Шок, парализовавший всех в первый момент, сменился взрывом негодования, и мы кинулись вперед, чтобы остановить Джозефа. Как ни странно, первым к нему подскочил Прабакер, и хотя Джозеф был гораздо крупнее его, он налетел на пьяного и оттолкнул его. Палку у Джозефа отняли, повалили его и прижали к земле. Он дергался и сопротивлялся, с губ его слетали проклятия и ругательства. Несколько женщин приблизились к его жене, причитая, как на похоронах. Покрыв обнаженную желтым шелковым сари, они подняли ее и унесли.
Толпа была готова линчевать Джозефа, но Казим Али сразу же взял дело в свои руки. Он велел людям разойтись или посторониться, а мужчинам, скрутившим Джозефа, приказал так и держать его на земле. Его следующий приказ поверг меня в изумление. Я думал, что он вызовет полицию или по крайней мере велит увести Джозефа и запереть, он же спросил, что именно Джозеф пил, и распорядился принести две бутылки того же самого напитка, а также чаррас и чиллум. Джонни Сигару он велел приготовить чиллум для курения. Когда две бутылки неочищенного самогона, называвшегося дару, были принесены, Казим приказал Прабакеру и Джитендре насильно напоить Джозефа.
Несколько крепких парней окружили Джозефа и протянули ему одну из бутылок. Сначала он смотрел на них с подозрением, затем схватил бутылку и с жадностью сделал большой глоток. Парни поощрительно похлопали его по спине и предложили продолжить. Он выпил еще немного и оттолкнул бутылку, сказав, что ему достаточно. Уговоры молодых людей стали более настойчивыми. Они со смехом поднесли бутылку к его рту и силой заставили выпить еще. Джонни раскурил чиллум и передал его Джозефу. Минут двадцать тот попеременно затягивался дымом и пил, пока голова его не упала на грудь, а сам он не растянулся хладным трупом прямо в грязи.
Понаблюдав за храпящим, люди стали расходиться по домам. Но молодым людям Казим Али велел оставаться возле Джозефа и не спускать с него глаз. Затем он на полчаса удалился, чтобы прочитать утреннюю молитву. Вернувшись, он потребовал чай и воду. Среди тех, кто следил за Джозефом, были Джонни Сигар, Ананд, Рафик, Прабакер и Джитендра, а также дюжий молодой рыбак по имени Виджай и худощавый, но сильный парень, работавший грузчиком, которого из-за его блестящей смуглой кожи прозвали Андхкара, что значит «Темнота». Они сидели и беседовали, пока солнце не достигло зенита, окутав всех удущающей влажной жарой.
Я хотел было уйти, но Казим Али попросил меня остаться, и я сел на веранде ближайшего дома под навесом. Сунита, четырехлетняя дочурка Виджая, принесла мне стакан воды, хотя я ее об этом не просил. Я с благодарностью выпил тепловатую воду.
– Цангли мулги, цангли мулги, – сказал я ей на маратхи. – Хорошая девочка, хорошая девочка.
Сунита была в восторге оттого, что я ее похвалил, и уставилась на меня с неистовой полуулыбкой-полугримасой. На ней было алое платье с крупной надписью на английском МОИ ЩЕКАСТЫЕ ФИЗИОНОМИИ поперек груди. Я обратил внимание на то, что платье было мало ей и порвано, и сделал мысленную зарубку на память, что надо купить ей и другим детям что-нибудь на барахолке, прозванной «Ателье мод» и занимавшейся распродажей дешевой одежды. Подобные зарубки я делал ежедневно, встречаясь со смышлеными и жизнерадостными поселковыми детишками. Взяв у меня пустой стакан, она потопала домой, твердо ступая своими миниатюрными босыми ножками, на которых позвякивали в такт ходьбе браслеты бубенчиками.
Когда молодые люди напились чая, Казим Али велел им разбудить Джозефа. Они стали грубо расталкивать его и кричать, чтобы он проснулся. Он никак не хотел этого делать, ворочался и сердито огрызался. Наконец, он открыл глаза, ошалело потряс головой и раздраженно потребовал воды.
– Пани нахин, – сказал Казим. – Никакой воды.
Парни опять заставили его пить крепкий алкоголь, шутливо, но настойчиво уговаривая его и похлопывая по спине. Раскурили еще один чиллум, все затягивались по очереди с Джозефом. Он по-прежнему требовал воды, но каждый раз получал вместо этого еще один глоток самогона. Выпив треть бутылки, он опять отключился и свалился набок, подставив лицо под палящие лучи солнца. Никто не стал прикрывать его.
Дав Джозефу поспать пять минут, Казим Али снова велел разбудить его. Джозеф негодующе рычал и бранился заплетающимся языком. Встав на четвереньки, он сделал попытку удрать в свою хижину. Тогда Казим Али вручил Джонни Сигару окровавленную бамбуковую палку и скомандовал:
– Начинайте!
Замахнувшись палкой, Джонни с громким ударом опустил ее на спину Джозефа. Тот взвыл и хотел уползти, но молодые люди заставили его вернуться в центр образованного ими круга. Джонни ударил его еще раз, Джозеф заорал, но молодые люди прикрикнули на него, велев замолчать. Джонни опять замахнулся, и Джозеф, прикрываясь от удара, заморгал глазами, пытаясь сфокусировать свой взгляд.
– Ты знаешь, что ты наделал? – рявкнул Джонни, с силой ударив Джозефа по плечу. – Говори же, пьяная морда, ты знаешь, какую ужасную вещь ты совершил?
– Перестаньте бить меня! – закричал Джозеф. – За что вы меня бьете?
– За то, что ты наделал! – ответил Джонни с очередным ударом.
– А-а-а! – вопил Джозеф. – Что я наделал? Я не сделал ничего плохого!
Виджай взял палку у Джонни и ударил Джозефа по рукам.
– Ты избил свою жену, пьяная скотина, и теперь она, возможно, умрет!
Он передал палку Джитендре, который нанес Джозефу удар по бедрам.
– Она умирает! Ты убийца! Ты убил собственную жену!
Джозеф закрывался от ударов руками, бросая взгляды по сторонам в поисках спасения. Джитендра опять поднял палку над головой.
– Ты бил жену все утро и выбросил ее обнаженной из хижины. Получай же, пьяница! Точно так же ты бил ее. Тебе это нравится, убийца?
Проблеск понимания мелькнул в затуманенном мозгу Джозефа, исказив его лицо гримасой ужаса. Джитендра отдал палку Прабакеру, и со следующим ударом Джозеф разрыдался.
– Нет! – вскричал он. – Это неправда! Я не сделал ничего плохого! О, что со мной будет? Я не хотел ее убивать. Господи боже, что со мной будет? Дайте мне воды! Воды!
– Никакой воды, – сказал Казим Али.
Наступила очередь Андхкары.
– Ты беспокоишься о себе, собака? А как насчет твоей несчастной жены? Что ты думал, когда избивал ее? И это не в первый раз, не так ли? Но теперь этому конец. Ты убил ее, и больше уже не будешь никого избивать. Ты подохнешь в тюрьме.
Палка вернулась к Джонни Сигару.
– Ты был очень храбр, когда бил свою жену, которая вдвое меньше тебя, такого бугая! Если ты такой герой, попробуй побить меня! Давай, возьми палку и пусти ее в ход против мужчины, ничтожный гунда.
– Воды… – жалобно простонал Джозеф, в слезах скорчившись на земле.
– Никакой воды, – непреклонно бросил Казим Али, и Джозеф опять потерял сознание.
Когда Джозефа растолкали в очередной раз, он пробыл на солнце уже два часа. Он кричал, чтобы ему дали воды, но получал только дару. Он хотел оттолкнуть протянутую бутылку, но жажда была слишком сильной, и он схватил бутылку трясущимися руками. Как только жидкость полилась на его воспаленный язык, Джозеф получил новый удар палкой. Он уронил бутылку; жидкость потекла из его рта по заросшему щетиной подбородку. Джонни поднял бутылку и вылил остатки пьянице на голову. Джозеф вскрикнул и опять хотел убежать на четвереньках, но его вернули. Джитендра, взяв палку, шлепнул ею Джозефа по заду. Джозеф принялся вопить, стонать и рыдать.
Казим Али, сидевший в тени на пороге одной из хижин, подозвал к себе Прабакера и распорядился, чтобы послали за друзьями и родственниками Джозефа, а также родственниками Марии, его жены. Прибывшие сменили уставших молодых людей, и начался новый круг мучений Джозефа. В течение нескольких часов его друзья, соседи и родственники по очереди поносили его и колотили той же палкой, которой он так безжалостно избил жену. Били Джозефа больно, но так, чтобы не нанести серьезных увечий. Наказание было суровым, но не выходило из границ разумного.
Я ушел в свою хижину, несколько раз возвращался, а экзекуция продолжалась. Многие обитатели трущоб, проходившие мимо, останавливались, наблюдая за этой сценой. Люди по желанию вставали в круг карателей и покидали его. Казим Али сидел на том же месте с суровым выражением, не отводя взгляда от происходящего и следя за тем, чтобы наказание вершилось непрерывно, но не было чрезмерным.
Джозеф еще дважды терял сознание. Когда, наконец, избиение прекратилось, он был сломлен. В нем не осталось ни озлобленности, ни способности сопротивляться. Он рыдал, снова и снова повторяя имя своей жены:
– Мария, Мария, Мария…
Казим Али поднялся и подошел к Джозефу. Наступил момент, ради которого и проделывалось все предыдущее. Казим кивнул Виджаю, и тот принес из ближайшей хижины теплую воду, мыло и два полотенца. Те же люди, которые избивали Джозефа, теперь вымыли его лицо, шею, руки и ноги, причесали его и дали питьевой воды. Они впервые за последние часы заговорили с ним ласково, обнимая и похлопывая по плечам. Ему объяснили, что если он раскаивается в своем поступке, то его простят и помогут ему. Все по очереди подходили к нему, чтобы он коснулся их ног. На него надели чистую рубашку и усадили, заботливо поддерживая. Казим Али присел на корточки напротив Джозефа и заглянул в его налитые кровью глаза.
