— Святой Отец…
Валендреа перекрестился и поднялся с колен. В дальнем конце тускло освещенной капеллы в дверях стоял Амбрози. На лице помощника была тревога.
— Что с Мишнером?
— Сбежал. Вместе с Катериной Лью. Но мы кое-что нашли.
Валендреа просмотрел ворох писем и не смог скрыть изумления. У Климента XV была любовница?! Хотя ничего в письмах прямо не говорило о смертном грехе — а для священника нарушение своих обетов это смертный грех, — значение писем было бесспорно.
— Не перестаю удивляться, — сказал он, подняв глаза на Амбрози.
Они сидели в библиотеке. Здесь же у него недавно состоялся неприятный разговор с Мишнером. Валендреа вспомнил, что сказал ему Климент месяц назад, когда Папа узнал, что отец Кили не оставил членам трибунала выбора.
«Может быть, стоит выслушать другую точку зрения?»
Теперь он понял, почему Фолкнер был так благосклонен к Кили. Видимо, безбрачие не входило в число тех догм, к которым немец относился серьезно. Он снова посмотрел на Амбрози. Медленно сказал:
— Это будет почище самоубийства. Я и не знал, что у Климента имелось столько тайн!
— И что он был так предусмотрителен, — заметил Амбрози. — Он взял из хранилища перевод Тибора, поскольку знал, что вы станете делать.
Не стоило лишний раз упоминать о предусмотрительности Климента, но Валендреа не стал возражать.
— Уничтожьте письма, — приказал он.
— Разве они нам не пригодятся?
— Мы все равно не сможем воспользоваться ими в полной мере. Нельзя очернять память о Клименте. Дискредитировать его сегодня означает дискредитировать Ватикан, а этого я не допущу. Если мы опорочим умершего, мы только навредим сами себе. Уничтожьте их.
Потом он спросил о том, что его действительно волновало.
— Куда поехали Мишнер и Лью?
— Наши друзья сейчас проверяют таксистов. Скоро будем все знать.
Валендреа и раньше думал, что тайником Климента может служить его сундучок. Но теперь, когда он узнал больше о своем прежнем враге, догадался, что немец поступил гораздо умнее. Взяв один из конвертов, Валендреа прочел обратный адрес.
Германия, Бамберг, Хинтерхольц, 19, Ирма Ран.
Раздалась тихая мелодия, и Амбрози вынул из-под сутаны мобильный телефон. Разговор занял всего несколько секунд.
Валендреа опять посмотрел на конверт.
— Дай-ка я угадаю. Они поехали в аэропорт?
Амбрози молча кивнул.
— Паоло, найдите эту женщину, — он указал рукой на письма, — и мы получим то, что ищем. Мишнер и Лью тоже будут там. Они сейчас летят к ней.
— Вы уверены?
— Никогда нельзя ни в чем быть уверенным, но все говорит об этом. Займитесь этим лично.
— Разве это не опасно?
— На этот риск стоит пойти. Думаю, вы не станете привлекать к вашему пребыванию в Германии лишнего внимания.
— Конечно, Святой Отец.
— Как только найдете перевод Тибора, вы должны немедленно его уничтожить. Не важно как. Паоло, я рассчитываю на вас. — Голос его понизился и звучал совсем глухо. — Если кто-нибудь — не важно, любовница Климента, Мишнер, Лью, кто угодно, — прочтет эти слова или будет их знать, убейте его. Не думайте ни о чем, просто уничтожьте.
На лице секретаря не дрогнул ни один мускул. Его глаза, как глаза хищной птицы, засветились недобрым светом. Валендреа знал о противостоянии Амбрози и Мишнера и даже поощрял его — ничто не обеспечивает преданность лучше, чем обычная ненависть. Так что задание на предстоящие часы принесет его другу подлинное удовлетворение.
— Я не подведу вас, Святой Отец, — тихо сказал Амбрози.
— Вы должны думать не обо мне. Мы выполняем миссию Господа, и ставка очень высока. Очень высока.
Бамберг, Германия
1 декабря, пятница
10.00
Шагая по мощеным улочкам Бамберга, Мишнер быстро понял, почему Якоб Фолкнер так любил этот город. До этого он ни разу не был здесь. Когда Фолкнеру удавалось ненадолго приехать в родной город, он не брал с собой Мишнера. Они планировали совершить большую официальную поездку Папы по Германии на следующий год, предполагалось посещение Бамберга.
Фолкнер не раз говорил ему, как он хочет побывать на могиле родителей, отслужить мессу в соборе и повидать старых друзей. Тем более странным выглядело его самоубийство — подготовка к этому долгожданному визиту шла уже полным ходом.
Бамберг стоял на месте, где сливались быстрый Рейн и извилистый Майн. На холмах над рекой возвышались королевская резиденция, монастырь и собор. Здесь, среди поросших лесом горных склонов, когда-то жили князья-епископы. Ниже по холмам, у самых берегов Рейна, располагалась светская часть города, где традиционно преобладали деловые и торговые учреждения.
Символическим местом соединения обеих частей служила река, и именно здесь много веков назад прозорливые правители поставили ратушу, стены которой, наполовину сделанные из дерева, украшали яркие фрески. Ратуша находилась на острове, прямо посередине между церковной и купеческой частями города. Повисший над рекой каменный мост разрезал здание пополам и соединял оба мира.
Мишнер и Катерина прилетели из Рима в Мюнхен и переночевали около аэропорта. Утром они взяли напрокат машину и поехали на север в сторону центральной Баварии через Франкийские холмы. Путь занял около двух часов.
И вот они стоят на Максплац посреди шумной рыночной площади. Предприниматели готовятся к началу рождественских распродаж. От холодного воздуха у Мишнера потрескались губы, солнце появлялось на небе лишь проблесками, а тротуар заносило снегом. Из-за перемены климата им пришлось зайти в один из магазинов и купить пальто, перчатки и кожаные ботинки.
Слева от них возвышалась церковь Святого Мартина, отбрасывающая на переполненную площадь свою длинную тень. Мишнер подумал, что, наверно, стоит поговорить с местным священником. Он сможет рассказать ему об Ирме Ран.
Они оказались внутри. Пожилой седой священник внимательно выслушал их и сказал, что, наверное, ее можно найти в приходской церкви Святого Гандольфа в нескольких кварталах отсюда, к северу, на другом берегу канала.
Они нашли ее около одной из небольших часовен под распятием, с которого печально смотрел Христос. В воздухе пахло ладаном и воском.
Ирма оказалась невысокой, маленькой женщиной, ее бледная кожа и тонкие черты еще хранили следы красоты, которая почти не увяла со времен ее молодости. Если бы Мишнер не знал, что Ирме скоро восемьдесят, он готов бы был поклясться, что ей не больше шестидесяти.
Они нерешительно стояли сбоку и боялись подойти к ней.
У него возникло странное чувство. Может, он вторгается в сферу, о которой ему лучше не знать? Но он оставил эти сомнения. В конце концов, Климент сам указал ему этот путь.
— Вы Ирма Ран? — спросил он по-немецки.
Она повернулась к нему. Ее серебристые волосы доходили до плеч. На желтовато-бледном лице — ни следа косметики. Круглый морщинистый подбородок, в глазах застыло выражение сострадания и сочувствия.
Помолчав, она сказала:
— А я все ждала, когда же вы приедете.
— Откуда вы меня знаете? Мы же никогда не виделись.
— Но я вас знаю.
— Вы знали, что я приеду?
— Да, Якоб говорил, что вы приедете. А он никогда не ошибался… особенно во всем, что касалось вас.
Только сейчас Мишнер понял:
— В письме. Том самом, что он отправил из Турина. Он там это написал?
Она кивнула.
— То, что я ищу, у вас?
— Может быть. Вы приехали сюда сами по себе или по чьей-то просьбе?
Вопрос был странным, и Мишнер ответил не сразу.
— Я приехал ради церкви.
Она снова улыбнулась:
— Якоб сказал, что вы так и ответите. Он хорошо вас знал.
Ирма с Катериной обменялись рукопожатиями.
— Очень рада познакомиться с вами, Катерина. Якоб писал, что, возможно, вы приедете вместе.
Ватикан
1 декабря, пятница
10.30
Валендреа перелистывал Lignum Vitae. Перед ним стоял архивариус. Он вызвал этого пожилого кардинала к себе на четвертый этаж и велел принести с собой книгу. Валендреа хотел сам проверить, что же так заинтересовало Нгови и Мишнера.
Он нашел главу с пророчествами Малахии о приходе Петра Римлянина в самом конце фолианта Арнольда Вийона толщиной почти две тысячи страниц.
«В заключение всех гонений на Святую римскую церковь на престол взойдет Петр Римлянин. Он проведет паству через множество лишений, после которых в городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».
— И вы действительно верите в эту чушь? — спросил он архивариуса.
— Вы сто двенадцатый Папа в списке Малахии. Последний. И он точно знал, какое имя вы выберете.