В тюрьме Мэтт умудрился получить степень бакалавра гуманитарных наук. А диплом юриста получил вскоре после выхода на свободу. Берни, занявший к тому времени прочные позиции в подразделении ньюаркской юридической фирмы «Картер Стерджис», решил, что сумеет убедить адвокатуру сделать исключение и допустить брата, бывшего заключенного, к работе.
Он ошибся.
Но Берни так просто не сдавался. Он уговорил партнеров взять Мэтта в качестве помощника юриста – весьма удобный и всеобъемлющий термин, основной смысл которого сводился к обозначению: «мальчик на побегушках».
Сначала партнерам из «Картер Стерджис» это не понравилось. Неудивительно. Бывший заключенный в их фирме с безупречной репутацией? Но Берни апеллировал к их гуманизму и твердил, что Мэтт очень пригодится в качестве сотрудника по связям с общественностью. Он продемонстрирует этой самой общественности, что у фирмы золотое сердце и здесь по крайней мере верят, что у каждого человека должен быть еще один шанс. Мэтт умен. Активен и общителен. Мало того, он может взять на себя большую часть консалтинговых работ над проектами pro bono,[2] что позволит остальным партнерам набивать бездонные свои карманы, не утруждаясь невыгодным ведением дел низших классов.
Он напирал на два обстоятельства. Мэтт обойдется им совсем дешево. А самому ему больше податься просто некуда. И брат Берни, тяжеловес, игрок главной лиги, уйдет, если они откажут.
Партнеры проанализировали оба обстоятельства. Вроде и добро человеку делают, и свои интересы тоже соблюдены. На подобной логике строится вся благотворительность.
Мэтт не сводил глаз с черного дисплея телефона. Сердце билось учащенно. Кто этот парень с иссиня-черными волосами?
Роланда уперла руки в бока.
– Вернись на землю, – сказала она.
– Что? – очнулся Мэтт.
– Ты в порядке?
– Я? В полном.
Роланда как-то странно взглянула на него.
Мобильник завибрировал снова. Роланда скрестила руки на груди. Мэтт покосился на нее. Намека она не поняла. Она вообще редко понимала намеки. Телефон продолжал вибрировать, затем зазвучала песенка из «Бэтмена».
– Ты не ответишь? – спросила Роланда.
Он перевел взгляд на телефон. На определителе вновь высветился номер жены.
«На-на-на, Бэтмен!»
– Сейчас, – буркнул Мэтт.
Палец коснулся зеленой кнопки, застыл на ней на мгновение, затем надавил. Экранчик ожил. Появилось изображение. Новейшие технологии развивались бешеными темпами, безусловно, но изображение на дисплее мобильника было далеко от совершенства. Мэтт никак не мог разобрать, что там происходит. Он знал: видео рассчитано секунд на десять-пятнадцать максимум.
Комната. В объективе камеры проплыл телевизор на подставке. На стене картина – Мэтт не мог ее толком разглядеть, но складывалось впечатление, что действие происходит в номере отеля. Вот камера застыла на двери в ванную комнату.
Появилась женщина. Платиновая блондинка. Темные солнечные очки, тесно облегающее синее платье. Мэтт нахмурился.
Что это такое, черт подери?!
Женщина стояла неподвижно. Мэтту показалось, что она не видит объектива камеры, направленного на нее. Объектив двигался вместе с ней. Блеснула вспышка света, это солнечные лучи ворвались в окно.
Женщина подошла к постели, и Мэтт затаил дыхание. Он узнал походку. И то, как она опустилась на постель, тоже показалось знакомым, и эта дразнящая улыбка тоже, и как она приподняла подбородок, скрестила ноги.
Он замер.
Откуда-то из-за спины донесся голос Роланды:
– Мэтт?
Он не обратил внимания. Теперь в объективе оказалось бюро. Затем камера вновь сместилась к постели. Мужчина шел к платиновой блондинке. Мэтт видел его со спины. Красная рубашка, иссиня-черные волосы. Он загораживал спиной женщину. И постель.
В глазах у Мэтта потемнело. Он заморгал, всмотрелся в экранчик. Дисплей начал темнеть. Изображение замигало и пропало. Мэтт остался сидеть за столом, Роланда с любопытством смотрела на него. Все вроде бы по-прежнему, те же фотографии в рамочках на стороне стола, где некогда сидел брат. Но Мэтт был уверен – ну, почти уверен, ведь экранчик совсем крошечный, площадью в дюйм-два, – что женщина в номере отеля, в синем облегающем платье на постели, носит платиновый парик. На самом деле она брюнетка, ее зовут Оливия, и она его жена.
Ньюарк, штат Нью-Джерси
22 июня
Детектив по особо тяжким преступлениям окружной прокуратуры Эссекса Лорен Мьюз сидела в кабинете босса.
– Подожди секунду, – нахмурилась она. – Ты хочешь сказать, что у монахини были грудные имплантаты?
Эд Штейнберг, прокурор округа Эссекс, сидел за столом и потирал круглый живот. Природа наделила его таким телосложением, что со спины нельзя было назвать его толстяком – плоский зад, узкие бедра. Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
– Похоже.
– Но смерть вызвана естественной причиной? – спросила Лорен.
– Так мы думали.
– А теперь?
– Я вообще уже давно ничего не думаю, – ответил Штейнберг.
– Ловлю на слове, босс.
– Не получится. – Штейнберг вздохнул и нацепил очки. – Сестра Мэри Роуз, преподавательница социологии в старших классах, была найдена мертвой в своей келье. Ни следов борьбы, ни ран, возраст шестьдесят два года. Очевидно, смерть вызвана естественной причиной – сердечный приступ, удар, что-то в этом роде. Ничего подозрительного.
– Но?
– Но есть тут один момент…
– Я бы сказала – дополнительное обстоятельство…
– Прекрати! Ты меня просто убиваешь.
Лорен вскинула руки:
– Сдаюсь! Не понимаю, зачем я здесь.
– Как получилось, что тебя признают лучшим детективом по особо тяжким в этом… забытом Богом округе?
Лорен скроила смешную гримаску.
– Да, не предполагал, что ты так высоко взлетишь. Ладно. – Штейнберг вновь уставился на листок бумаги. – Эта монахиня преподавала в школе Святой Маргариты. – Он поднял голову.
– И что?
– Ты ведь вроде там училась?
– Скажу опять: и что?
– А то, что мать-настоятельница перешепнулась кое с кем из начальства. И потребовала тебя.
– Мать Катерина?
Он уставился в бумаги.
– Да, именно.
– Да ты шутишь?
– Ничего подобного. Звонила и просила сделать ей одолжение. Хотела, чтобы ты вела это дело.
Лорен покачала головой.
– Вы ведь с ней знакомы?
– С матерью Катериной? Только потому, что меня бесконечно таскали к ней в кабинет.
– Значит, ты была трудным ребенком? – Штейнберг приложил руку к груди. – Я просто в шоке!
– И все равно не понимаю, зачем я ей понадобилась.
– Может, подумала, ты будешь держать рот на замке.
– Я ненавидела это место.
– Почему?
– Ты ведь не ходил в католическую школу, верно?
Он снял со стола табличку со своей фамилией, приподнял, ткнул пальцем.
– Штейнберг, – прочел он по слогам. – Обрати внимание на это «штейн». И на «берг» тоже. Много таких фамилий в церкви?
Лорен кивнула:
– Ладно, все это лирика. Ты мне лучше вот что скажи. Перед кем из прокуроров я должна отчитываться?
– Передо мной.
Она удивилась.
– Непосредственно?
– Непосредственно и только передо мной. И чтобы никто больше ничего не знал. Ясно?
– Да.
– Так ты готова?
– К чему?
– К встрече с матерью Катериной?
– Как прикажешь понимать?
Штейнберг поднялся и обошел стол.
– Она в соседней комнате. Хочет потолковать с тобой наедине.
Когда Лорен Мьюз училась в католической школе Святой Маргариты для девочек, матери Катерине, двенадцати футов ростом, было лет сто, не меньше. Годы согнули, уменьшили ее, лишь к этому и свелся, казалось, процесс старения. При Лорен мать Катерина ходила в полном церковном облачении. Теперь же на ней красовалось ханжески скромное, но менее официозное одеяние. Своего рода клерикальный ответ «банановой» республике, догадалась Лорен.
– Что ж, оставлю вас, – произнес Штейнберг.
Мать Катерина стояла со сложенными руками, словно перед молитвой. Дверь за Штейнбергом затворилась. Женщины молчали. Лорен был знаком этот приемчик. Уж она-то ни за что не заговорит первой.
Выпускница средней школы в Ливингстоне, Лорен Мьюз заслужила репутацию проблемной ученицы, тогда-то ее и отправили в школу Святой Маргариты. В ту пору Лорен была малюткой, ростом не более пяти футов, впрочем, и в последующие годы выросла ненамного. Другие детективы, все мужчины и жуть до чего умные, прозвали ее Шприц.
Детективы. Только дай повод, и они порвут тебя на кусочки. Задразнят, затюкают.
Нельзя сказать, что жизнь Лорен в детстве складывалась трудно. Еще учась в начальной школе, она была девчонкой-сорванцом, эдаким шилом в заднице. Несмотря на малый рост, умела дать отпор любому и скорее умерла бы, чем присоединилась к когорте паинек и отличниц. Отец большую часть жизни проработал в системе автоперевозок. Это был мягкий тихий человек, единственная ошибка в жизни которого заключалась в том, что он полюбил очень красивую женщину.
