Когда девочка не вернулась домой, забили тревогу. Местные телевизионные каналы, скорее всего, тем же вечером показали фотографию пропавшей. Волосы девочки наверняка были завязаны в хвостик на затылке, и на фотографии она улыбалась до ушей, поблескивая брекетами на зубах, — семейная фотография, снятая любящими родителями, души не чаявшими в своей дочери, маячила тем вечером на экранах телевизоров как символ отчаяния.
Сутки спустя помощники шерифа, прочесывавшие местность, обнаружили останки девочки. Статьи пестрели такими фразами, как «жестокое нападение», «кровожадный убийца», «обезображенный и изуродованный труп», — набившими оскомину газетными штампами. Не желая подробно описывать тот ужас, который действительно произошел с девочкой, автор статьи спрятался за избитыми и никого уже не пугавшими фразами.
Репортер понимал, что в действительности девочка умерла страшной смертью. Однако жадные до сенсаций читатели отнюдь не желали портить себе аппетит чудовищными подробностями.
Из статьи было ясно, что Фергюсон, судя по всему, оказался первым и единственным подозреваемым. Полиция задержала его вскоре после того, как был найден труп девочки, потому что Фергюсон ехал как раз в зеленом «форде». Его допросили, и он во всем сознался. Конечно, в газете ничего не писали о том, что ему не дали позвонить адвокату, и о том, что его били. Единственными уликами против Фергюсона были его машина, совпадение группы крови с кровью убийцы, а также его собственное признание. Впрочем, Кауэрт прекрасно знал, как бывает в суде, который начинает жить собственной жизнью наподобие театрального представления. Мелкие детали, кажущиеся несущественными или даже сомнительными в газетной статье, иногда приобретают невероятное значение в глазах присяжных.
Фергюсон не соврал: в статьях постоянно упоминалось, что, по мнению судьи, его нужно было пристрелить во дворе как собаку. Кауэрт подумал, что судье наверняка предстояли в тот год перевыборы и он старался произвести на избирателей самое благоприятное впечатление своим рвением.
Нашлась и кое-какая дополнительная информация: первоначальный протест Фергюсона против вынесенного ему приговора был отклонен окружным апелляционным судом первой инстанции. Хотя осужденный и настаивал на том, что против него недостаточно улик, от этого суда ничего другого нельзя было ожидать. Верховный суд штата Флорида еще не рассматривал апелляцию Фергюсона. Кауэрт понял, что тот еще и не начинал как следует ходатайствовать о своем помиловании, все это было у него впереди.
Откинувшись на стуле, Кауэрт попытался представить себе, что же действительно произошло.
Он вообразил захолустный округ на самой окраине Флориды. Ему было известно, что те края не имеют ничего общего с общепринятыми представлениями о Флориде, с довольными, сытыми физиономиями гостей города Орландо, с его «Диснейуорлдом», с вечно пьяными сынками богатых родителей на океанских пляжах и с туристами, съезжающимися на мыс Канаверал, чтобы фотографировать маневры космических челноков в нижних слоях атмосферы. И уж конечно, та часть Флориды была совсем не похожа на Майами — местные жители делали вид, что живут в своего рода американской Касабланке.
При этом Кауэрт понимал, что даже в восьмидесятые годы XX века изнасилование и убийство белой девочки чернокожим не могло не пробудить в местных жителях инстинкты их далеких предков, об отношении которых к неграм обычно старались не вспоминать.
Ничего невероятного в том, что Фергюсон пал жертвой их предрассудков, не было.
Подумав об этом, репортер поднял телефонную трубку, чтобы позвонить адвокату, занимавшемуся апелляцией Фергюсона.
Дозвониться до адвоката оказалось очень непросто. Услышав наконец его голос, Кауэрт был поражен его провинциальным выговором.
— Мистер Кауэрт? Говорит Рой Блэк. Скажите на милость, чем же могли заинтересовать события у нас, в округе Эскамбиа, журналиста из самого Майами? — бесконечно растягивая гласные, спросил у Кауэрта адвокат.
— Здравствуйте, мистер Блэк. Я звоню вам по поводу одного из ваших клиентов — некоего Роберта Фергюсона.
— Когда секретарь сообщила, что вы меня ищете, я сразу сообразил, что речь идет именно о мистере Фергюсоне, — усмехнулся адвокат. — Что же именно вас интересует?
— Расскажите мне, что на самом деле произошло.
— Мы уже подали апелляцию в Верховный суд штата. По нашему мнению, улик для обвинительного приговора совершенно недостаточно. Кроме того, мы считаем, что судья должен был счесть признание Фергюсона недействительным. Видели бы вы этот документ! Очевидно, что он написан под диктовку шерифа. А без этого признания улик вообще нет. Если бы Роберт Эрл Фергюсон не написал то, чего полицейские от него добивались, его не признал бы виновным ни один суд в мире. Даже суд самых отъявленных расистов.
— А что там насчет совпадения группы крови?
— В округе Эскамбиа допотопная криминалистическая лаборатория, не то что у вас в Майами. В этой лаборатории способны делать только самые примитивные анализы. Они определили, что у Фергюсона вторая положительная группа крови. Это соответствует характеристикам спермы, найденной в теле жертвы. Но ведь в нашем округе вторая положительная группа крови может быть еще у нескольких тысяч мужчин! А защитник Фергюсона на суде не сказал об этом ни слова.
— А автомобиль?
— Зеленый «форд» с номерами из другого штата?.. Но ведь никто не видел в нем Фергюсона. И доказать, что девочка села именно к нему в машину, нечем. Это даже не косвенная улика, это может быть простым совпадением. Суд вообще не должен был принимать это к сведению.
— Значит, вы не защищали Фергюсона на этом суде?
— Нет, этой чести меня не удостоили.
— А вы не выражали сомнений в компетентности защиты?
— Пока нет, но обязательно это сделаю. Лично я считаю, что добиться оправдательного приговора для Фергюсона смог бы последний троечник с любого юридического факультета. Я просто в ярости. Я обязательно буду об этом писать, но мне не хочется сразу выкладывать все козыри.
— Что вы имеете в виду?
— Мистер Кауэрт, — проговорил адвокат, — вы там хоть понимаете, что такое добиться отмены смертного приговора? В этом деле спешка может только повредить. Нужно растянуть процесс на многие годы, а там, глядишь, все и позабудется. Время играет нам на руку. Представьте себе, что вы сразу же выложите все свои аргументы, а завтра их отвергнут и посадят беднягу на электрический стул. Понятно?
— Понятно. А вдруг человек, сидящий в тюрьме, ни в чем не виноват?
— Это Роберт Фергюсон вам так сказал?
— Да.
— Он мне тоже об этом говорил.
— Вы считаете, что это правда, мистер Блэк?
— Не исключено. Я склонен верить ему больше, чем большинству обитателей Центральной тюрьмы нашего штата, с которыми мне приходилось иметь дело. Но, видите ли, мистер Кауэрт, строго говоря, меня не очень волнует, виноваты мои клиенты или нет. Моя работа заключается лишь в том, чтобы добиться отмены судом приговора, вынесенного в другом суде. Если мне при этом удастся исправить совершенную несправедливость, возможно, меня после смерти с распростертыми объятиями примут на небесах. Впрочем, я постоянно рискую: если я не дам справедливости восторжествовать, после смерти меня наверняка посадят жариться на сковородку в аду. Такова одна из сторон работы адвоката. Но вы-то работаете в газете, а газеты гораздо больше меня интересуются тем, что люди в своей массе именуют справедливостью. Кроме того, газеты могут гораздо больше меня повлиять на судью первой инстанции, который вдруг возьмет и назначит новое разбирательство, а также на губернатора и на совет по помилованиям нашего штата. Понимаете, что я имею в виду? Возможно, вы можете чем-нибудь помочь Роберту Эрлу Фергюсону.
— Возможно.
— Почему бы вам самому с ним не поговорить? Фергюсон совсем не глуп, у него хорошо подвешен язык, и он грамотно выражает свои мысли. И манера речи у него совсем не деревенская, не то что у меня, — усмехнулся Блэк. — Я бы на его месте пошел в адвокаты. Разумеется, он умнее своего бывшего защитника, проспавшего весь суд, пока его подопечного не приговорили к электрическому стулу.
— Так что же это за защитник?
— Один старичок. Работает адвокатом пару сотен лет. Пачула — маленький городок. Там все знают друг друга. Они съезжаются в окружной суд, как друг к другу в гости, отпраздновать очередной заранее вынесенный смертный приговор. Меня там не очень жалуют.
— Могу себе представить.
— Разумеется, Фергюсон им сразу не понравился. Чернокожий. Уехал учиться в университет на север. Приехал к бабушке в гости на большой машине. Грамотно говорит. По их мнению, его следовало упечь за решетку только за это. Им не нравятся образованные негры на больших машинах. Впрочем, изнасилования и убийства девочек им тоже не нравятся.
