Де Вит, Яуберт, Петерсен, О'Грейди, Сниман и Фос не поднимали головы.
Начальник уголовного розыска размахивал руками; казалось, от гнева он лишился дара речи.
Открылась дверь, и на пороге показался довольный Гриссел.
— Дамы и господа! — весело объявил он. — Позвольте представить: Хамелеон. Он же Солнышко! — Ухватив подозреваемого за рубашку, он втащил его в зал.
— 10 января, 19:17. Допрос подозреваемого по делу два дробь один дробь пять дробь четырнадцать. Отдел убийств и ограблений, Бельвиль. Допрос ведет сержант уголовного розыска Бенджамин Гриссел. Присутствуют: полковник Барт де Вит, капитан Матт Яуберт, капитан Герри… то есть…
— Гербранд.
— Капитан Гербранд Фос. Первый вопрос к подозреваемому. Назовите ваше полное имя.
— Янек Вацлав Милош.
— Национальность?
— Эскимос. Сами слышите. Я прекрасно говорю по-эскимосски.
— Национальность?
— Южноафриканец.
— Номер удостоверения личности?
— Пятьсот девяносто пять пять один два семь ноль ноль один.
— Адрес?
— Пайнлендс, Айрис-авеню, семнадцать.
— Вы осведомлены о том, что имеете право пригласить адвоката. Если у вас нет своего адвоката или вы не можете воспользоваться услугами платного адвоката, вы получаете право пригласить государственного защитника. Вы имеете право в любое время просить помощи государственного защитника, после чего дело будет рассмотрено окружным судом или судом высшей инстанции…
— Избавьте меня от этого. Мне не нужен защитник.
— Он вам пригодится. Вы обвиняетесь в вооруженном ограблении, Вацлав.
— Пушка была игрушечная.
— Пистолет.
— Все равно.
— Вы признаете, что отвечаете на вопросы добровольно, без какого-либо принуждения или давления со стороны представителей полиции Южной Африки…
— Южно-Африканской полицейской службы.
— Извините, полковник. Без какого-либо принуждения или давления со стороны представителей Южно-Африканской полицейской службы?
— Да.
— Почему у вас такая фамилия?
— Старая, почтенная эскимосская фамилия.
— А вы шутник, Вацлав.
— Ладно, ладно. Мой отец был поляк.
— А мать из африканерской семьи?
Молчание.
— Будете говорить? Допрос записывается на пленку.
— Да. При чем тут происхождение моих родителей?
— Профессия?
— Домохозяйка.
— Нет, ваша профессия.
— Я гример. Работаю вне штата.
— Вы не очень преуспеваете?
— Я ни при чем. Во всем виновато южноафриканское телевидение. Чем больше сериалов оно закупает за рубежом, тем больше наших гримеров подыхает от голода.
— Поэтому вы решили ограбить пару-тройку банков.
— Только «Премьер». В другой банк я пошел специально, чтобы передать вот ему записку.
— Для протокола: обвиняемый имеет в виду капитана Матта Яуберта. Почему вы выбрали именно «Премьер», Вацлав?
— Они мне должны.
— Они вам должны?
— Я хотел набрать сорок пять тысяч рандов, не больше. Столько они мне задолжали.
— Почему?
— Мой дом…
— Что с вашим домом?
— Я решил взять кредит на покупку дома. Они с радостью пошли мне навстречу. Никаких проблем, мистер Милош. Всегда рады вам помочь, мистер Милош. Если вы подпишете вот это дополнительное соглашение, мы снизим ставку по кредиту на четверть процента.
— И что?
— А потом они ликвидировали заем. Потому что их эксперт не заметил структурный дефект, пока я не указал им.
— Какой еще структурный дефект?
— Вся задняя стена дома медленно-медленно проседает, уходит в песок, но в контракте, уже подписанном мною, говорилось, что продавец не несет за это ответственности! «Нам очень жаль, мистер Милош, но кредит недостаточно обеспечен. Нет, мистер Милош, капитальный ремонт обойдется в слишком большую сумму. Давайте оформим вам кредит на ту же сумму. Кредит с овердрафтом. Пожалуйста, перечитайте параграф такой-то и такой-то, подраздел такой-то. Процент по кредиту будет лишь немногим выше». А потом поганое телевидение — чтоб оно сгорело! — перестало давать мне заказы, и что мне оставалось делать? Звонить в уголовный розыск и жаловаться, что меня ограбили?
— И тогда вы начали грабить банки?
— Я искал работу.
— Но безрезультатно.
— Нет, что вы. Меня завалили предложениями. «Двадцатый век — Фокс», «Эм-джи-эм», «Уорнер»… Просто в очередь выстроились. Но мне в тридцать два года что-то не хочется становиться миллионером…
— Вацлав, вы слишком много умничаете и язвите.
— Попробуй, приятель, найти работу, если у тебя белая кожа. «Какой у вас опыт работы, сэр? Вы гример? Мы вам перезвоним. Правда, сейчас мы работаем в соответствии с программой позитивных действий».
— И тогда вы начали грабить банки?
— Тогда я решил сам вернуть должок.
— Вацлав, то, что вы сделали, называется вооруженным ограблением.
— Меня зовут Янек. Не было у меня никакого оружия. Я ходил с игрушкой.
— Вы признаете, что ограбили отделения Премьер-банка 2 и 7 января на семь тысяч и одиннадцать тысяч двести пятьдесят рандов соответственно? И что 11 января вы попытались ограбить милнертонский филиал банка? А 16 января вы ограбили отделение Банка Южной Африки в Сомерсет-Уэсте на три тысячи рандов. Всякий раз вы угрожали служащим огнестрельным оружием.
— Дьявол, вы что, совсем? Вы же видите, что у меня за оружие! Игрушка!
— Можете доказать, что ваш игрушечный пистолет тот самый, которым вы пользовались во время налетов?
— Нет. Но…
— Что?
— Я не хотел никого ранить. Вел себя вежливо и культурно до тех пор, пока вы не растрезвонили про маузер.
— Про какой маузер, Вацлав?
— Меня зовут Янек, мать вашу! Вы отлично знаете, какой маузер я имею в виду! Я говорю про парня, который перестрелял пол-Кейптауна! Про маньяка!
— Что вам известно о маньяке с маузером?
— То же самое, что и всем остальным гражданам ЮАР! То, что я читал в газетах и слышал по радио.
— Где вы храните свой маузер?
— Слушайте, я готов сотрудничать со следствием и все такое, но не надо вешать на меня еще и убийства!
— Вы первый начали, когда заговорили о маузере в Милнертоне. Цитирую показания мисс Розы Вассерман: «И тогда он сказал: жаль, что я не прихватил свой маузер».
— Та толстая корова не хотела отдавать мне деньги. Пришлось ее немного попугать.
— Сейчас ваш дом обыскивают двенадцать детективов. Если они найдут маузер…
— Ничего они не найдут!
— Почему, Вацлав? Вы его прячете где-то в другом месте?
— Черт побери, да нет у меня никакого маузера! Сколько раз вам повторять? Я даже не знаю, где такой достать. Я купил игрушечный пистолет, похожий на настоящий, но ни разу не вынимал его из кармана. Боялся, что служащие банка сразу опознают игрушку. Ладно, ладно, признаюсь, деньги я брал. Но это было не ограбление. И не воровство. Я возвращал свои деньги! Банку Южной Африки я бы все вернул, до последнего цента, но только после того, как получил бы их от «Премьера». Ясно? Вы не заставите меня признаться в том, чего я не делал!
— Где деньги, Вацлав?
— Янек.
— Где деньги, Янек?
— Это мои деньги.
— Где они?
— Да пошли вы все! Я так и так сяду, а когда выйду, «Премьер» опять начнет тянуть из меня денежки. Плюс проценты. Так какой смысл?
— Янек, если вы вернете деньги, судья отнесется к вам благосклонно.
— Это мои деньги.
— Где ваши деньги, Янек?
Молчание.
— Янек!
— На потолке. Под трубой отопления.
Они совещались в кабинете де Вита. Начальник уголовного розыска разговаривал с ними на равных. После своей проникновенной речи он счел своим долгом участвовать в работе оперативно-следственной группы.
У Яуберта пересохло во рту; он морщился от табачного перегара. В комнате для допросов он отказался от своего зарока курить не больше трех сигарет в день — надо же было как-то справиться со зверским голодом и головной болью, от которой ломило виски. Он не отставал от Гриссела, курил одну сигарету за другой и только было потянул из пачки еще одну, да вовремя взглянул на табличку на столе де Вита: «Здесь не курят».
Они заново изучали все папки с материалами дела — строчку за строчкой, букву за буквой, вертели так и сяк кусочки головоломки. Белых пятен было гораздо больше, чем деталей, которые вдруг совпадали, подходили друг другу. Они начали с самого начала, рассматривали версии, которые рассыпались от одного вопроса, шелестели бумагами, строили версии, отказывались от них. Наконец они пришли к выводу, что ничего не понимают, как ни крути.
В четверть двенадцатого решили подождать Баси Лау, который должен был вернуться, найдя Ингрид Йоханну Кутзе.
Может быть, утро вечера мудренее.
Яуберт поехал домой, усталый телом и душой. Он хотел есть и пить. По пути он вспоминал все, что случилось сегодня.
