— Умница, — говорит он после этого подозреваемому так, словно тот прекрасно сдал экзамен. Затем через плечо, обращаясь к Майло: — Ты хорошо печатаешь?
Потом они возвращаются в участок, где Майло стучит по клавишам, а Швинн куда-то исчезает.
Дела Три, Четыре и Пять. Легкие для детективов и опасные для патрульных. Три разбушевавшихся мужа, два раза огнестрельное оружие и один — холодное. Поговорить с членами семьи и соседями, найти, где «прячутся» плохие ребята — как правило, даже ехать никуда не нужно, — вызвать группу поддержки и взять их. Швинн опять что-то бормочет…
Убийство номер Шесть — два вооруженных грабителя совершили налет на ювелирную лавку, торгующую в кредит и расположенную на Бродвее, — дешевые серебряные цепочки и грязные осколки алмазов в дрянной оправе. Ограбление предотвратили, но пистолет одного из грабителей случайно выстрелил, и пуля угодила прямо в лоб восемнадцатилетнему сыну служащего лавки. Высокий красивый парень по имени Кайл Родригес, футбольная звезда средней школы Эль-Монте, зашел к отцу, чтобы сообщить ему радостное известие — за свои спортивные успехи он получил стипендию в Университете Аризоны.
Швинн явно скучал, тем не менее продемонстрировал, на что способен. В некотором смысле. Он приказал Майло проверить бывших служащих лавки, заявив, что — десять к одному — преступника удастся обнаружить среди них. Потом завез Майло в участок, а сам отправился к врачу и до конца недели сидел дома, сказавшись больным. Майло три дня мотался по городу, составил список имен и остановился на стороже, которого уволили месяц назад по подозрению в краже. Обнаружил его в одной из гостиниц в центре города, где он поселился с мужем сестры; тот оказался соучастником преступления и даже не потрудился оттуда выехать. Обоих арестовали, и тут появился Пирс Швинн, который выглядел отдохнувшим и вполне здоровым, и заявил:
— А других вариантов и не было. Ты уже составил отчет?
Майло некоторое время не мог забыть это дело. В памяти все возникало тело загорелого, спортивного Кайла Родригеса, безвольно привалившегося к прилавку с драгоценностями. Он даже не мог заснуть несколько ночей подряд. Никакой философии или теологии, просто нервы. Майло видел множество молодых, здоровых парней, которые умирали гораздо страшнее, чем Кайл, и уже давно перестал пытаться разобраться в том, что происходит в мире.
Поняв, что не заснет, Майло отправлялся в своем стареньком «фиате» кататься по городу. Туда и обратно по бульвару Сансет, а потом в конце концов выезжал на бульвар Санта-Моника.
Как будто вовсе не собирался этого делать.
Он вел себя как человек, который сидит на диете и с вожделением кружит вокруг пирожного.
По правде говоря, он никогда не отличался силой воли.
Три ночи подряд он ездил по «Бойзтауну»[2]. Предварительно принимал душ, брился и поливал себя одеколоном. Надевал чистую рубашку, тщательно отглаженные джинсы и белые теннисные туфли, жалея, что выглядит недостаточно привлекательно, да и фигура у него не особенно хорошая. Но если прищуриться и втянуть живот и стараться не трогать лицо, когда нервничаешь… В первую ночь в районе Фэрфакса появилась патрульная машина муниципальной полиции и ехала за ним так, что их разделяли две машины. И Майло поддался приступу паранойи. Он старательно придерживался всех правил, ничего не нарушал, вернулся в свою жалкую квартиру, выпил столько пива, что чуть не лопнул, посмотрел телевизор и удовлетворился игрой воображения.
Во вторую ночь никто его не преследовал, но у Майло не было сил вступать в разговоры, и он доехал до самого берега, а потом вернулся назад, чудом не заснув за рулем.
На третью ночь Майло сидел на табурете в баре неподалеку от Лараби, слишком сильно потел, зная, что напряжен даже больше, чем ему самому кажется, потому что у него отчаянно болела шея, а зубы ныли так, что казалось, вот-вот все дружно выпадут. Наконец, почти в четыре часа утра, до того, как солнце могло нанести непоправимый вред его внешности, Майло подцепил молодого чернокожего парня, примерно своего ровесника. Тот был хорошо одет, с прекрасной речью, заканчивал университет Лос-Анджелеса. Почти ничем не отличался от Майло и стеснялся своих сексуальных пристрастий.
Оба страшно смущались, оказавшись в маленькой, такой же, как у Майло, жалкой квартирке, расположенной на Селма, к югу от Голливуда. Парень учился в университете, но жил в районе, где селились хиппи и наркоманы, потому что не мог снять более приличное жилье. Вежливая беседа, а потом… все закончилось за несколько секунд. Оба знали, что повторения не будет. Парень сказал Майло, что его зовут Стив Джексон, но, когда он ушел в ванную комнату, Майло увидел его записную книжку, на обложке которой стояли буквы УЭС. Он ее открыл и прочел на первой странице адрес и имя: Уэсли Э. Смит.
Вот вам и близость.
Дело Кайла Родригеса произвело на Майло сильное впечатление, но он успел прийти в себя, когда случилось Седьмое убийство.
Уличная поножовщина, Сентрал-авеню. Море крови, и только одна жертва. Мексиканец, примерно тридцати лет, в рабочей одежде, дешевых ботинках, с не слишком аккуратной стрижкой — недавно прибывший в город нелегальный иммигрант. Две дюжины свидетелей, находившихся в кафе неподалеку, по-английски не говорили и заявили, что ничего не видели. Здесь даже детектив не понадобился.
Дело помогли решить полицейские, которые патрулировали район и заметили примерно в десяти кварталах парня, истекавшего кровью от ран. Под душераздирающие вопли они надели на него наручники, усадили на тротуар, вызвали Швинна и Майло и только после этого позвонили в «скорую помощь», которая и доставила несчастного в тюремную палату окружной больницы.
К тому времени, когда прибыли детективы, болвана грузили на каталку. Он потерял столько крови, что мог в любой момент отправиться к праотцам. Однако он выжил, хотя и расстался с большей частью своей толстой кишки, сделал заявление прямо в постели, в инвалидном кресле признал себя виновным и отправился назад в тюремную палату до тех пор, пока кто-нибудь не решит, что с ним делать.
И вот номер Восемь.
Швинн продолжал жевать бурито.
Наконец он вытер рот.
— Бодри, начало автострады, верно? Хочешь сесть за руль? Он выбрался из машины и направился к пассажирскому месту, прежде чем Майло успел ответить.
— Мне все равно, — сказал он, только чтобы услышать звук своего голоса.
Даже оказавшись на пассажирском сиденье, Швинн исполнил свой традиционный ритуал — с шумом отодвинул его, потом вернул на прежнее место. Затем в зеркале заднего вида проверил, как выглядит галстук, и промокнул уголки тонких губ, чтобы там не осталось ни капли вишнево-красного сиропа.
В свои сорок восемь он уже поседел, а тонкие волосы едва прикрывали плешь. Еще лет пять—десять, и он совсем облысеет, решил Майло. У Швинна были впалые щеки, сердитый рот, словно прорезанный ножом для бумаги, глубокие морщины, избороздившие некрасивое лицо, и мешки под умными подозрительными глазами. Весь его вид говорил, что он родом с запада. Швинн родился в Талсе и, как только они с Майло познакомились, тут же заявил, что он ультраоки[3].
И замолчал, давая возможность молодому человеку рассказать, откуда он сам.
Как насчет педика из Индианы с ирландскими и негритянскими корнями?
— Как в книге Стейнбека, — ответил Майло.
— Понятно, — с разочарованием протянул Швинн. — «Гроздья гнева». Читал?
— Ясное дело.
— А я вот нет. — И добавил вызывающим тоном: — С какой это радости я должен ее читать? Там нет ничего нового, такого, чего мне не рассказывал бы мой папаша. — Швинн скривил губы в некоем подобии улыбки. — Ненавижу книги. Ненавижу телевизор, и вонючее радио тоже.
Он замолчал, словно бросая Майло вызов.
Тот не реагировал.
Швинн нахмурился и заявил:
— Спорт я тоже ненавижу — дурацкое занятие, совершенно бессмысленное.
— Да уж, в занятиях спортом недолго и перегнуть палку.
— Ты крепкий на вид. Занимался чем-нибудь в колледже?
— В школе играл в футбол, — ответил Майло.
— Но не настолько хорошо, чтобы тебя взяли в команду в колледже?
— Не настолько.
— Много читаешь?
— Не слишком, — ответил Майло, и собственные слова прозвучали для него точно признание.
— Я тоже.
Швинн сложил вместе ладони и посмотрел на Майло обвиняюще, не оставив ему никакого выбора.
— Ты ненавидишь книги, но все-таки читаешь.
— Журналы, — торжествующе объявил Швинн. — Журналы, в которых пишут про все, но очень коротко. Вот, например, «Ридерс дайджест». Они собирают повсюду чушь, выбрасывают лишнее и оставляют только самое главное — так что ты не успеваешь состариться, когда добираешься до конца. А еще мне нравится «Смитсониан»[4]. Вот так сюрприз.
