И тут именно это и припомнил Дэвид — музыку. Она была очень похожа на ту, что звучала на похоронах деда. Вроде так? Энергичная песня под гитару, с легкими диссонансами. Что это означало? Не было ли то прямым указанием на басков? Не был ли его дед на самом деле… баском?
Дэвид никогда не слышал, чтобы дед говорил на каком-нибудь языке, кроме испанского и английского. И фамилия их семьи совершенно точно испанская. Мартинес. Однако вон тот коренастый мужчина очень похож на его деда. Да и на отца Дэвида тоже, если уж на то пошло.
Еще одна загадка. Тайны просто множились сами собой.
Облокотившись на барную стойку, Дэвид на своем жалком испанском заказал сервезу[8]. Потом он уселся за ближайший столик и принялся пить свое пиво. И опять почувствовал себя совершенно по-идиотски. Но он слишком хорошо помнил слова деда; ему было велено отправиться в Лесаку, найти Хосе Гаровильо и расспросить о карте. Так он и сделает.
Надо просто это сделать.
Дэвид встал и коснулся плеча самого здоровенного из мужчин, стоявших у бара.
— Э-э…
Мужчина не обратил на него внимания.
— Э-э… Buenos dias[9].
Несколько других посетителей, с широкими задумчивыми лицами, наблюдали за безуспешными попытками Дэвида завязать разговор. Бесстрастные лица. Отчасти угрюмые.
Дэвид еще раз похлопал по широкому плечу коренастого мужчины.
— Buenos dias, señor?
Но мужчина опять его не заметил.
Зато теперь двое других любителей сидра уставились на Дэвида, о чем-то резко спрашивая его на своем гортанном языке. Так ничего и не поняв, что от него хотят эти незнакомцы, он просто показал им карту и перешел на английский.
— Послушайте, мне не хочется вас беспокоить, но… Мне действительно очень неловко. Но эта карта… Я, в общем-то, получил ее от своего деда… и он велел мне приехать сюда и посмотреть… вот на эти места, видите… Арис… Элизонда? И еще мне необходимо найти одного человека, Хосе Гаровильо. Вы не знаете, как мне его отыскать?
Теперь наконец самый крупный мужчина обернулся и что-то произнес коротко и резко.
Дэвид растерялся:
— Э-э… виноват… Боюсь, мой испанский никуда не годится…
Мужчина нахмурился с откровенной яростью; Дэвид осознал, что, должно быть, совершил некую грандиозную ошибку. Он зашел слишком далеко. Он понятия не имел, в чем это выражалось, но он сделал какую-то глупость. Атмосфера в баре явно накалилась. Кто-то выключил музыку.
Один из выпивох выкрикнул какое-то оскорбление. Бармен с другого конца комнаты ткнул пальцем в сторону двери. Дэвид понимал, что ему следует поскорее понять намек. Он вскинул вверх руки и направился к выходу.
Но выпивохи оказались быстрее; трое из них уже вскочили и перегородили ему дорогу, лишая возможности мирно уйти. К ним присоединился крупный мужчина и еще один, в джинсовой рубахе и грязных ботинках; и тут же рядом встал парень в майке с изображением рок-группы «Лед Зеппелин» и татуировкой на предплечьях.
Боже праведный… И что теперь?
Лучше всего было бы просто рвануть вперед, в надежде добраться до двери и выскочить на свободу. Но Дэвид предпринял еще одну попытку договориться.
— Послушайте, ребята… извините… por favor… — Все было бесполезно; Дэвид начал запинаться.
Один из поклонников сидра уже начал закатывать рукава.
— Эй, хватит!
Дэвид быстро обернулся — и увидел ту самую блондинку. Она буквально вклинилась между Дэвидом и его противниками и что-то быстро заговорила, обращаясь к мужчинам. Она говорила с такой скоростью, что Дэвид не понимал ни слова. Но в ее стремительном и уверенном испанском слышался какой-то акцент.
Но как бы то ни было, ее вмешательство помогло. Чтобы она ни говорила, это подействовало. Злость мужчин заметно поутихла; ярость во взглядах сменилась угрюмостью, ледяной гнев отступил куда-то в тень. Девушка явно спасла его от хороших колотушек.
Дэвид смотрел на девушку, она посмотрела на него, а потом уставилась куда-то ему за спину.
И только теперь Дэвид догадался, что могла быть и другая причина к тому, что забияки отступили. Он обернулся. Прямо позади него кто-то шагал через комнату. И если пьянчуг слегка остудила девушка, то перед этой новой фигурой, появившейся невесть откуда, они явно струсили. Что это за человек?..
Он был высок и смугл. Он был плохо выбрит, на его суровом лице отражалась мрачная агрессия. Лет ему было около тридцати пяти, возможно, сорок. Кто он таков? Почему заставил всех умолкнуть?
— Мигель?.. — Это нервно пробормотал бармен. — Э… Мигель… э… два пива?
Мигель игнорировал предложение. Его темные, глубоко сидящие глаза в упор смотрели на блондинку и Дэвида. Он подошел ближе. От него попахивало спиртным — то ли крепким вином, то ли бренди. Но он не казался пьяным. Мигель чуть повернулся и уставился на девушку. Голос у него оказался низким и ровным.
— Эми?
Ее ответ прозвучал вызывающе:
— Пока, Мигель!
Девушка схватила Дэвида за руку и потащила к выходу. Быстро и решительно. Но Мигель остановил ее. Он протянул руку — и просто-напросто схватил Эми за горло. Ее пальцы разжались, отпуская Дэвида.
А потом Мигель ударил ее. Сильно. Это был ошеломительный, жестокий удар по лицу. Девушка упала на пол, растянувшись между окурками и смятыми использованными салфетками.
Дэвид задохнулся. Эта внезапная жестокость по отношению к маленькой юной женщине была настолько немыслимой, настолько внезапной и бессмысленной, что он просто окаменел. Он был не в силах пошевелиться. Что делать? Дэвид огляделся вокруг. Никто явно не собирался вмешиваться. Кое-кто из пьянчуг даже отвернулся, и на всех лицах блуждали слабые трусливые усмешки.
Мартинес бросился на Мигеля. Конечно, этот баск был крупнее и выше Дэвида — хотя и он сам не был карликом, — но сейчас это совершенно его не заботило. Он слишком хорошо помнил, как его били в детстве. Он был сиротой. А люди сразу замечают в других слабость и ранимость. Чтоб им сдохнуть…
Он обхватил Мигеля за шею, пытаясь замахнуться и нанести удар кулаком. Но ничего у него не вышло. Это было равносильно попытке оседлать бешеного быка; здоровяк на мгновение замер, а потом повернулся всем телом и небрежно сбросил Дэвида на пол. Мартинес схватился за барный табурет, пытаясь подняться на ноги. Но тут же ощутил совершенно невыносимую боль: его ударили чем-то металлическим.
И когда на него уже обрушилась тьма, в самое последнее мгновение он успел понять: его двинули рукояткой пистолета.
Саймон Куинн расплатился с водителем, отпустил такси и сразу же посмотрел вдоль изукрашенной лепкой георгианской террасы. Сумка с ноутбуком оттягивала ему плечо.
То, что именно здесь находится место убийства, было слишком очевидно. Неподалеку были припаркованы два полицейских фургончика, у здания толпились офицеры отдела тяжких преступлений. Некоторые были в белых комбинезонах, в них полагается осматривать место убийства. Желто-голубая полицейская лента оплела фронтон высокого элегантного здания.
Саймон вдруг ощутил укол странного предчувствия. Детектив Сандерсон описал это убийство как некое… завязывание узлом. Что, черт побери, он имел в виду?
Саймона охватила нервозность, видимая невооруженным глазом: у него начали слегка дрожать руки. Он по долгу службы побывал на многих местах преступления — это было его журналистским хлебом, но это слово… завязывание? Очень странно. Тревожно.
Нырнув под полицейскую ленту, он на пороге дома столкнулся с молодым сержантом уголовной полиции Томаски. Это был новичок в отделе Сандерсона, бодрый лондонец польского происхождения. Саймон уже как-то раз встречался с ним.
— Мистер Куинн… — Томаски улыбнулся. — Боюсь, тело вам уже не увидеть. Ее только что увезли.
— Я приехал, потому что старший инспектор позвонил мне…
— Опять хочет, чтобы его имя появилось в газетах? — Томаски рассмеялся, глянув на ласковое осеннее солнце, но тут же умолк. — Думаю, он может показать вам несколько фотографий.
Да?
— Да. Весьма отвратительно. Я вас предупредил.
Томаски опирался рукой на противоположную сторону дверного проема, физически не позволяя журналисту войти в дом. За его рукой Саймон видел еще двух офицеров в комбинезонах, то входивших в какую-то комнату, то выходивших из нее; их голубые бумажные респираторы, опущенные с лиц, свободно болтались на резинках.
— Сколько лет было жертве?
Полицейский и не подумал убрать руку.
— Старая. Из Южной Франции. Очень старая.
Подняв взгляд к лепному фасаду здания, Саймон посмотрел направо, налево.
— Недурное местечко для старой леди.
— Верно. Должно быть, она была богата.
— Эндрю, можно мне войти?
Сержант Томаски почти улыбнулся:
