– Мы делали это, – сказал он очень тихо. – Мне стыдно признаться, но мы это делали.
– Ты это делал, – сказал Джеффри с упором на первое слово.
– Да, – согласился Файн. – Я это делал.
– Ваши сношения происходили только в комнате Дженни? – спросил Джеффри, предполагая, что только по этой причине Дотти не рискнула очистить эту комнату.
Единственное свидетельство, которое они нашли, должно было указать на Дейва Файна.
– Да, – у него дернулся кадык. – Только в ее комнате.
Мужчины снова замолчали. Файн, кажется, собирался с мыслями. Он очень умело изображал из себя беспомощную жертву. Тринадцатилетняя девочка могла бы этому поверить, но чем больше оправданий находил для себя Файн, тем сильнее Джеффри хотелось его убить.
Наконец Файн сказал:
– Дотти фотографировала. Я узнал об этом позднее.
Он невесело хохотнул.
– Она принесла снимки в церковь на следующий день и пригрозила показать их, если я не сделаю того, что она мне прикажет.
– Чего она от тебя хотела?
– Развозить журналы, – сказал он. – Я использовал для этой цели церковный фургон.
Он приложил руку ко рту.
– Господи, прости меня. Я использовал церковный фургон.
Джеффри мысленно уговаривал себя успокоиться. Ник Шелтон так разозлился, что от него, казалось, шел жар. Он не мог понять, как этот жалкий потаскун мог плакать из-за себя. Дейв Файн жалел себя больше, чем ребенка, которого изнасиловал.
– Где сейчас Дотти? – спросил Джеффри.
– Не представляю, – сказал Файн и для пущей убедительности похлопал ладонью по Библии. – Клянусь Богом.
– Когда ты видел ее в последний раз? – спросил Джеффри, зная, что не услышит правдивого ответа.
– В понедельник. У нее в доме был Марк. Они все оттуда вынесли. Покрасили стены, убрали печатный станок.
– Куда они все это перевезли?
– Не знаю, – в этот раз он, кажется, сказал правду. – Они сложили все в какой-то грузовик.
– А потом?
– Она сказала, что я должен сделать последнюю доставку, иначе она пошлет фотографии в полицейский участок.
– А что скажешь о Лэйси Паттерсон?
Джеффри не мог понять, промелькнуло ли что-то в глазах Файна.
Тот сказал:
– Понятия не имею. Дотти мне о таких вещах не рассказывала. Меня в это не посвящали. Я делал только то, что она приказывала. Чтобы защитить семью. И наши жизни.
– Когда ты забрал журналы? – спросил Джеффри.
– В ту ночь, – ответил он. – Я положил их в церковный подвал.
– Ты уже знал о встрече в Огасте?
– Нет! – ответил он и отчаянно замотал головой. – Она позвонила мне вчера вечером. Похоже, что по мобильному телефону.
– Ты сказал, что видел ее последний раз в понедельник, – напомнил Джеффри.
– Да, так и есть, – воскликнул Файн. – Вы спрашивали, когда я в последний раз видел ее, но не когда в последний раз говорил с ней.
Джеффри оставил эти слова без комментария.
– Что она сказала?
– Она сказала мне о гостинице, об условленном часе встречи с Джо, сообщила пароль.
Джеффри помолчал.
– Сказала, что она где-то рядом, следит за мной.
– Ты в это поверил? – спросил Ник. – Думаешь, она до сих пор в городе?
Файн пожал плечами.
– Она на все способна, – сказал он.
– На что, например? – спросил Джеффри.
Когда Файн не ответил, задал следующий вопрос:
– Как думаешь, что она хочет сделать с Лэйси Паттерсон?
Файн посмотрел в сторону.
– Не знаю, что она делает. Я был связан только с Дженни.
Джеффри задумчиво посмотрел на него, пытаясь понять. Файну очень хорошо удавалось оправдывать свои поступки. Возможно, он сумел бы пройти детектор лжи. Джеффри серьезно сомневался в том, что священник считает свою связь с девочкой-подростком чем-то предосудительным.
– Я знаю, что Дотти нуждается в деньгах, – сказал Файн. – Она говорила, что ей придется ждать следующих денежных поступлений.
Он заговорил громче, пытаясь защитить себя.
– Это был шантаж. У меня не было выбора.
Джеффри его слова проигнорировал. Он думал о почтовом отделении Дотти в Атланте. Дотти не знала, что им об этом стало известно. Она считала, что находится в безопасности. Возможно, у них есть шанс схватить ее, прежде чем она изнасилует еще одного ребенка или продаст Лэйси Паттерсон.
– Итак, – сказал Ник, – сегодня утром ты сложил журналы в церковный фургон и отправился в Огасту?
– У меня было дурное предчувствие, – сказал он, перебирая страницы Библии. – Кажется, я даже хотел, чтобы меня схватили. Я не мог больше жить под таким грузом.
– У Марка были такие же ощущения, – сказал Джеффри.
Файн фыркнул:
– Марк!
Он произнес это слово так, будто говорил о дьяволе.
Ник переглянулся с Джеффри.
– Знаете, почему Дженни хотела его застрелить? – спросил их Файн со слабой гримасой на лице. – Потому что он хотел делать то же самое.
– Что делать?
– Ему это очень нравилось, – сказал Файн. – У Марка не было угрызений совести по этому поводу.
– А у тебя были? – спросил Ник.
Файн этот вопрос проигнорировал.
– Ты говоришь, Марку нравилось позировать для фотографий? – спросил Джеффри и тут же вспомнил выражение боли на фотографиях Марка в найденных ими журналах.
Вряд ли такое лицо бывает у человека, которому нравится то, что он делает.
– Не просто нравилось. Он хотел это делать.
Файн постучал по столу пальцем.
– Еще немного, и он начал бы делать это с собственной сестрой. Дженни знала это. Она знала, в кого превратился Марк. Знала, что он кончит тем, что начнет жить с Лэйси.
Он фыркнул носом, словно сдерживая слезы.
– Дженни пыталась защитить Лэйси от этого животного.
– А доказательство у тебя есть? – требовательно спросил Джеффри.
– Грейс ввела его в игру с шести лет, – сказал Файн. – Еще немного, и он стал бы таким же. Дженни это знала.
– Да ты понятия не имеешь, кем стал бы Марк, – заявил Джеффри. – Если каждый подросток, которого изнасилует такой урод, как ты, повзрослев, сделается педерастом…
Файн прервал его.
– Вы не знаете Марка, шеф Толливер. Поверьте мне, он стал бы насиловать детей, как и его мать.
Файн покачал головой и злобно фыркнул:
– Он прошел обучение у мастера.
– Он сам еще ребенок, – возразил Джеффри.
Файн поднял палец, словно поймал Джеффри на противоречии.
– Он уже взрослый. Мог бы и остановиться.
– Ты тоже мог, – прорычал Ник.
Эти слова достигли цели – Файн посмотрел на Библию и сложил губы, как человек, которого несправедливо обвинили.
В комнате стало тихо. Казалось, все одновременно сделали глубокий вдох.
Пытаясь говорить спокойно, Джеффри спросил:
– Ты рассказал Дженни свою теорию насчет Марка? Поэтому она и захотела его застрелить?
Файн смотрел на Библию.
Джеффри воспринял его молчание как подтверждение.
– Что еще заставляла тебя делать Дотти?
– Только развозить журналы.
– Нет, до этого.
– Она заставляла меня приходить, когда делала фотографии, – сказал он. – Я не хотел, но она держала в руках мою жизнь.
Он вытянул вперед руки, словно в доказательство своих слов.
– Если бы эти фотографии стали достоянием общественности, они бы меня погубили. Мою жену, моих детей…
Его глаза словно заволокло слезами.
– На мне лежит ответственность.
– Ты позировал для других фотографий? – спросил Джеффри, удивляясь его глупости.
Впрочем, может, он не глуп, может, ему все это нравилось.
Файн кивнул.
– Я не хотел. Она… – он подыскивал нужное слово, – ей нравилось унижать людей. Ей это приносило удовлетворение.
– Как она тебя унижала?
– Она знала, что с мальчиками мне не нравится, но она заставляла меня вступать с ними в контакт.
– С Марком Паттерсоном?
Он кивнул и впервые застыдился.
– То, что было между мной и Дженни, было… особенным. Я знаю, вы не поймете, но между нами что-то было. Что-то нас объединяло.
Он закрыл руками глаза.
– Она была у меня первой. Я так ее любил.
Джеффри прервал его.
– Заткнись, Дейв, или – Богом клянусь – я выбью из тебя твое любовное дерьмо.
Файн поднял глаза. Казалось, он испытывает боль из-за того, что его не понимают.
– Что тебя остановило? – спросил Джеффри. – Я имею в виду – с Дженни. Отчего прекратились сексуальные отношения?
– Она меня отвергла, – ответил он, снова залившись слезами. – Сказала, что не хочет больше иметь со мной никаких отношений.
Он громко фыркнул.
– После фотографий… не знаю. Наверное, Дотти показала ей снимки…
– Доказывающие, что ты такой же, как все, – сказал Джеффри, думая, что такая женщина, как Дотти Уивер, вполне могла это сделать.
