— Нет, но я посмотрю о них в Интернете!
Две как близнецы похожие девушки проходят мимо нас, вытаращив глаза на Алексу. Она лишь усмехается в ответ.
Мы начинаем с экскурсии, быстро удаляясь от комнаты заседаний по направлению к приемной вдоль по длинному центральному коридору, разделенному на небольшие отсеки. Редакция занимает половину этажа. Другая половина отведена, как выражается Алекса, «под издательскую часть этого айсберга». По ее тону я догадываюсь, что этих сотрудников она считает людьми низшего сорта. Насколько я могу судить, наша половина этажа представляет собой огромное пространство с тремя рядами изолированных секций: один ряд для отдела моды, другой — для отдела исследований и рекламы, третий — для отделов «Стиль жизни» и «Культура». В конце каждого ряда находятся соответствующие кабинеты-отсеки («Красота», «Мода», «Аксессуары»). А в каждом кабинете есть стол, за которым сидит «кабинетный помощник» (или ассистент-секретарь отдела) — это такая работа. Длинные проходы тянутся вокруг рядов по всему периметру помещения, отделяя центральную часть от периферии, где располагаются отделы «Фото» и «Искусство» и где важные шишки имеют нормальные офисы с дверями и окнами. Шейн Линкольн, арт-директор (импозантный мужчина, выступавший на заседании; лиловая ручка — это его фирменный знак), занимает один угловой офис, а Лиллиан — другой.
Преобладание белого цвета, отмеченное мной в области приемной, характерно и для внутренних помещений. Белоснежная блестящая краска контрастирует с деревянными полами. Белое полотно покрывает стены секций. Рабочие места — персональные, с настольными лампами классического образца и информационными досками с подборкой необходимых материалов. У спинок большинства стульев лежат яркие подушки, внешний вид которых отражает личный вкус владельцев. Кажется, здесь увлекаются ароматерапией. Мы минуем зоны с хорошо различимыми ароматами лаванды, жасмина, роз. Мои глаза начинают слезиться.
Алекса обращает мое внимание на те места, куда вход воспрещен: первое табу — это роскошный угловой кабинет Лиллиан. Я все же заглядываю внутрь, когда мы проносимся мимо, и мельком замечаю восточные ковры и потемневшие старинные вещи, резко контрастирующие с белым окружающим пространством. Кабинеты по обе стороны от офиса Лиллиан пустуют. Миниатюрная, но вселяющая ужас главный редактор, как объясняет Алекса, не выносит топота ног. Это ее раздражает.
Секретарша Лиллиан, красивая черноволосая девушка с прозрачной кожей по прозвищу Бэмби, восседает в отсеке напротив двери кабинета Лиллиан, спрятавшись за компьютером, и шепотом разговаривает по телефону. Она пристально смотрит на нас безумными, затравленными глазами.
— Не сходи с ума, Шелли, — просит она. — Я все выясню так быстро, как только смогу. — Потом со стуком кладет телефон и начинает неистово печатать.
На полке ее отсека красуются три экзотических букета, наверняка преподнесенных Лиллиан клиентами или партнерами.
Когда мы удаляемся на такое расстояние, что Бэмби нас больше не может слышать, Алекса сообщает мне, что Лиллиан увольняет своих секретарей каждые две недели, поэтому запоминать имя очередной Бэмби нет никакого смысла.
— Одна замечательная девушка, правда, продержалась несколько месяцев, что само по себе удивительно. Еще удивительнее то, что ее уволили за нарушение правил использования сервера компании. Это такой скандал, когда молодую сотрудницу увольняют с ее первой же работы. — Она ласково улыбается мне губами, похожими на матово-персиковые подушечки на ее белом лице.
На этой «радостной ноте» мы продолжаем наш обход тридцать седьмого этажа, удаляясь по длинному коридору прочь от кабинета Лиллиан. Мне не терпится увидеть вид из окна, но все стены по периметру заняты офисами, сквозь открытые двери которых я вижу окна с плотно занавешенными шторами. Как объясняет Алекса, это чтобы не бликовали экраны мониторов.
Художественный отдел — второе по счету запрещенное место. Малейшие помехи могут вывести из себя Шейна Линкольна.
— Если увидишь его поблизости, немедленно прячься, — наставляет меня Алекса. — Предыдущая практикантка совершила ужасную ошибку — спросила его, где находится туалет. Так вот, она была задержана службой отдела кадров на выходе из своего «бокса» и тут же «закатана в консервную банку».
После владений Шейна следует большая просторная комната для дизайнеров и отдела фотографии — меня представили девушке с проседью в волосах, как у Сьюзен Сонтаг, присутствовавшей на совещании. Ее зовут Матильда, она ведущий дизайнер. Затем мы подошли к так называемому модному кабинету напротив отдела фотографии. Это огромное (больше, чем весь художественный отдел) помещение, где хранится одежда, присланная модельерами для использования при фотосъемках. Потрясающе, я могла бы провести здесь не один час, изучая декадентские изделия. Боже, неужели это стойка с вещами из осенней коллекции от Марни? Фирменные цвета растаявших леденцов и традиционный покрой — моя любимая марка.
Я чувствую себя все более тусклой и невзрачной, когда знакомлюсь с моими новыми коллегами по работе. Все они ужасно уверенные в себе, красивые и холеные. Их черные одеяния здесь и сейчас вполне уместны. Все они приветствуют меня с легким вежливым удивлением. Как будто, глядя на мое платье-винтаж и дешевые аксессуары, они приходят к выводу, что мне здесь не место.
Я бы хотела не обращать на это внимания, но у меня не получается.
Мне вспоминается один из дней, когда я видела свою мать незадолго до разлуки. Она тогда уже «снимала квартиру» в Нью-Йорке (как позже выяснилось, это было неправдой), однако уик-энды она всегда проводила дома с семьей.
Мне было шестнадцать, и я хотела, чтобы Эва помогла мне закончить кофточку, над которой я тогда трудилась. Хотелось пойти в ней в тот вечер на вечеринку — мне необходимо было произвести впечатление на парня, которым я тогда была страстно увлечена, Уилла Кроссмана (насмешливого, черноволосого, курящего марихуану кумира старшеклассниц Уилла Кроссмана), — по крайней мере я об этом мечтала. В действительности мне было страшно даже просто заговорить с ним. Ведь я была слишком застенчивой, чтобы произвести впечатление хоть на кого-то. Эва пришла домой позже обычного. Я разозлилась, когда ей позвонил друг, настаивавший, чтобы она вернулась в центр города и пришла на вечеринку, где будут важные в модных кругах люди. И возмущению моему не было предела, когда она согласилась туда пойти.
Я ходила за ней хвостом по всему дому, скуля, что она подводит меня и унижает своего мужа: «Разве ты не думаешь о том, что ему хотелось бы провести уик-энд вместе с тобой?»
Она же машинально одевалась и приводила в порядок прическу и маникюр, хотя выглядела осунувшейся и уставшей. Эва страдала одышкой, которая, как она утверждала, была вызвана стрессом от работы. Я упрекала ее за то, что она слишком заботится о своем внешнем виде. Мама тогда с горечью сказала мне, что я понятия не имею о том, как нелегко соответствовать высшему обществу, если ты не был рожден в мире денег.
Я всегда вспоминаю эти слова, и не потому что сказанное ею было очень уж мудрым (я думала, это было глупо!), а потому что это было совершенно нехарактерно для нее — говорить со мной так резко. Теперь только понимаю, что она тогда чувствовала. Попытка стать одной из этих «аппетитных» девушек «Тэсти» может стоить человеку слишком многого.
Я тащусь позади Алексы, прочь от отделов фотографии и моды, минуя отделы «Исследования и реклама», «Культура», сворачивая за угол, и дальше мимо отдела красоты и каморки секретаря-ассистента этого отдела. Вот и ее темный офис. Лиллиан через три двери отсюда, что слишком близко для того, чтобы чувствовать себя комфортно. К тому же здесь холодно, как в мясном холодильнике, и, как у всех остальных, белые полотняные шторы у Алексы плотно задернуты, несмотря на то, что вид отсюда должен быть потрясающим.
Мой новый босс включает лампу, щелкает пальцами и указывает мне на стул напротив ее пустого письменного стола. Подушка на ее стуле из шелка-сырца персиково-розового цвета. Вместо люминесцентного светильника здесь золотисто-персиковая люстра с миллионом крохотных отражателей. Я нервно усаживаюсь на стул для гостей (без подушки). На стене постер в рамке — реклама журнала со слоганом: «Чем больше вы покупаете, тем вы привлекательнее». Рядом с компьютером прозрачная пластиковая чашка с соломинкой — такая же, как и на столах некоторых других руководящих сотрудников. Она наполнена темно-красной жидкостью. Алекса хватает чашку и жадно пьет.
Если все употребляющие этот напиток остаются такими стройными, может быть, и мне стоит попробовать?
— Здесь есть где-то поблизости «Джамба джус»?[6] — наивно спрашиваю я.
