И тут Мишу пронзило. Боже мой, какой же он идиот! Где его фотоаппарат?! Где его фотоаппарат?! Без него ничего не выйдет - никакого сенсационного материала!
- Леночка! - закричал он. – Леночка!
Чрез минуту он услышал шаги в коридоре, Леночка распахнула дверь.
- Больной, вы чего это так расшумелись? Перебудите всех!
- Леночка, простите меня, у меня фотоаппарат пропал, через плечо был перекинут! Вы не видели, не знаете, где он?
- И стоило так кричать из-за какого-то фотоаппарата! Я его в письменный стол заперла в приемном покое. Принести что ли?
- Да, пожалуйста, будьте добры! Хорошая моя, неужели вы и фотоаппарат мой сберегли?
- Скажите тоже, - фыркнула Леночка, - а вы что ж думали? Что мы вас обокрали? Вот еще!
Она принесла фотоаппарат. Миша схватил его, стал проверять - все ли на месте.
Ну вот все в порядке, через два часа он будет на собеседовании.
И тут он испугался: а вдруг она снова вынула карту памяти! Он стал лихорадочно крутить фотоаппарат, пытаясь проверить, руки дрожали, не слушались, и тут он заметил, что к фотоаппарату прозрачной полоской скотча что-то приклеено. Он осторожно отодрал скотч. Это был маленький черный квадратик – карта памяти, и он понял - это Жанна вернула ему то, что украла тогда в поезде. Но зачем? Зачем? Ведь она знает, что он предоставит этот материал на телевидение. Может быть, ей хочется, чтобы все узнали о ней, и ее преступлениях? Существует ведь определенный тип преступников, работающих на публику. Он это знает не понаслышке, приходилось с такими иметь дело. Их хлебом не корми, дай покрасоваться перед камерой. Может, и Жанна из таких?
Он встал с постели, начал собираться.
- Куда вы, больной? - спросила Леночка.- Вы еще слабы, вам нельзя вставать.
- Мне нужно ехать, Леночка. Срочно нужно ехать.
- Да вы что? Я сейчас доктора позову.
- Марк Петрович! - крикнула она, но Миша подошел к ней, крепко поцеловал в губы и вышел из каморки, плотно затворив за собой дверь. Быстро зашагал прочь по узкому коридору, тускло освещенному одной единственной лампочкой под серым больничным потолком.
До города он добрался на попутном грузовике, водитель которого всю дорогу травил байки, несмотря на то, что Миша ни разу не засмеялся, только вежливо растягивал в улыбке потрескавшиеся от мороза сухие губы. Грузовик довез его до окраины города, где находилась какая-то строительная база. Потом Миша долго шел пешком. Ему пришлось преодолеть порядочное расстояние, прежде чем ему удалось поймать такси. Он долго уговаривал таксиста, который заламывал немыслимую цену, в итоге отдал все деньги, что у него были, и наконец, без пяти минут девять стоял у входа в Телецентр.
- Ну у тебя и видон, - удивился Рыжов, - ты что с театра боевых действий?
- Почти, - устало проговорил Миша.
- Надыбал что-нибудь или так на авось? - поинтересовался Рыжов, усмехаясь.
- Надыбал, - сказал Миша.
- Стоящее что или так фуфло ярморочное?
- Стоящее.
- Что-то ты немногословен, друг мой! Колись, а то не пропущу дальше. Там серьезные люди сидят.
- Пойдем, там и расскажу.
- Нет, ты сейчас расскажи. Мне ведь нужно тебя как-то заявить.
- Аркадий Сенин, - сказал Миша.
- Чего-чего? – недоверчиво протянул Рыжов, - Аркадий Сенин? Да его только что убили. Остыть еще не успел, а ты уже материал принес! Гонишь?!
- Не только что, - многозначительно произнес Миша.
- О чем это ты? - прищурился Рыжов.
- Я говорю, не только что убили. А вчера в двадцать три сорок пять, или двадцать три сорок шесть.
Рыжов уставился на Мишу, даже рот приоткрыл.
- Ну, пошли! Посмотрим - что к чему!
Серьезных людей оказалось двое: женщина лет сорока с белыми, словно седыми, волосами и небритый неопрятный мужик в клетчатом пиджаке.
Миша, конечно, узнал их сразу. Женщина – популярная ведущая Ангелина Голосова, мужик - Петр Селезнев, Генеральный директор канала, даже несмотря на свой весьма затрапезный вид.
- Вот это и есть Михаил Плетнев, о котором я говорил, - сказал Рыжов, как-то неестественно, с напряжением, улыбаясь, - заявляет, что принес сенсационный материал.
В голосе Рыжова Михаил услышал заискивающие нотки, и это его покоробило. Он не хотел, чтобы Рыжов ради него унижался, понимал, что вовек потом не расплатится.
- Сенсационный материал, это хорошо, - промурлыкала Голосова, - это конечно бонус. Но вы посмотрите на него! Куда его с такой смазливой физиономией на криминал? Ведь женская половина зрителей вместо того, чтобы бояться, будет видеть его в эротических снах.
И она хохотнула, жеманно поведя плечами.
- Да уж, - сказал директор, - не айс. Нам бы чего попроще, чтобы морда кирпичом. К примеру, как у тебя, Рыжов.
Теперь они хохотнули оба.
Рыжов побагровел, особенно шея и уши, и тоже вымученно засмеялся.
«Бедный Рыжов, - подумал Миша, - нелегко быть клоуном, даже за большие деньги».
- Может, нам его сразу завернуть? - предложила Голосова. - Ну его этот сенсационный материал. Что там у него? Проворовавшийся директор автобазы или отравление в школьной столовой? Он нам не подходит. Я его видела в новостях, вспомнила теперь. Он об аварии рассказывал. Юморил там, где нужно было трагедии напустить. В общем, он мне не нравится. Слишком бойкий и слишком смазливый.
Они говорили о Мише, словно его и не было здесь, словно это не он стоял тут перед ними, словно он был не живой человек, а так картинка на экране, которую можно, не стесняясь, обсуждать и издевательски комментировать, и отпускать идиотские шутки.
Рыжов наклонился к Генеральному и что-то прошептал на ухо. Миша услышал фамилию Сенина. Генеральный заерзал на стуле и в свою очередь что-то тихо сказал Голосовой.
- Да не может этого быть, - сказала Голосова, - и ты ему веришь?
- Ну-ка, покажите свой материал, - проговорил Генеральный, и Миша уловил в его маленьких глазках интерес и что-то еще, от чего вдруг вспомнились слова Жанны:
«Ты и тебе подобные делаете зрелище из человеческих трагедий».
Миша сделал шаг вперед и неожиданно для самого себя сказал:
- Я сделал фоторепортаж о том, как зоотехник колхоза «Заря» Петухов завалил доярку Курицыну прямо на рабочем месте, в стойле. Сделал ей ребенка, а теперь отказывается и даже анализы на ДНК не признает. Показать фото?
Генеральный покраснел, как индюк, а Голосова откинулась на спинку стула и захохотала:
- Во дает!
- Ты кого привел, Рыжов?! - зарычал Генеральный. - Ему здесь что, цирк?! А ну, гони его в шею! И сам убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели.
В коридоре взмыленный Рыжов схватил Мишу за грудки:
- Ты что наделал, дурак?! Шут гороховый! Ты не только себя, ты и меня под монастырь подвел! Сволочь ты! И зачем только я за тебя впрягся?! Сидел в дерьме и сидел бы! Я еще в институте знал, что ты неудачник! Что ты, кроме того, что баб трахать, больше ничего и не умеешь!
Миша дал ему в морду. Фасонистые очечки слетели с запотевшего бледного носа. Рыжов близоруко захлопал белесыми ресницами, нагнулся, зашарил ладонью по полу, выложенному мраморной плиткой, и только взялся за дужку, Миша усмехнулся и наступил грязным нечищеным сапогом на эти белые, в рыжих волосках, пальцы и на золоченую тонкую дужку дорогущих, наверное, очков.
Хрустнуло стекло, Рыжов вскрикнул, затопали бегущие к ним охранники, а Миша повернулся и пошел прочь. Он шел ровно, стараясь не наступать на линии стыка голубовато-серых, в черную крапинку, плит.
Услышал, как Рыжов истерически завопил за спиной:
- Охрана! Выкинуть его вон отсюда! И не церемоньтесь с ним, он у Генерального деньги украл!
Через сорок секунд, - ровно столько понадобилось двум дюжим молодцам, чтобы дотащить его до входа и швырнуть на заледенелый тротуар, - Миша лежал лицом в холодный твердый снег, чувствуя, как заплывает глаз, в который локтем нечаянно или намеренно попал один из охранников, и как саднит щека, которой он пропахал ноздреватый, застывший ледяной коркой, снег.
Он сел, поднес руку к лицу. Из носа текла кровь. Он вытер ее рукавом куртки и только тогда заметил, что фотоаппарат, который он до этого все время держал в руках, лежит на самом краю проезжей части. Машины пролетали мимо, и каждая секунда могла оказаться последней.
Миша встал и на подгибающихся ногах – бедное многострадальное правое колено! – пошел вперед, протягивая руку к фотоаппарату. Ему оставалось совсем немного, – всего-то пара шагов, - когда мимо пронеслась зеленая мазда, и мгновение спустя он увидел, что от фотоаппарата со всем тем драгоценным материалом, за которым он охотился две немыслимо тяжелые недели, остались только пластиковые осколки. Все было кончено, и не тогда было кончено, когда он, сам не зная почему, глупо схохмил и тем самым потерял место на престижном канале, а именно сейчас, когда под колесами машины разлеталась в пух и прах его последняя надежда.
