— Кто «они»? — спросил Мак-Артур.
— Фолкнеры, — ответил я. — Фолкнеры и есть Братство.
Мак-Артур покачал головой:
— Если это так, парень, ты в полной заднице, у тебя большие проблемы.
Звук мотора «Марины-1», приближавшейся к нам, прервал мои размышления.
— Они плывут назад за патологоанатомами из местного полицейского управления, чтобы констатировать смерть жертв прямо на месте преступления, — пояснил Мак-Артур, расстегивая наручники на моей руке. — Вы поедете назад с ними. Кто-нибудь подвезет вас в участок. Я прибуду примерно через час, и мы продолжим нашу беседу с того места, где остановились.
Он наблюдал за мной, когда я осторожно спускался с вельбота в маленькую лодку. Она оттолкнулась от борта и направилась к берегу, оставив позади «Элизу Мэй». Солнце садилось, и волны были словно охвачены огнем. Тело Джека Мерсье казалось темным на фоне багрового неба, как черный флаг, поднятый на небосклоне.
Я сидел в приемной полицейского управления Скарборо и через прозрачное стекло наблюдал за работой диспетчеров. Моя одежда была мокрой насквозь, и мне казалось, что я уже никогда не смогу согреться. Поймав себя на том, что вновь и вновь перечитываю предупреждение об эпидемии бешенства у собак и объявления, которые появлялись на дисплее и были развешаны на стендах, я понял, что теряю контроль над собой и вот-вот свалюсь с высокой температурой. Голова раскалывалась, и казалось, что кожу головы пронзают множество уколов, особенно в том месте, где наложили швы.
Спустя какое-то время меня отвели в комнату для допросов. Начальство только что вышло после совещания, где Мак-Артура распекали за то, что он позволил мне подняться на борт вельбота «Марина-4». Я пытался немного согреться, стуча зубами о чашку кофе под неусыпным надзором патрульного офицера, который хотел быть уверен, что я не попытаюсь украсть один из собачьих трофеев, выставленных в витрине, когда Мак-Артур присоединился ко мне в сопровождении капитана Бобби Мелиа. Это был один из двух капитанов в управлении, которые находились в непосредственном подчинении у шефа Байрона Фишера. Мак-Артур нес диктофон. Дверь за ними закрылась, они уселись напротив меня и попросили рассказать все с самого начала еще раз. Затем появились Норман Бун и Эллис Говард.
И я снова все рассказал.
И еще раз.
И еще.
Я устал, промерз и очень хотел есть. Каждый раз, когда я рассказывал им о том, что мне известно, становилось все труднее и труднее держать в памяти, что именно я изъял из рассказа, а вопросы становились все более и более въедливыми. Но я не мог рассказать им о Марси Бекер, потому что, если у Братства действительно были связи в полиции, то любое упоминание о ней в полицейских органах означал смертный приговор для нее. Они угрожали тем, что обвинят меня как соучастника в убийстве Мерсье, в дополнение к сокрытию улик, чинению препятствий следствию и всему, что допускалось по закону. Я безропотно позволил волнам их гнева обрушиться на меня.
Двух тел не хватало на яхте — этого «порнозвезды» и Квентина Харрольда. Оба они отправлялись на «Элизе Мэй», чтобы обеспечивать безопасность Оберов и Мерсье. Полицейские из Скарборо подозревали, что они были убиты первыми же выстрелами. Джек Мерсье безуспешно пытался подать сигнальную ракету, но вместо этого сжег на себе одежду. В каюте, там, где были обнаружены тела, нашли револьвер, но из него не было сделано ни одного выстрела. Обоймы оказались раскиданы по полу в том месте, где кто-то делал последнюю безнадежную попытку его зарядить.
Кому это повредит?
Я хотел только одного — уйти отсюда. Я хотел поговорить с Бекерами, заставить их, если понадобится, под дулом пистолета сказать мне, где скрывается их дочь. Я хотел узнать, до чего докопалась Грэйс Пелтье... Я хотел спать.
Но больше всего я хотел отыскать мистера Падда, немую и старика, который желал получить кожу Рейчел, — преподобного Фолкнера. Его жена находилась среди тех, кто погиб на озере Святого Фройда, но его там не было, как не было и двоих его детей. Мальчика и девочки, как я помнил. Сколько же им должно быть сейчас? Между пятьюдесятью и шестьюдесятью? Мисс Торрэнс была слишком молода, как и Лутц. Если только не найдется еще кто-то надежно спрятанный, в чем я лично сильно сомневался, то остаются только Падд и немая: это они Леонард и Мюриэл Фолкнер, отправляющие людей на тот свет, когда это понадобится, по приказу своего папочки.
* * *
В этот вечер меня отпустили после одиннадцати, хорошо, подбросили до машины, но их угрозы все еще звучали в ушах. Когда я вернулся, Эйнджел и Луис были вместе с Рейчел. Они пили пиво и смотрели телевизор с почти выключенным звуком. Все трое оставили меня в покое, пока я раздевался, принимал душ, переодевался. Новенький мобильник лежал на кухонном столе, sim-карта, извлеченная из обломков старого телефона, была установлена в новый. Я достал из холодильника бутылку «Пит Викид Эля» и открыл ее. Запах хмеля и тонкий аромат фруктов ударил в нос. Я поднес бутылку к губам и сделал один большой глоток — мой первый глоток алкоголя за прошедшие два года, затем задержал его во рту столько, сколько мог. Когда, наконец, я глотнул, пиво уже стало теплым. Я вылил остатки в стакан, выпил половину, затем уселся и стал разглядывать, сколько там осталось в стакане. А через какое-то время выплеснул все в раковину.
Это, конечно, не было моментом истины — скорее жестом доброй воли. Я не хотел напиться, даже сейчас. Я мог выпить, а мог и отказаться, и я выбрал отказ. Эми была права: это было всего лишь средством заполнить пустоту, и я нашел другой способ сделать это. Но сегодня никакой напиток не мог сделать так, чтобы дела пошли лучше.
Меня снова начала бить дрожь. Несмотря на горячий душ и теплую одежду, никак не удавалось согреться. Я чувствовал вкус соли у себя на губах, запах моря в волосах, и мне все казалось, что я опять нахожусь в заливе, где «Элиза Мэй» медленно проплывает мимо меня и тело Джека Мерсье мерно качается на фоне неба.
Я выбросил бутылку в ведро и поднял глаза: Рейчел стояла, подпирая косяк двери.
— Ты ее не допил? — мягко сказала она.
Я покачал головой. Мгновение или два я был не в состоянии говорить. Казалось, внутри меня что-то разрывается, как будто на сердце опустился тяжелый камень и все мои внутренности готовы взорваться. Страх из глубины души начал распространяться по всему моему телу: от кончиков пальцев растекался выше, до затылка и кончиков ушей. Волна за волной он накатывал на меня, так что мне пришлось вцепиться в мойку, чтобы не упасть. Я крепко зажмурил глаза и увидел:
Труп молодой женщины извлечен из бочки с бензином из канала в Луизиане. Зубы сжаты в агонии, тело завернуто в кокон из жировых тканей. Странник считал ее своей черновой работой и выбросил на помойку, не отказав себе в удовольствии выколоть бедняжке глаза и замучить ее. Вот маленький умерший мальчик, бегающий по моему дому в полночь и зовущий меня поиграть. А вот Джек Мерсье, сжигаемый неумолимым пламенем, в то время как его жену, истекающую кровью, волокут вниз, в каюты; кровь и вода, смешивающиеся на бледной отрубленной голове Мики Шайна; мой дедушка, память о котором постепенно тает; отец, сидящий за обеденным столом и приглаживающий огромной пятерней мои вихры. Сьюзен и Дженни у нее на коленях на стуле в кухне — потерянные для меня и все же не совсем потерянные, ушедшие и оставшиеся навечно со мной...
Страх накрыл меня волной громких голосов, и, когда она спала, мне показалось, что я различаю голоса, зовущие меня снова и снова, пока они, наконец, не слились в мощный хор. Мое тело содрогнулось, рот непроизвольно разжался, и я услышал сам себя:
— Я не виноват, — шептал я.
Брови Рейчел поползли вверх.
— Не понимаю.
— Это. Была. Не. Моя. Вина, — повторил я раздельно.
Она обняла меня, пока я выплевывал каждое слово. Я облизал верхнюю губу и вновь почувствовал вкус соли и пива. Моя голова раскачивалась в такт биению сердца, и казалось, что я сейчас сгорю заживо. Прошлое и настоящее переплелись между собой и спутались, как змеи в клубке. Новые смерти и старые, старые грехи и новые, ужас при воспоминании о них раскалял добела мой мозг и тело, даже когда я говорил.
— Ничего подобного, — сказал я.
Мои глаза не различали очертаний предметов, затем я ощутил, как новая волна соленой воды захлестывает мои щеки и губы.
— Я не смог спасти их. Если бы я был с ними, я бы тоже умер. Я сделал все, что мог. Я все еще стараюсь сделать все возможное, но я не смог их спасти.
Я даже не знал, о ком говорю. Наверно, обо всех сразу: о мужчине на мачте, Грэйс и Кертисе Пелтье, женщине с ребенком, которые год назад лежали на полу дешевой квартиры, другой женщине и другом ребенке на кухне нашего дома в Бруклине за год до этого, о своих отце, матери, дедушке, о маленьком мальчике с дырой от пули вместо глаза.
