По всей видимости, убийца Линды был специалистом в своем деле. Это открытие настолько меня потрясло, что я задрожал всем телом и чуть не упал с лавочки. Я привык считать себя авторитетом в данной области, однако теперь получалось, что мне не хватает необходимого практического опыта для достоверного отображения каждой детали. Вот это-то и вызвало гнев убийцы. Он собирался преподать мне урок, указав все допущенные в книгах неточности и ошибки.
В его лице я обрел соперника, превосходящего меня своими знаниями.
Реалии внешнего мира стали постепенно возвращаться ко мне. Я начал замечать движение транспорта, слышать звуки улицы. Порывистый ветер, пробирая меня до костей, сигнализировал о том, какое сейчас время года, и напоминал, что мой костюм явно не по погоде. Открыв глаза, я огляделся по сторонам. Окончательно стряхнув с себя остатки оцепенения, я констатировал, что нахожусь во Фредериксберге неподалеку от зоопарка.
До гостиницы мне оставалось идти еще около двух километров, однако эту часть пути я проделал уже вполне бодрым и уверенным шагом.
Толкнув тяжелую дверь отеля обеими руками, я вошел в холл. Мне повезло — за стойкой администратора не было никого, так что я, не задерживаясь, прошел прямо к лифту. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем дверцы лифта начали закрываться, однако в тот момент, когда они наконец уже готовы были захлопнуться, их блокировала чья-то рука. Дверцы вновь разъехались в стороны. За ними стоял Ким Венделев, мальчишеского вида инспектор из Центрального полицейского участка.
— Франк Фёнс, — сказал он, заходя внутрь.
Затаив дыхание, я ждал неизбежного продолжения. Сейчас он меня арестует и отвезет в участок. Какое-то мгновение инспектор мерил меня взглядом, рассматривая мой странный костюм, однако при этом выражение его лица не изменилось. Это было даже странно, ибо вещи, позаимствованные мной из благотворительных пожертвований граждан, выглядели весьма живописно: синие туфли, коричневые вельветовые брюки, красный пуловер и моя собственная, изрядно помятая черная куртка. В руках у меня по-прежнему была книга. Я убрал их за спину, во-первых, чтобы спрятать ее, во-вторых, чтобы скрыть, насколько сильно они дрожат.
— Это весьма кстати, что я тебя встретил, — продолжил инспектор. — Мне необходимо задать кое-какие вопросы.
Дверцы лифта закрылись, и кабина пришла в движение, увлекая нас вверх на нужный этаж.
— Я уже собрался уходить, — сказал Венделев. — Мы весь день осматривали место преступления и буквально только что закончили. — Он устало вздохнул.
Я также вздохнул, однако совсем по другой причине — если он собирается меня арестовать, то наверняка это произойдет именно сейчас.
— Ну и как, что-нибудь удалось обнаружить? — поинтересовался я, хотя на самом деле вовсе не хотел этого знать.
— Там масса следов, — сказал инспектор. — Даже слишком много. Что поделаешь, ведь это гостиничный номер — в нем побывало множество людей. Так что нас ждет море бумажной работы. Так преступления и раскрывают… ну да не тебе это нужно объяснять.
— Что ж, желаю удачи, — сказал я, изо всех сил стараясь казаться спокойным. Два человека, едущие в тесной кабине лифта, занимают столько пространства, что становится весьма сложно скрывать свою нервозность. Чувствуя, что весь взмок, я переминался с ноги на ногу.
— Так вот, пока мы там работали, я услышал, как коллеги рассказывали интересные вещи о покойном.
— Да?
— Они говорили, что Вернер Нильсен интересовался убийством, которое произошло на северном побережье, а точнее в Гиллелайе. Ты вроде бы обитаешь где-то в тех краях, не так ли?
У меня закружилась голова. Едва заметно покачнувшись, я, чтобы не упасть, попытался сфокусировать взгляд на дверях кабины.
— С тобой все в порядке? — Ким Венделев положил руку мне на плечо.
В этот момент дверцы лифта открылись, и я в буквальном смысле вывалился наружу, рухнув на четвереньки посреди коридора. Инстинктивно стараясь подстраховать себя руками, я выронил книгу, и она отлетела на несколько метров. Дышал я тяжело с каким-то противным присвистом.
— Может, вызвать врача? — встревоженно предложил инспектор.
Я отрицательно помотал головой.
— Все в порядке, — сказал я. — Просто плохо переношу лифты.
— Тогда, наверное, стоит ходить по лестнице, — заметил Ким Венделев, помогая встать мне и поднимая книгу.
На ватных ногах я сделал несколько неуверенных шагов в сторону своего номера.
— Пожалуй, я лучше сам прослежу, как ты ляжешь в постель, — сказал инспектор.
Ким Венделев заботливо поддерживал меня всю дорогу до самой двери моего номера, а также ждал, пока я дрожащими руками пытался вставить ключ в замочную скважину. Затем он подвел меня к ближайшему стулу, на который я тут же бессильно рухнул. Книгу он положил рядом на журнальный столик. Вложенная в нее фотография немного высунулась, так, что были видны глаза моей дочери. Инспектор сходил в ванную и принес стакан воды. С благодарностью приняв стакан из его рук, я одним глотком осушил его наполовину.
— Не знал, что у тебя клаустрофобия, — сказал Венделев и, пододвинув себе другой стул, сел напротив меня. — Ну да, в Рогелайе не так уж много лифтов, верно?
Я кивнул и допил воду.
— Ты ведь там живешь, не так ли? — Он не стал дожидаться ответа. — Странное совпадение: сперва Вернер интересуется убийством, которое произошло неподалеку от того места, где ты проживаешь, а потом и его самого убивают в гостинице, где ты только что остановился.
Я вынужден был признать, что он прав, — все это кажется чем-то большим, чем простая случайность. Однако, заметил я, в том-то и состоит основное отличие литературы от реальной действительности: только в книгах ничего не происходит случайно. Он, по-видимому, задумался над сказанным, затем кивнул и остановил взгляд на лежащем между нами экземпляре «Внешних демонов».
— Да-а… — задумчиво протянул он. — Странно все это… — И потянулся к журнальному столику.
— Большое спасибо за помощь, — поспешно сказал я. Опередив его, я взял книгу в руки. — А теперь мне, наверное, все же лучше прилечь. — И красноречиво кивнул в сторону спальни.
— Тебе в самом деле лучше? — заботливо спросил инспектор, поднимаясь со стула.
Я заверил его в этом.
Несколько мгновений он, не мигая, смотрел на меня.
— Просто невероятно, как сильны бывают разные фобии, — наконец сказал он. — Мне своими глазами приходилось видеть нервные срывы у взрослых мужчин в самолетах и быть свидетелем того, как инспекторы полиции в ужасе бросаются наутек при виде домашнего паучка… Кстати, а среди твоих романов нет такого, где сюжет был бы основан на фобии?
Я снова взял в руки стакан и попытался вытряхнуть в рот последние капли.
— Отчего же? «В красном поле», — поставив наконец пустой стакан на место, сказал я.
— «В красном поле», — повторил он. — Нужно запомнить. Фобии — вопрос интересный. Может, как-нибудь прочту.
Дыхание мне удалось успокоить, но сердце продолжало стучать, как у бегуна-марафонца.
— Надеюсь, — из последних сил вымученно улыбнулся я.
— Ладно! — воскликнул Венделев. — Пожалуй, стоит оставить тебя в покое, чтобы ты немного отдохнул и пришел в форму. А странности Вернера обсудим как-нибудь в другой раз.
Я кивнул и снова улыбнулся, прекрасно понимая, что при следующей нашей встрече — если она, конечно, состоится, — Ким Венделев наденет на меня наручники.
Как только полицейский ушел, оставив меня в номере одного, я первым делом скинул с себя одежду и отправился в ванную. От моего тела исходил устойчивый запах секса и смерти, а ноги все еще были перепачканы кровью Линды Вильбьерг. Мне пришлось провести под душем добрых полчаса, прежде чем я снова почувствовал себя чистым.
Одевшись в свежую одежду, я уселся на диван, прихватив томик «Внешних демонов». Дикий страх, мучивший меня, мало-помалу отступил. На смену ему пришла решимость, основания для которой крылись в сделанном мной открытии. Я догадался, что́ именно подвигло убийцу на совершение всех этих преступлений: искажение фактов, допущенное мной в моих книгах. Теперь я был обязан найти способ его остановить.
Триллер «Внешние демоны» был третьим из написанных мной романов. В то время я особо не утруждал себя тщательным изучением технических деталей. Разумеется, Вернер помог мне кое в чем, однако в основном я работал, полагаясь на собственную интуицию, которая подсказывала мне, что можно без особого ущерба для произведения пренебречь соблюдением фактографической точности и психологической мотивации в угоду динамичности сюжета и живописности отдельных сцен. Таким образом, речь могла идти о множестве ошибок. Вопрос состоял лишь в том, какие из них больше всего задели убийцу.
