А возле окна прохаживается туда-сюда молодой рослый парень. Подобные персонажи в советском кино встречались редко, этот типаж вписался бы в мизансцену кинофильма с участием Ивана Охлобыстина, Игоря Верника и Ренаты Литвиновой. Загорелый атлет лет двадцати пяти в плавках за сто и кроссовках за двести баксов. Его широкие джинсы валяются комком в противоположном от советского старичка углу. Там же лежит рваная футболка. Он отменно накачан, коротко подстрижен и стильно невыбрит. Поглядывает на Игната свысока, во всех смыслах этого емкого слова. На бугристом плече татуировка в пять цветов — свернувшийся кольцами дракон. На правой голени белая повязка с бурыми пятнами. Нет, не модный прибамбас, а самодельный бинт, лоскут, оторванный от футболки. Атлет прихрамывает на правую ногу чуть-чуть, едва заметно. Бурые пятна на белом хэбэ, не иначе запекшаяся кровь.
— Игнат, — позвал женский голос, Сергач оглянулся.
Так и есть — за спиной еще одно окошко. Тоже закрытое, за исключением форточки, и мутное. В тени подоконника раз, два... четыре полных пятилитровых баллона с питьевой водой и два пустых. На подоконнике столбик разовых бумажных стаканчиков и женщина.
Она присела на узкий подоконник, ей неудобно, но она старается сохранять грациозную позу. Оставаться изящной всегда, во что бы то ни стало, наперекор и вопреки — основное свойство ее лисьей натуры. На ней брючный костюм из тонкого зеленого шелка, болотного цвета лакированные босоножки на высоком каблуке, солнцезащитные очки. Морщинку на лбу скрывает ярко-желтая челка. Мешки под глазами спрятались под затемненными стеклами. Одутловатость век — ее бич. Массажи и кремы не помогают, надо делать пластику, а она все оттягивает и оттягивает, боится лечь под скальпель хирурга. Некрасивые глаза — единственный недостаток ее внешности. У женщины чертовски сексуальная грудь и дьявольски длинные ноги. Ей тридцать, она ведьма, зовут Ангелиной.
— Ангелика?..
— Здравствуй, Игнат. Как самочувствие?
— Где я, Ангелика?..
— Гхы-хы-хы, — заржал обнаженный атлет. — Гхы-ы, спросил бы чего попроще, хы-гхы-гы...
— Между прочим, и вы, уважаемый Станислав, очнувшись, спрашивали «где я», — вежливо одернул тыкающего молодого человека господин в голубой рубашке, после чего обратился к Игнату. — Ваша фамилия Сергач, уважаемый? Ангелина Степанна не обозналась?
— Я?! Обозналась?! Хм... — хмыкнула женщина и с присущим ей изяществом поправила завиток золотых волос. Сверкнула бриллиантовая запятая в мочке розового уха, в тон блеснул перстенек на холеном пальчике.
— Да, я Сергач. Игнат Кириллович. Объясните, пожалуйста, где... в смысле, чего произошло... то есть происходит?..
— Вас похитили, уважаемый. — Толстые губы вежливого господина улыбнулись еще шире, глаза сузились в щелочки. — Нас всех похитили. Меня первым, вчера днем, к вечеру привезли уважаемую Ангелину, к ночи Станислава. Ян Альбертович пополнил нашу компанию сегодня утром. Вас, Игнат Кириллович, подбросили около тридцати минут назад.
— Что значит «подбросили»? — Игнат оттолкнулся ладонями от шершавого пола, встал, пошатнулся.
— Осторожнее, уважаемый!
— Пустяки, голова кружиться почти перестала. — Игнат шагнул к окну, к Ангелине. — И тебя, Ангелика, и всех остальных усыпляли спреем?
— Нас с Львом Юричем заманили сюда обманом, Стасу и Яну Альбертовичу брызгали в лицо...
— БрызгаЛИ или брызГАЛ? — перебил Игнат, уточняя, вглядываясь в муть оконных стекол.
— Брызгал, — сказал Стас, шлепнув правым кулаком по левой ладошке. — Немой урод развел меня, как последнего лоха, маза фака!
За окном пустой двор с выгоревшей на солнце травой, частокол двухметрового забора из свежевыстроганных досок, за зубчиками забора лес. Остроконечные доски забора и вплотную подступившие деревья, преимущественно хвойные, создают узкую полосу тени, в тени лежат собаки. Игнат насчитал пять доберманов. Тень не спасает, собакам жарко. Розовые языки высунуты, шоколадные тела разомлели.
Игнат утер пот со лба, прикоснулся к мути стекла пальцем.
— В рамы вставлено оргстекло, — вразумил вежливый Лев Юрьевич, хрустя суставами и поднимаясь с пола. — Чтобы собачки не разбили окна. Собак рассредоточено по участку ровно дюжина. Вчера, стоило подойти к окнам, они прыгали на стекла, царапались и еще сегодня утром бурно на нас реагировали, а к полудню угомонились, устали.
Стас фыркнул и стукнул кулаком вертикаль оконной рамы. Оргстекло глухо завибрировало. Валявшиеся в тени доберманы подняли остроухие головы. Пара псов с неохотой, но все же вскочили, выбежали на солнцепек и потрусили к тому окну, возле которого маячил Стас. С другой стороны участка подтянулась еще парочка четвероногих. Особенно крупный цербер, встав на задние лапы, заскользил передними по прозрачной преграде, глядя на обнаженное тело молодого человека с нескрываемым гастрономическим интересом. Голодный цербер гавкнул, ему ответили собратья.
— Игнат, расскажи, как и где тебя взяли... взял немой, — молвила Ангелина, нарочито игнорируя трескучий лай и собачью суету.
— Немой позвонил в дверь, я открыл сдуру и заработал порцию дряни в физиономию. — Игнат облизнул пересохшие губы.
Лев Юрьевич тронул Сергача за плечо, протянул бумажный стаканчик, наполовину заполненный, тот самый, из которого поил приходящего в чувство пятого пленника.
— Ты был у себя дома или у жены? — Ангелина поправила дужку очков на переносице, слегка заметно улыбнулась уголком рта.
— Откуда тебе известно, что я женился? — ответил вопросом на вопрос Игнат, одновременно принимая у Льва Юрьевича емкость с водой, благодарно ему кивая и удивляясь улыбчивости товарищей по несчастью.
«Впрочем, удивляться нечему, — подумал Игнат, глотнув теплой водицы. — Ангелина и Лев томятся в неволе со вчерашнего дня, свыклись с ролью похищенных, и у них, конечно же, есть уже версии относительно целей похитителей. Это у меня руки до сих пор предательски дрожат. Я до сих пор в стрессе, не расплескать бы, блин, воду, не осрамиться бы истерикой. Вон, старик Ян до сих пор в шоке. И молодчик Стас весь на нервах, хотя и скрывает нервозность, находясь в постоянном движении, глядя на остальных с презрением...»
— О чем задумался, Сергач? Разве я спросила о чем-то сложном?
— Ни о чем не задумался, воду пью. А ты ответь сначала, откуда знаешь о моей женитьбе?
— Знаю, Игнатик, — знакомым Игнату жестом женщина поправила челку. — И на ком ты женился, знаю. Так ты был у себя или у нее?
— Какая, к черту, разница? Главное, я был один дома и никто не видел, как немая сволочь меня травила. Он меня траванул и облил коньяком. Помню запах спиртного, да и вот на футболке пятно от коньяка. Смутно помню, как он меня, будто пьяного, выволок из парадного и запихнул в тачку. Больше ни фига не помню. Кто-нибудь объяснит, каким образом я, бесчувственный, преодолел двор с собаками?
— На плече у немого, — сказал Стас и ударил кулаком воздух. Грамотно ударил, резко, красиво застыв на миг в замысловатой боевой стойке. — Ух как я мечтаю уделать немого урода! Силен лось, но я его сделаю! Слепоглухонемым я его сделаю! На костылях!
— Что-то мешало его уделать, когда он вносил меня сюда на плече, да?
— Позвольте, я вам расскажу о конструктивных особенностях наших казематов, — поспешил завладеть вниманием новенького улыбчивый Лев Юрьевич. — Подойдите к двери. Нет, к другой, к двери в сени. Конвоируемый немым, я шел через двор и мысленно сравнивал сени с телефонной будкой, притулившейся к стенке сарая. Подойди поближе. — Опередив Игната на шаг, Лев Юрьевич открыл дверь «в сени». — Кубатура сеней гораздо больше объема телефонной будки, но геометрический принцип конструкции тот же, понимаете? Только геометрический. Одновременно дверь из комнаты в сени и дверцу из сеней во двор открыть невозможно. Сени устроены наподобие шлюзовой камеры. Если вы, уважаемый, сойдете с ума и решитесь выйти на свежий воздух, к собачкам, вам придется сначала зайти в сени, закрыть за собой дверь, и только после этого вы сможете открыть дверку на улицу. Принцип шлюза, понимаете?
— Должен быть какой-то механизм последовательной блокировки дверей, да? Почему его не видно?
— Механизм снаружи. Когда немой конвоировал уважаемую Ангелину, она заметила рычаги и пружины сбоку пристройки в виде телефонной будки, сбоку сеней.
— Бред какой-то, честное слово...
— Отчего же бред? Все логично, все продумано. Конвоир приводит или приносит пленника, если дверь в комнату, как сейчас, во время нашей с вами экскурсии, открыта, немой стучится во внешнюю дверку, и мы закрываемся, спасая себя от собак, понимаете? Оставив пленника в сенях, конвоир возвращается во двор, уводит из шлюзовой камеры забежавших туда с ним вместе собак, захлопывает внешнюю дверь, и внутреннюю можно открывать, понятно?
— В присутствии конвоира собаки не нападают на пленных?
