— Вот это молодец, — пробормотал Алим.
— Однако, — метнув в его сторону хмурый взгляд, продолжал Борис, — когда в 1720 году Церковь по повелению Петра Первого поставлена была под контроль государства в лице Синода, то многочисленные ряды святых и мучеников подверглись цензуре и унификации. И Никита-бесогон стал подменяться на Никиту-мученика, который не обладал столь яростным нравом и волей к сопротивлению, а умер тихо и без лишнего шума.
Мы полагаем, что данная церковь первоначально строилась с именем именно Никиты-бесогона, так как ее целью было изгнать языческую нечисть с этого места. И борьба эта, видимо, продолжается и поныне, потому что есть записи, что и до революции 1917-го, и после люди слышали здесь звон цепей и визг. Это чисто звуковое явление, и его можно услышать довольно часто. Зрительное воплощение — окровавленный святой, гонящий кандалами беса, также был людьми замечен, но, не хочу вас обманывать, явление это чрезвычайно редкое, и надежды увидеть его мало. Итак, первое явление, которое мы можем ожидать, — звон кандалов и визг изгоняемого беса.
— А увидеть? — жадно спросила Риточка. — Неужели мы ничего сегодня не увидим?
— Второе явление, замеченное в этих местах, — черный автомобиль… — продолжал Борис тем же негромким, монотонным, но очень внятным голосом. — Говорят, это «москвич-400», который был слизан советскими конструкторами с «опель-кадетта», поэтому, если смотрели фильмы о Второй мировой войне, вы все его видели. Он появляется и двигается бесшумно, т. е. без звука мотора. Но… хочу вас предупредить… — Проводник вновь сделал артистическую паузу и обвел всех внимательными светлыми глазами. — Было заявлено об исчезновении человека, который встретился с этим автомобилем. Вы все взрослые люди и должны понимать — не нужно стараться вступить в контакт с явлением, — последнюю фразу Борис произнес, в упор глядя на Риточку.
Та слушала как завороженная. Перспектива опасности разрумянила ей щеки и заставила позабыть о неудобных туфлях.
— Прошу вас помнить о том, что город — живой организм, здесь все время что-то меняется, и, хотя большинство явлений призрачного мира индифферентны по отношению к человеку, проявление агрессии исключить нельзя. Поэтому не забывайте простые правила: держимся вместе, молчим, внимательно смотрим по сторонам и под ноги. Если что — не стесняйтесь кричать. «Отче наш», если кто знает, тоже почитать полезно. Обереги у всех есть?
Народ закивал, Риточка выпятила скудно прикрытую шелком грудь, в ложбинке которой поблескивал золотом и камнями крестик.
— Освященный? — строго спросил Борис и, удовлетворенный ответным писком, взглянул на Мири, которая подняла руку, как в школе.
— Мне, к сожалению, про оберег никто ничего не сказал.
Проводник извлек из сумки черный шелковый мешочек, распустил завязки, высыпал себе на ладонь несколько кусочков серебра и протянул Мириам:
— Выбирайте.
Ассортимент оберегов был представлен: серебряным распятием, кругляшом с дырочкой посередине, затертостью и невнятными символами похожим на старинную монетку, и фигуркой химеры. Уродец горбился, подперев голову то ли лапкой, то ли рукой, и в нем легко угадывался знакомый персонаж, восседающий на соборе Нотр-Дам в Париже.
— Химера-то тут при чем? — поинтересовалась Мири.
— Демоны, с которыми заключен договор, должны отпугивать остальных, — на полном серьезе отозвался Борис.
Мири вздохнула. Она довольно равнодушно относилась к религиозным вопросам, но распятие надевать не хотелось, потому что Христа ей всегда было по-человечески жалко; а химера показалась велика и угловата. Мири взяла с ладони Бориса кругляшок на веревочке и надела его на шею.
Убедившись, что все готовы, Проводник спустился с крыльца и шагнул на тротуар, а затем и на мостовую. Остальные в молчании последовали за ним, немного ускорив шаг, когда проходили мимо шепчущихся лип. Фонарь позади опять качнулся, и насмешливой вспышкой озарились на секунду стекла машин.
Вся компания медленно шла по улице, посреди мостовой, внимательно поглядывая по сторонам. Потом сзади донесся шум мотора, и они стали оглядываться, не желая попасть под колеса.
— Как не вовремя, — пробормотал Борис и замахал руками, разгоняя группу к краям дороги. Мири выскочила на тротуар, досадуя на какого-то полуночного идиота, который носится ночью по городу и портит такую увлекательную страшилку. Вообще-то страха она не чувствовала, но присутствовало некое напряженное ожидание, как бывает в кино, когда смотришь качественно сделанный триллер. Несмотря на ощущение собственной неуязвимости и нереальности происходящего, нервы постепенно натягиваются и внутри рождается предчувствие и даже предвкушение чего-то… Само собой не последнее место среди чувств девушки занимало любопытство: увидят ли они привидение? И если да — то будет ли оно настоящим или окажется результатом творчества Бориса со товарищи? Раздумывая над этим увлекательным вопросом, Мири прошла немного вперед, потом поняла, что шум машины удалился, так и не материализовавшись в объект, короче, полуночный ездок свернул куда-то, не доезжая до их улицы. А еще она увидела, что группа соэкскурсантов удалилась вперед, и они тесной кучкой двигаются все дальше. Скакать в потемках по тротуару, полному ямок и выбоин, не хотелось, и Мири шагнула на проезжую часть. Инстинктивно глянула направо — и замерла. По улице медленно двигалась машина. Она была старая, Мири такие в фильмах про войну видела: почти квадратный кузов и вытянутый капот с высокой решеткой радиатора. Машина ехала медленно, и в ее темных окнах не отражался свет фонарей. Автомобиль почти поравнялся с ней, когда Мириам вдруг осознала, что не слышит шума мотора. Да и темные стекла выглядели пугающе… разве в то время, после войны, у машин были тонированные стекла?
Девушка попятилась от проезжей части и очень быстро уперлась лопатками в шершавую стену здания; тротуарчики здесь узкие до невозможности, двоим не разойтись. Когда автомобиль стал замедлять ход, ее охватила самая настоящая паника. Все вопросы о том, верите ли вы в привидения и прочие явления потустороннего мира, перестали быть актуальны. В голове осталось инстинктивное желание бежать, скрыться, найти свет и людей. Мири сделала несколько шагов вперед, и автомобиль двинулся следом. Это напугало ее еще больше. Мири боялась отвести от него глаза, ей казалось, что моргни она — и произойдет что-то еще более ужасное, может быть, откроется черная дверца… Однако краем глаза она видела, что впереди начинается ограда той самой церкви, про которую рассказывал Борис: храм Никиты-мученика. Церковь стояла на углу, и одна стена продолжалась вдоль улицы, ведущей к высотке и к Яузе. Имелись в стене ворота и калитка, но по ночному времени все было заперто наглухо, а кроме того, именно по этой улице все еще двигался пугавший ее до полуобморочного состояния автомобиль. Вторая стена уходила вверх по узкому горбатому переулочку, и там, выше по переулку, послышались ей некие звуки: звяканье задвижки и скрип открываемой двери.
Не помня себя от ужаса, Мири рванулась вверх по кривой улочке, и вот в беленой стене открытая дверца… за ней нет света, просто темный провал, но кто-то высокий, одетый в темное, высунулся и машет ей, и Мири бежит из последних сил, не разрешая себе оглянуться, и слышит шепот:
— Скорее, скорее, сюда…
— Если узнаю, что все подстроено, удавлю вас, Борис, своими руками, — выдохнула Мири, влетая в калитку. Привратник хмыкнул. Мири остановилась, с трудом переводя дух и удивленно оглядываясь. Она оказалась не во дворе, где волей-неволей были бы видны белый храм, и стены, и, может быть, свет в окнах надворных построек. Нет, это явно было какое-то помещение, чертовски темное и, после прохладной улицы, неприятно душное. Привратник, которого она не могла разглядеть, велел шепотом:
— По тоннелю иди, он выведет.
— По какому тоннелю?
— А какой найдется, по тому и иди. Здесь один, а рядом другой. Тоннели, они замечательные, особенно если их знающие люди строили. Прокладывают-то их во тьме, а во тьме нет расстояний. И еще много чего нет. Вот и получается, что начинается тоннель в одном месте, а ведет в другое или еще дальше.
Мири слушала эти странные речи, не двигаясь с места. Ей совершенно не хотелось идти невесть куда, да еще по тоннелю. Она надеялась переждать за монастырской стеной несколько минут, пока не рассеется морок и не пропадет с улицы черный автомобиль, и тогда зазвучат на улице голоса приятелей и все станет как прежде…
Но привратник, произнося странную свою речь о тоннелях, все возился с замком, и вдруг Мири услышала, как кто-то толкнулся в калитку с той стороны.
— Уходи, уходи скорее, — зашептал привратник, наваливаясь плечом на дверь. — Мне долго не удержать.
