Ознакомительная версия.
Я вспоминаю!
— Нет, не правда! — говорю я. — Ты не Бен. Клэр мне все рассказала! Кто ты такой?!
— Помнишь эти фотографии, Кристин? Что ты сорвала со стены в ванной? Смотри, я принес их, чтобы ты взглянула.
Он сделал еще шаг, потом наклонился, чтобы взять сумку, что валялась у кровати. Достал оттуда несколько мятых фотографий.
— Посмотри! — сказал он. Я помотала головой, тогда он сам достал первую и, глядя на нее все так же отрешенно, показывает ее мне.
— Вот ты и я, — говорит он. — Посмотри! Это мы с тобой.
На фотографии мы с ним сидим в лодке посреди реки или канала. За нашими спинами темная, грязная вода, на заднем плане расплывчатое пятно растительности. Мы оба такие юные, наши тела, в отличие от нынешних, излучают молодость, вокруг глаз нет морщин, они сияют от счастья.
— Ну, ты видишь? — говорит он. — Это мы с тобой. Очень давно. Мы вместе уже столько лет, Крис. Много-много лет.
Я вглядываюсь в фотографию. В голове вспыхивают картинки: мы вдвоем в солнечный день. Он взял напрокат лодку. Где — понятия не имею.
Он показывает следующий снимок. Здесь мы гораздо старше. Он сделан недавно. Мы стоим у входа в церковь. День непогожий. Он в костюме, пожимает руку какому-то мужчине, тоже в костюме. На мне шляпа, с которой я справляюсь не без труда; я придерживаю ее, чтобы не сдуло ветром. В камеру я не смотрю.
— Это снято две недели назад, — говорит он. — Друзья пригласили нас на свадьбу своей дочери. Ты помнишь?
— Нет! — говорю я со злостью. — Представь, не помню!
— Был чудесный день, — сказал он и перевернул фотографию лицом к себе, вспоминая. — Чудесный…
Я помню, как перечитывала слова Клэр в ответ на мое сообщение о газетной статье, в которой говорилось о смерти Адама. «Этого не может быть».
— Покажи мне снимок Адама, — сказала я. — Ну же! Покажи хоть один его снимок!
— Адам погиб, — отвечал он. — Смерть героя. Благородная смерть…
Тут я заорала:
— У тебя должна быть его фотография! Покажи мне!
Тогда он показывает мне фотографию Адама с Хелен. Ту, что я уже видела. Во мне поднимается гнев.
— Покажи мне хотя бы одну фотографию, на которой ты с ним в кадре! У тебя же есть хотя бы одна? Ведь ты его отец?
Он смотрит на пачку фотографий, и я жду, что он сейчас покажет то, что я прошу. Но нет. Он безвольно опускает руки.
— У меня их нет здесь, — говорит он. — Наверное, где-то в доме.
— Да ты не его отец, признайся! — кричу я. — Что это за отец, у которого нет фотографий с собственным сыном?
Он прищуривает глаза, словно затаив злобу. Но я не могу остановиться:
— Какой отец скажет жене, что их сын умер, когда он жив? Признайся, ты же не отец Адама! Его отец Бен. — Как только я произношу это имя, в мозгу возникает образ: мужчина в узких очках в темной оправе, темноволосый. Это Бен. И я повторяю его имя, чтобы оно отпечаталось в моей памяти: Бен.
Оно оказывает на него неожиданное действие. Он что-то произносит, но слишком тихо, так, что я не слышу. Я спрашиваю, что он сказал. Он повторяет громче:
— Тебе не нужен Адам.
— Что? — говорю я, и он отвечает, уже увереннее, глядя мне прямо в глаза.
— Тебе не нужен Адам. У тебя есть я. Мы живем вместе. Не нужен тебе Адам. И Бен не нужен.
Я чувствую, как в это мгновение силы покидают меня, а незнакомец, напротив, наполняется уверенностью. Он улыбается.
— Не расстраивайся, — говорит он весело. — К чему это? Ведь я люблю тебя. И это самое главное, правда? Я люблю тебя, а ты меня. — Он опускается на корточки и протягивает мне обе руки. При этом улыбается, словно я пугливое животное, которое он старается выманить из норы наружу.
— Ну же, иди. Иди ко мне.
Я снова отползаю назад, скользя бедрами по полу. Наконец упираюсь спиной во что-то твердое и теплое, это батарея под окном. Я понимаю, что доползла до противоположного конца номера. Он медленно приближается.
— Кто же ты? — повторяю я снова, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — Чего ты хочешь?
Он замер на месте, присев на корточки. Если он протянет руку, то дотянется до моей ноги, до колена. Если решит придвинуться ближе, я смогу, в случае чего, ударить его ногой; впрочем, не уверена, что получится, кроме того, я босиком.
— Чего я хочу? — повторяет он. — Да ничего особенного. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы, как когда-то. Помнишь, Крис?
Опять это слово. Помнишь. Мне даже показалось, что он издевается.
— Я не знаю тебя! — крикнула я, еле сдерживаясь. — Как я могу что-то помнить? Я никогда с тобой не встречалась!
Улыбка исчезает с его лица. Теперь его лицо словно расколото болью изнутри. Момент равновесия, как будто маятник силы вновь сместился в мою сторону и на миг оказался ровно посередине.
Он вдруг оживает.
— Но ты ведь любишь меня! — восклицает он. — Ты это писала в своем дневнике. И говорила. Я знаю, что ты хочешь быть со мной. Почему ты не хочешь вспомнить?
— В моем дневнике?!
Конечно, я понимала, что он знал о дневнике, он же выдрал те важнейшие страницы в конце. Но только сейчас до меня доходит, что он прочитал его, у него было время — я рассказала ему о дневнике неделю назад.
— Сколько дней ты читаешь мой дневник?
Казалось, он меня не слышит. Он заговорил, и в его голосе звучало торжество.
— Ну скажи, что не любишь меня! — Я молчу. — Вот видишь? Не можешь, так? Ты не можешь этого сказать! Потому что ты любишь меня. И всегда любила, Крис. Всегда!
Он чуть откидывается назад, и теперь мы оба сидим на полу, друг напротив друга.
— Я помню, как мы познакомились, — говорит он.
Я помню его рассказ про пролитый в библиотеке кофе и гадаю, что он имеет в виду.
— Ты тогда что-то писала. Каждый день ходила в одно и то же кафе. Садилась на «свое место» у окна. Иногда с тобой был малыш в коляске, но чаще ты приходила одна. Садилась, открывала ноутбук, печатала что-то или просто смотрела в окно. Ты казалась мне необыкновенно красивой. Я проходил мимо кафе каждый день по пути к автобусной остановке и вскоре стал с нетерпением ждать этих мгновений. Я представлял, во что ты будешь одета, соберешь волосы или распустишь, что будешь есть, пирожное или сэндвич. Иногда на твоем столе была стопка тарелок, иногда блюдце с крошками, или просто чай. — Он рассмеялся, печально качая головой, и я вспомнила, что Клэр упоминала кафе. Выходит, он говорил правду. — Я ходил мимо тебя в одно и то же время каждый день, — продолжал он. — И, знаешь, как я ни пытался, я не мог вычислить, когда у тебя обычно обед. Сначала я думал, что это зависит от дня недели, но понял, что никакой связи нет; потом решил, что это связано с датами. Тоже прокол. Тогда я предположил, что все зависит от того, во сколько ты приходишь в кафе. И я стал уходить с работы раньше и бежать туда в надежде увидеть, как ты входишь. И вот однажды тебя в кафе не оказалось. Я подождал и вдруг увидел, как ты идешь по улице с прогулочной коляской. Когда ты дошла до кафе, тебе было трудно войти в дверь. Боже, ты казалась такой беспомощной и растерянной, что я, не размышляя, бросился через улицу и придержал для тебя дверь. Ты улыбнулась мне и сказала: «Огромное спасибо». Ты была так прелестна, что мне захотелось тут же поцеловать тебя. Но я не хотел, чтобы ты думала, что я перебежал улицу лишь для того, чтобы помочь тебе, поэтому вошел в кафе следом и встал в очередь за тобой. Пока мы ждали, ты со мной заговорила: «Людно сегодня, правда?», и я согласился, хотя было не так уж много народу для середины дня. Мне было все равно, лишь бы продолжить беседу. Я взял чай и то же пирожное, что и ты, и уже думал, прилично ли попроситься сесть за твой столик, но, когда получил свой заказ, ты уже болтала, кажется, с кем-то из хозяев кафе, так что я сел за столик в углу.
После этого случая я стал заходить в кафе почти ежедневно. Повторить что-то начатое всегда легче. Иногда я рассчитывал, что ты придешь раньше, и подсматривал, сидишь ли ты на своем месте, но иногда просто заходил и садился. И ты меня заметила. Я знал это. Ты начала со мной здороваться или говорить что-нибудь о погоде. Однажды я задержался на работе и, когда шел с подносом мимо твоего столика, ты сказала мне: «А вы опаздываете!» В тот день не было свободных мест и ты, указав на свободный стул рядом, пригласила меня сесть. Ты была без малыша, и я спросил: «Вы уверены? Я точно не помешаю?» — мне не понравилось, как это прозвучало, я испугался, что сейчас ты скажешь: извините, я передумала. Но ты воскликнула: «Нет, напротив! Честно говоря, мне сегодня не работается. Так что не помешает отвлечься». И я понял, что тебе хочется поболтать со мной, а не просто выпить чай с пирожным в вежливом молчании. Ты помнишь?
Я помотала головой. Я решила дать ему выговориться. Я хотела выслушать все, что он собирался сказать.
— Я сел, завязался разговор. Ты сказала, что ты писательница. Что у тебя вышла первая книга, но со второй что-то не ладится. Я спросил, о чем книга, но ты не сказала. Только призналась, что «надеешься, что получится роман». И вдруг погрустнела. Я предложил выпить еще по чашке кофе. Ты поблагодарила за предложение, но сказала, что у тебя нет денег, чтобы заплатить. «Я не беру с собой кошелек, когда иду сюда. Только немного наличных, чтобы хватило на пару чашек чая и пирожное. Верный способ не растолстеть!». Мне это показалось странным. Ты была совершенно непохожа на женщину, которой надо следить за весом. Ты всегда была стройной. Но неважно. Я был так рад, что наша беседа, очевидно, развеселила тебя и что ты будешь «должна» мне, а значит, мы точно увидимся. Я сказал: «Что вы, какая ерунда, ничего не надо», — и принес нам еще чая и кофе. С тех пор мы стали видеться регулярно.
Ознакомительная версия.
