— И поезда у них ходят не пойми как. У железнодорожного расписания — своя особая логика.
Стараясь не слушать его, Фрэнсис закрыла глаза и, помимо воли, представила, что она дома. Как это ни смешно, но она вспомнила Дублин. Дом, которого она сторонилась вот уже пять лет, вдруг показался спасением. Она представила, как стоит на улице Сипоинт и смотрит на полуостров Хоут. Там было свежо и ветрено, как обычно бывает в это время года в апреле.
— А, вот ты где!
Фрэнсис подпрыгнула на месте, но когда открыла глаза, то увидела еще одну пару загорелых ног, только покрытую выгоревшими на солнце волосами. Еще один австралиец.
— Tы заснул, — сказал его друг, — вот я и пошел продляться.
И он повернулся к Фрэнсис:
— Это Род.
— Привет, — кивнула она.
— А меня зовут Джоел.
— Фрэнсис Диллон.
Род сел. В отличие от своего друга, он был опрятно одет, но светлые волосы и серьезные голубые глаза делали его похожим на серфингиста, который почему-то забрел слишком далеко от моря.
— Ее парень сошел на станции и отстал от поезда, — сказал Джоел.
— Что он сделал?
— Отстал от поезда, похоже на то.
— Не может быть! — удивленно поднял брови Род.
Фрэнсис отвела глаза в сторону.
— Где? Все станции здесь как большие ульи.
— В Абу-Хамеде, — сказал Джоел.
— Точно сошел? — обратился Род к Фрэнсис.
— Мне так сказали. Я спала.
— Абу-Хамед это не там, где железная дорога идет вдоль реки? — спросил Джоел у Рода. — Мы еще там гуляли.
— Ага.
Фрэнсис села.
— Вы гуляли? Вы тоже выходили из поезда? Тогда вы должны были встретиться с ним.
— Ай, там было полным-полно народу, — сказал Джоел.
— Но он выделялся из толпы! Значит, вы заметили бы его на платформе.
— В этом поезде хватит людей, чтобы заселить какой-нибудь островок, — сказал Род. — А если добавить сюда всех женщин, мужчин и детей в радиусе пятидесяти миль, которые пытаются быстро загнать свой товар, — народу будет вообще чертова уйма.
— Ну, тогда ясно, почему он отстал от поезда! Далеко забрел, затерялся в толпе…
Род переглянулся с другом.
— Допустим.
— Что? — сказала Фрэнсис. — Что допустим?
— Ну, просто… надо сильно постараться, чтобы пропустить этот поезд.
— Ага, — сказал Джоел, — у нас была уйма времени, чтобы сесть в поезд, ведь сначала раздается свист, и он трогается с места очень медленно, чтобы те, кто ездит на крыше, успели забраться.
— Знаю. Думаете, я не знаю этого? Но именно так все и было, потому что кто-то видел, как он выходил в Абу-Хамеде!
— Видели, как он сошел, это возможно, — сказал Джоел, — но они могли не заметить, как он сел в поезд.
— Ну и где же он, по-твоему? — спросил Род у друга.
— Сидит себе на крыше вагона и покуривает косячок.
— Точно, крыша!
Фрэнсис как-то не додумалась до этого. Сотни пассажиров ехали — и им разрешалось ехать! — на крышах вагонов. Она встала и нетерпеливо принялась ходить взад-вперед. Ричард пришел в восторг, увидев людей на крыше, но она не позволила ему залезть туда, чтоб не свалился. Если ему захотелось уйти от нее, куда еще он мог пойти, как не на крышу?
— Я должна была подняться туда сегодня. Почему вы мне раньше не сказали и не послали меня наверх за ним? Почему до меня раньше не дошло? Теперь уже слишком темно, ни фига не видно!
— Не надо истерики! — сказал Джоел.
— А что, если он упадет? И никто не заметит. Поезд даже не остановится.
— Ничего с ним не случится, — сказал Джоел.
— Ага, — заверил Род. — В смысле, если он там, то и сам не захочет там надолго оставаться и скоро спустится.
Фрэнсис заломила руки. Неужто Ричарду и в самом деле могло прийти такое в голову: забраться на крышу с рюкзаком и просидеть там несколько часов? Неужели он мог так издеваться над ней? Неужели он такой подлец? Нет. Ей казалось, что ее прокручивают в сушилке стиральной машины. Все кружилось в плотном горячем воздухе, все тело сжималось от удушья и отчаяния..
— Почему бы нам не поужинать здесь всем вместе? — предложил Джоел.
— Простите, что?
— Мы могли бы принести еду сюда, если ты не против, и побыть с тобой, пока он не вернется.
Фрэнсис согласилась. Ночь обещала быть длинной, если Ричард не объявится, а при тусклом, мерцающем свете только и остается, что вести задушевные беседы. Спать она все равно не ляжет.
Австралийцы устроились за маленьким столиком у окна. Пресный хлеб, яйца, сваренные вкрутую, и фрукты, купленные накануне в Хартуме. Фрэнсис спросила, как им удалось сварить яйца.
— Мы попросили сварить их в вагоне-ресторане. Угощайся.
— Спасибо, не хочу.
Живот сводило от голода, но она откусила кусочек сухого печенья и попила нагревшейся на жаре воды.
— Надеюсь, сегодня нам удастся выспаться, — сказал Джоел. — Мы вчера глаз не сомкнули от жары.
— Вы еще не были в вагоне второго класса, — сказала Фрэнсис. — Здесь-то, может быть, и жарко, но там и жарко, и шумно, и люди сидят на головах друг у друга. Везде снуют дети. И к тому же сиденья твердые.
Род разбил яйцо об окно и повернулся к Фрэнсис:
— Значит, вы на пути в Каир?
Она кивнула:
— Ага, мы возвращались назад почти тем же путем. Мы осмотрели чуть ли не все достопримечательности по дороге туда, кроме Абу-Симбела.
— А мы наоборот. Сначала поехали в Судан, чтобы успеть до настоящей жары, а потом сделаем остановку в Асуане и Луксоре по дороге домой.
Фрэнсис не могла сосредоточиться на разговоре. Ей хотелось просто посидеть, ничего не говоря, раствориться в воздухе. Вместо этого ей приходилось, превозмогая себя, болтать с попутчиками — понимая в глубине души, что случившееся случилось и никуда от него не уйти. Хотя пока она еще не готова была признаться себе в этом, рано или поздно ей придется привыкнуть к мысли, что Ричард бросил ее. Она утешала себя надеждой, что он прячется на крыше, лежит там и смотрит на звезды, как в невесомости, — но это была тактика, чтобы как-то выжить: на самом деле у нее были все основания считать, что он сбежал, и теперь его не дозваться, не попросить у него помощи. Он не дал ей выговориться, заткнул ей рот, и невысказанные слова душили ее.
Она все еще не знала, что делать, но на какое-то время поезд выручил ее. Он двигался вперед, поскрипывая и спотыкаясь, и она двигалась вместе с ним. Пока они не остановились в Вади-Хальфе на следующее утро, ей оставалось только ехать вперед, и в этом она находила утешение. Пока что все равно никаких решений принимать нельзя — и это ее вполне устраивало. Потому что она не могла ничего предпринять, пока в точности не известно, что именно натворил Ричард.
— Откуда ты? — спросил Джоел.
— Из Ирландии. Дублин.
— Мы так и не добрались до Ирландии, когда колесили по Европе, — сказал он. — Я слышал, что это чудесное место, но, видно, не судьба.
— Да, там очень… свежо.
— Как нам не хватает здесь свежести, — вздохнул Род.
Ну вот, опять. Ирландия. Как будто какой-то невидимый попутчик ударил Фрэнсис меж ребер. Безусловно, свежо. Прохладно. И еще светло.
— А вы откуда будете?
— Из Австралии, — сказал Джоел с гордостью.
— Вообще-то, я и сама догадалась. Из какой части Австралии?
— Я из Уага-Уаги, а Род из Квинбейна. Мы двоюродные братья. Он только что закончил универ, и я тоже отучился, вот мы и решили прошвырнуться за океан, прежде чем найдем работу.
— Но вам не кажется, что вы немного сбились с пути? Обычно австралийские паломники Судан посещением не балуют.
— Да, мы выбрали не совсем обычный маршрут, — сказал Род, — но я давно мечтал увидеть Нил. Еще ребенком я любил читать про экспедиции к истокам Нила, а когда прочитал, что в Хартуме можно увидеть слияние Голубого и Белого Нила, я не мог немного не свернуть с пути.
— По-моему, у него башню снесло, — сказал Джоел.
— И ты не разочарован тем, что увидел? — спросила Фрэнсис.
— Да нет, было грязновато, серовато, но я не забуду ни с чем не сравнимое ощущение, когда стоишь как раз между Голубым и Белым Нилом.
Фрэнсис улыбнулась. Такой же неисправимый романтик, как и она сама.
— А ты, — спросил Род, — как ты здесь оказалась?
— Мне захотелось прокатиться на «Летающем верблюде».
— На чем?
— На этом поезде. Иногда его называют «Летающим верблюдом».
— Тебе нравится сидеть в ведре с пылью? — спросил Джоел. — Мне вообще-то нравятся поезда. Когда-нибудь я проеду на экспрессе «Индиан-Пасифик».
— Это еще что такое?
— Он идет через всю Австралию — от Перта до Сиднея.
— Наверняка ты и по Транссибирской магистрали проехала, или я не прав? — спросил Род.
— Верно. Безвылазно восемь дней.
— Восемь дней?! Ну, ты даешь, — сказал Джоел. — Ты сумасшедшая или как?
— Или как.
