– Здравствуйте. Вот карточка мисс Мартинес.
– Спасибо, Бетти, спасибо, да, да… Но скажите-ка, у вас имеется официальный ордер?
Ну вот, здрасьте!
– Нет, мне просто нужна информация, ничего официального.
– Так-то оно так, но я не знаю, могу ли я вам сообщить данные об одной из наших служащих, если у вас нет ордера. Это частные сведения, понимаете, месье.
Даг опустил голову.
– Я должен связаться с мадемуазель Мартинес по поводу семейного дела. Ее племянник, живущий сейчас в Соединенных Штатах, хотел бы ее отыскать, но потерял адрес.
Это пришло само собой: он питал слабость к импровизированной лжи.
– Ну, да-да… Что вы об этом думаете, Бетти? – поинтересовался толстяк, потряхивая щеками.
Бетти явно думала о том, что дело затягивается, а у нее болят ноги, сам попробовал бы взгромоздиться на пятнадцатисантиметровые каблуки.
– Я не думаю, что мадемуазель Мартинес упрекнет нас, если мы поможем ей встретиться с племянником.
– Да-да… Послушайте, господин Мак-Грегор, решите этот вопрос с Бетти. У меня назначена встреча, мне пора идти.
Встреча с загубленной предстательной железой, поставил диагноз Даг, следя, как Бэкер, равномерно покачиваясь, идет в направлении двери. Он повернулся к Бетти и улыбнулся ей.
– Так можно познакомиться с карточкой?
– Вы из полиции?
– Детективное агентство «Мак-Грегор», – вздохнул он, в который раз вытаскивая свои документы.
– Фальшивка. Так что вы хотите от этой несчастной Мартинес?
– Я вам уже сказал.
Она скептически усмехнулась и уставилась своими красивыми карими зрачками прямо в черные глаза Дата.
– Ну ладно. Элоиза Мартинес, не замужем, родилась в тысяча девятьсот пятнадцатом году на Доминике. На пенсии с тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Живет в Сент, на Тер-де-О. Авеню Кей-Плат, дом сто пятнадцать. Надеюсь, вы не насильник пожилых дам.
– А что, похож?
Она улыбнулась:
– По правде сказать, непонятно, на что вы похожи.
Он размышлял над ее словами, спускаясь по ступеням лестницы, ведущей в уличное пекло. Оказавшись снаружи, он сел на скамейку, чтобы дождаться такси, и стал думать. Он всегда полагал, что кажется красивым мужиком: возраст немного за сорок, ни одного седого волоса, почти правильные черты лица, в нем что-то есть от эфиопского императора, и вот на тебе: это невинное создание поселило в нем сомнения. Правильно ли он представлял себя самого? Задав себе этот мучительный вопрос, он решил отправиться пешком до центральной площади и попытаться поймать такси там. Ну так вперед! Сумка колотила по спине, как в незабвенные времена всяких Джими. Ощущение, что за ним кто-то идет, заставило его несколько раз оглянуться, но ничего особенного он не приметил. Профессиональная паранойя, решил он, ускоряя шаг.
Дубль второй: болтающаяся кабина, красные потные туристы, маленький аэропортик, поджаренный на солнце, как булочка на противне. Это и есть Сент. Крошечный архипелаг в двухстах сорока километрах от Сен-Мартен. Тер-де-О, шесть километров в длину и три в ширину, единственная проезжая дорога, машин практически нет.
Как и все, первым делом он, вытирая лоб, направился в прокат мотороллеров. Четверть часа спустя он уже тормозил возле довольно крепкого домишки. В окружении цветущих гибискусов, он весь был розово-голубым: голубые стены, розовые ставни, на краю дороги припаркована старая «четырехсотка», подкрашенная суриком. Да, похоже, Элоиза Мартинес не являлась фанаткой «Мира автомобилиста». Даг пристроил мотороллер под пальмой и потянулся к звонку обитой дерматином двери.
Ответа Даг не дождался. Он обошел домик, но занавески были опущены. Он позвонил снова. Элоизе Мартинес исполнилось уже семьдесят. Сейчас было около семи вечера, темнело, должно быть, Элоиза где-то неподалеку, тем более что свою машину она оставила возле дома. Даг внимательно осмотрелся вокруг направо, метрах в двухстах, какая-то полуразвалившаяся хижина, вся увитая бугенвиллеей, семейство собралось на лужайке перед домом и резалось в карты; направо деревянный дом с наглухо закрытыми ставнями, растения оплели его сверху донизу. Оставалось только ждать. Он оперся на дверь и чуть было не растянулся на пороге, когда дверь вдруг поддалась под его весом и широко распахнулась.
Но открыла ему отнюдь не Элоиза Мартинес. Ему вообще никто не открывал. Он вслепую протянул руку, пытаясь нащупать выключатель. Брызнул свет, осветив большую комнату, заставленную мебелью из ивняка, диван в цветочек, забитые безделушками этажерки, низкий столик с плоским телевизором, вазу, в которой еле помещался огромный букет ярко-желтых гибискусов. На стенах фотографии в рамках, постер рекламы зубной пасты с красивым загорелым мужиком на водных лыжах. Не было только самой Элоизы Мартинес.
Но потом он увидел и ее. Она лежала на полу, за диваном, и ее ноги, обутые в белые сандалии, конвульсивно дергались. Он бросился к ней. Маленькая хрупкая женщина с седыми волосами. Она посмотрела на него уже стекленеющими глазами и прошептала:
– … таблетки…
Он проследил направление ее взгляда и, схватив флакон пилюль с этажерки, рывком открыл его. Пожилая дама дрожала, ее пальцы были влажными. Ему удалось наконец подцепить две пилюли и втолкнуть их ей в рот. Она прикрыла веки, словно желая поблагодарить, затем, резко дернувшись, привстала, застыла и с глухим стуком упала на пол, ее бесцветные глаза оставались открыты. Слишком поздно. Он тупо смотрел на ее приоткрытый рот и желтоватую искусственную челюсть, неподвижные зрачки, тонкие седые волосы, которые колыхались от сквозняка. Он осторожно приподнял ее руку, старясь нащупать пульс. Ничего. Никаких сомнений не оставалось: она мертва.
Вот уж повезло так повезло. Ни капли крови, никакой раны, типичный сердечный приступ. Наверное, она слышала, как звонят в дверь, надеялась на помощь, а он, как последний идиот, прогуливался вокруг домика, теряя время. Черт. Явись он на несколько минут раньше, она осталась бы жива. Наверное, это глупо, но он чувствовал свою вину.
Он поднялся, злясь на самого себя и заодно на жизнь. Ему позарез нужно было как-то подкрепить силы. Видеть, как она умирает прямо у него на руках, хотя он и не знал ее, оказалось очень тяжело. Он заметил ряд бутылок на низком столике и наклонился, чтобы рассмотреть этикетки. Ром, конечно, и снова ром, ром уже стоял у него поперек горла! А, вот и бутылка хереса. Он откупорил ее и уже приготовился хватить изрядный глоток, когда вдруг звук клаксона раздался так близко, что он подпрыгнул от неожиданности. Струя хереса из бутылки оставила широкий след на его рубашке. Просигналившая так некстати машина, рыча, проследовала своей дорогой, ее молодые пассажиры горланили во все горло. Даг отыскал крошечную кухню, что по коридору направо, и открыл кран с горячей водой, чтобы привести себя в порядок.
Закрывая кран, он их и увидел. Два стакана. Не вымыты. Он втянул носом запах. В обоих был ром.
Хороший. Край одного из стаканов запачкан бледнорозовой губной помадой. Даг вернулся к трупу. На губах Элоизы Мартинес оставались розовые следы. Она пила из одного стакана, а из второго пил кто-то еще. Подруга? Друг? Любовник? Он пожал плечами: ну и что это могло ему дать? Она имела право принимать кого угодно. Он реагировал как типичный коп, дурацкая привычка. Кстати, о полицейских, самое время им позвонить. Но сначала следовало провести небольшой обыск по всем правилам. Никогда не знаешь, что пригодится.
Для начала он бросил взгляд на фотографии в рамочках и сразу же ее узнал: светлые глаза и личико с острым подбородком, в тридцать, сорок, пятьдесят лет, часто в окружении ватаги ребятишек. Он задержался на самых старых из них, внимательно рассматривая детей на снимках, и не был разочарован: Шарлотта действительно оказалась на одном из них, она испуганно вцепилась в юбку мадемуазель Мартинес, длинные волосы заплетены в косички, зеленые глаза, кошачий взгляд. Ну и что дальше? Оторвавшись от фотографий, он направился к бюро с круглой крышкой, стоявшему в глубине комнаты. Он осторожно обошел тело и приблизился к столу. На поверхности ничего, кроме стакана с карандашами и ручками и журнала кроссвордов, уровень пятый. В ящиках педантично разложенные картонные папки с крупными буквами на обложках: «Электричество», «Вода», «Налоги», «Пенсия», «Личное».
Он жадно схватил папку с этикеткой «Личное».
Там оказались письма. Вскрытые, расправленные и разложенные в хронологическом порядке. Письма от родственников, живущих в самой Франции, письма от подруг и тому подобное. Чтобы разобрать их все, понадобился бы не один час; он ограничился лишь тем, что быстро пролистал, бросая взгляд на подпись, когда вдруг одно из них привлекло его внимание: подписано оно не было. Обычный листок в клеточку, на котором неловкой рукой начертано несколько слов: «Она не покончила с собой. Ее убил дьявол. Не говорите об этом никому, или он убьет и малышку». Дата тоже не указана. Дрожащий почерк читался с трудом, почерк алкоголика.
