Голос Хассе будто подхлестнул всех членов ударной группы:
— Разрешающий свет, сэр. Можно стрелять.
— Готовсь! — гаркнул Уильямс.
Каденбах потянулся к пусковому щиту с шестью светящимися окошками. Включил рычаг пуска первой торпеды.
— Пуск! — крикнул Хассе.
Каденбах нажал ладонью залповую кнопку. Вырвался сжатый воздух, раскачав лодку; из микрофона сонара отчетливо донесся вой 3500-фунтовой торпеды, покидающей отсек.
— Первая пошла! — доложил Дэвидсон.
Хассе неотрывно смотрел на секундомер, зажатый в левой руке. Ровно через шесть секунд раздался его голос:
— Пуск!
Каденбах снова нажал кнопку. Еще четыре раза звучали одинаковые команды, пока не выстрелили все шесть носовых аппаратов. Микрофон доносил жужжанье маленьких гребных винтов.
Уильямс в упор посмотрел на Хассе.
— Путь торпеды?
— Две тысячи сто.
— Минута двадцать секунд, — констатировал Уильямс и скомандовал: — Лево руля, полный вперед! Курс один-восемь-ноль.
Скорей в открытое море, скорей набрать глубины под килем!
— Все торпеды пошли нормально, — доложил Тони Ромеро. И тут же с тревогой вскричал: — Сэр, сторожевой эсминец выходит в море, а ближний поворачивает к нам.
— Поднять перископ!
При скорости в девять узлов волны захлестывали перископ, набегая на линзы. Реджинальд увидел, как один эсминец отворачивает от «Нафузы» и набирает предельную скорость, а другой, патрульный, зарывшись носом, тоже подходит на всех парах.
И тут мощнейший гул накрыл подлодку. Потом гигантские волны одна за другой стали накатывать на перископ. Это торпеды рвали «Нафузу» на части. Пластины корпуса вибрировали, точно камертоны. Слышался нестройный хор радостных возгласов. Трудно сказать, сколько торпед достигло цели, да и нужды нет. Танкеру достаточно спички. На сонаре слышно, как взрывается бак за баком, и горящее высокооктановое топливо с шипеньем заливает океан. Едва ли в этом пекле кому-нибудь удастся выжить.
— Опустить перископ!
Уильямс не забыл, что должен передать шифрованное послание об успешной атаке, но поскольку за ними охотятся два эсминца, на это просто не осталось времени.
— Самый полный! — прокричал он в люк. — Погружение на сто футов! Готовиться к защите от глубинных бомб!
Сотни тонн воды наполнили цистерну быстрого погружения. Уильямс слышал, как хлопают водонепроницаемые двери и вентиляционные клапаны в переборках по всему судну. Медленно пополз вниз указатель угла, укрепленного под глубомером, пока не достиг величины в пятнадцать градусов.
Из микрофона неслась какофония звуков: прерывистое жужжанье скоростных винтов, вой вращающихся турбин, лязг искореженного металла, — это раскалывались переборки тонущего танкера, и самый страшный — свист сонара, усиливающийся по мере приближения двух эсминцев.
— Глубина под килем!
— Сорок саженей, сэр.
— Хорошо. Погрузиться на двести футов!
Эсминцы сближались под прямым углом, один на полмили впереди, чтобы второй не пострадал от его бомб. Внезапно частота вращения винтов снизилась. Ромеро поглядел наверх.
— Эффект Допплера. Один прошел над нами. — Он выпрямился, чуть подавшись вперед и спокойно объявил, сдвинув наушник: — Глубинные бомбы в воде.
— Выключи микрофон!
Все подняли головы; один ансамбль винтов стихал, другой нарастал. Сейчас он их застигнет, ураган взрывов шестисотфунтовых бомб. Отчетливо послышался щелчок гидростатического взрывателя в полой сердцевине бомбы. Страшный удар сотряс морские глубины. Все схватились за уши. Взлетели куски пробковой обивки, стружка, пыль. Раздавался шорох тысяч пузырьков, как будто кто-то обметал днище жестким веником. Затем, почти одновременно, взорвались еще три бомбы. Лодку яростно качало, плиты корпуса прогибались и скрипели. Люди держались за головы, шатались, стонали. Впечатление такое, что находишься внутри пустой нефтяной цистерны, а сказочный великан сверху молотит по ней дубиной.
Еще взрыв, гораздо ближе, ударил подобно тарану. Лодка накренилась на левый борт. Поднялась паника. Чарли Каденбаха бросило на палубный настил. Взорвалась ЭЛТ радара, осыпав Гороку Кумано острыми как бритва осколками. Он взвыл, схватившись за лицо, и упал на Каденбаха; сквозь пальцы сочилась кровь.
Уильямс крикнул в люк:
— Погрузиться на дно!
— Там кораллы.
— Насрать мне на твои кораллы! — Уильямс повернулся к Рэнди Дэвидсону. — Санитара сюда, быстро!
— Связь повреждена.
В этот момент над ними прошел второй миноносец. Все уставились на потолок, точно в ожидании палача. Еще четыре оглушительных раската прогремели со стороны кормы, и нос лодки вздернулся. А две бомбы, ударившие под носом, поставили ее почти вертикально. Внутри царил бедлам. Рулевая рубка звенела от криков боли и ужаса; все покатились в один угол. Уильямс пытался уцепиться за трубу перископа, но руки соскальзывали на жирной поверхности. Он опрокинулся на Ромеро и Хассе, и в ту же секунду погас свет.
— Аварийное освещение!
Одному человеку удалось выползти из свалки тел и дотянуться до выключателя водонепроницаемого аварийного освещения. Слабая красноватая подсветка залила рубку. Потом что-то шарахнуло в нос. Все затаили дыхание. Бомба прокатилась по настилу палубы к мостику, соскользнула вдоль него и взорвалась за рулевой рубкой. Тела на миг подбросило, потом они снова попадали вниз. Вода Ниагарским водопадом хлынула в маленький отсек. Дэвидсон и Сторджис рухнули на Уильямса. Чернокожий верзила заворочался, хотел закричать, но вода заткнула ему рот.
Еще две бомбы сорвали обшивку с искалеченной субмарины, и лодку стало медленно утягивать в черные глубины. Повезло тем, кого убило сразу; уцелевшие извивались, задыхались в агонии, захлебывались собственной кровью.
Сначала на коралловое ложе опустилась корма, потом весь корпус. «Блэкфин» перекатился на правый борт и застыл. Пузырьки воздуха вместе с топливом поднимались на поверхность. Вокруг было тихо, как в могиле.
Не успело прийти сообщение о разгроме двух авианосцев, как на «Йонагу» налетели коршуны. Крики «банзай» сразу смолкли.
— Радар докладывает: самолеты противника приближаются с юга и юго-востока. Дальность сто километров, — отрапортовал матрос Наоюки адмиралу Фудзите, весь день не уходившему с мостика.
— Хорошо. — Старик поднес к глазам бинокль.
Контр-адмирал Уайтхед и полковник Бернштейн в низко надвинутых и застегнутых касках тоже схватились за бинокли.
С фор-марса донесся крик впередсмотрящего:
— Самолеты, пеленг ноль-три-ноль, угол высоты двадцать!
Уайтхед покрутил винт настройки и увидел их. Рой насекомых, стремительно летящий к ним. Его топили уже пять раз. Неужели это шестой? Вполне возможно. И что его занесло сюда! Американский контр-адмирал стоит на мостике японского авианосца, который сражается против арабов!.. Он почувствовал себя марионеткой, беспомощной жертвой чужих приказов, отданных за много миль отсюда. Безликие чиновники из тщеславия, уязвленной гордости и еще Бог знает по каким причинам выпустили наружу силы, ведущие его прямиком к смерти. Ему и прежде не удавалось смириться с этим ощущением.
Фудзита прокричал в переговорную трубу:
— Нарушить радиомолчание. БВП наперехват противнику с юга! Флажный сигнал эскорту: зенитные орудия к бою. Курс ноль-девять-ноль, скорость тридцать два узла.
Мучительно тянулись секунды. Уайтхед уже безошибочно различал плоские крылья Ju-87 и огромные бомбы, висящие под фюзеляжами. Затем он углядел старые американские «Тексаны АТ6», модернизированные учебные самолеты с двигателями «Пратт-Уитни»; высокий фонарь, двухместная кабина, шасси убраны. Летят низко над водой, выставив из люков торпеды. А высоко в небе прикрытие — истребители Me-109.
— Все суда эскорта ответили, — донеслось из трубы.
— Полный вперед, лево руля, курс ноль-девять-ноль!
Уайтхед почувствовал, как палубный настил завибрировал под ногами, когда четыре мотора отдали всю свою мощь ходовым валам. Авианосец повернул на восток и ощетинился зенитными установками навстречу приближающимся самолетам. Все семь эсминцев заняли позицию в пятистах метрах от «Йонаги»: Файт впереди, три «Флетчера» по правому борту, три по левому.
Над головой мелькнула белая вспышка — это двенадцать «Зеро» устремились наперехват противнику (оставшиеся три не взлетели из-за поломок). Вот уже первая «Штука», объятая пламенем, покатилась вниз; за ней четыре АТ6. Но тут подоспели «Мессершмитты», и ВВП был вынужден оставить атаку на бомбардировщики.
Уайтхед обратился к адмиралу Фудзите:
— Всего двенадцать истребителей. Видимо, большинство своих машин они оставили охранять авианосцы.
— Одна эскадрилья. Глупо! — Старик повернулся к телефонисту. — Все действующие орудия, к бою готовсь!
