это сошло бы с рук?
— Кто его знает. На упаковке из-под презервативов были ее отпечатки. Закон формально был на их стороне. Если секс произошел по обоюдному согласию, Виктория нарушила закон. А они сказали, что не постесняются обсудить ее личную жизнь в суде. Как я уже говорил, девочка была не ангел, и к шестнадцати годам там уже было что обсуждать.
— Значит, вы позволили им угрожать несовершеннолетней жертве изнасилования и требовать, чтобы та забрала заявление?
— Встреча на этом закончилась. Но все и так уже было ясно. Виктория поняла, что не добьется справедливости, и не хотела таскать сестру по судам.
Уильямс проводил нас к выходу, и мы поблагодарили его за содержательную беседу.
— Когда вы последний раз видели Викторию? — спросил Джосбери.
— Да в тот самый день и видел. Кэти я потом еще пару раз встречал, она сама стала оторвой будь здоров, а вот с Викторией больше не доводилось. Поначалу, когда она только пропала, мы ее искали — она же машину угнала.
Оторвавшись от созерцания величественных белоснежных построек, я посмотрела на Уильямса и задала последний вопрос:
— А как вам кажется, сержант Уильямс, девочки говорили правду?
Он даже не отвел глаз.
— Я в этом никогда не сомневался.
— За двадцать лет у Элис тридцать два ребенка жили. Она постоянно всем рассказывала.
Пятидесятилетней Мафанви Томас, когда-то жившей по соседству с сестрами Луэлин и их временными приемными родителями, до сих пор хватало тщеславия носить вещи в обтяжку и закрашивать седину краской из ближайшего супермаркета. Меня она оценила, как только мы поднялись на крыльцо:
— Господи, милочка, ты будто на войне побывала!
После этого Мафанви переключила все внимание на Джосбери.
— Вы помните сестер Луэлин? — спросила я.
Угрюмо покосившись в мою сторону, она опять взглянула на Джосбери с нескрываемым вожделением. Когда он согласился угоститься ее печеньем, бойкая бабенка вконец разомлела.
