– Что именно?
– Хорошо, можем начать с Пеппера.
– О'кей. Я не убивал Пеппера.
– Это сделал кто-то другой?
– Не знаю.
– Может, он убил себя сам?
– Понятия не имею.
– Но он был жив, когда ты исчез?
– Думаю, да.
– Черт возьми, Патрик! День у меня сегодня выдался длинный, и сейчас я не в настроении играть в игры.
Повернувшись к Сэнди лицом, Патрик очень вежливо сказал:
– Прошу тебя, не ори. За дверью копы, они ловят каждый звук. Сядь.
– Я не хочу сидеть.
– Пожалуйста.
– Стоя, я лучше слышу тебя. Говори.
Патрик опустил жалюзи, прошел к двери, подергал ручку, а затем выключил телевизор. Устроившись в обычной позе на постели, набросил на согнутые в коленях ноги одеяло и негромко проговорил:
– Я знал Пеппера. Однажды он зашел в хижину и попросил поесть. Это было перед самым Рождеством в девяносто первом. Он сказал, что живет главным образом в лесу. Я приготовил яичницу с беконом, на которую он с жадностью набросился. Чувствовал себя очень неловко в моем присутствии. Естественно, я заинтересовался. Передо мной сидел ребенок. Пеппер сказал, что ему семнадцать, хотя по внешнему виду я дал бы меньше. Чистый, прилично одет. Его семья жила километрах в двадцати от хижины. В лесу ему нравилось почему-то больше. Мы все же разговорились, и я спросил про семью. Печальная история. Доев яичницу, парень был готов идти дальше. Я предложил ему остаться в хижине на ночь, однако он решил вернуться в свою палатку.
На следующий день я отправился на оленя, и Пеппер выследил меня. Подошел, позвал за собой, показал палатку и спальник. У него имелась кое-какая кухонная утварь, закопанный в землю дубовый ларь со льдом, лампа и охотничье ружье. Парнишка сказал, что домой не наведывался уже две недели, потому что мать завела нового дружка, самого мерзкого из всех, что были у нее за последние годы. Я прошел вместе с ним в чащу, где он обнаружил олений солончак. Часом позже мне удалось подстрелить там огромного самца, своего самого крупного. Пеппер сказал, что знает эти леса как собственную ладонь, и вызвался показать мне лучшие охотничьи угодья.
Через две недели я вновь побывал в хижине. Жизнь с Труди была невыносимой, и выходных мы оба ждали с нетерпением. Очень скоро подошел Пеппер. Я приготовил какой-то суп, который тут же исчез, – тогда у меня еще был аппетит. Пеппер рассказал, что провел три дня дома и ушел после шумной ссоры с матерью. Чем дольше он говорил, тем раскованнее и естественнее становился. Узнав, что я юрист, парень тут же выложил мне свои проблемы. Последним местом его работы была заправка в Льюсдейле. Как-то хозяин обнаружил, что в кассе не хватает денег. Поскольку мальчишку считали немного тронутым, решили, что виноват он. Разумеется, Пеппер и пальцем не коснулся этих денег. Так появился еще один повод держаться подальше от людей. Я пообещал ему поговорить с хозяином.
– И с этого все началось, – вставил Сэнди.
– Что-то вроде того. Потом мы еще несколько раз встречались в лесу.
– Уже ближе к девятому февраля.
– Да. Я сказал Пепперу, что полиция намеревается арестовать его, но это было ложью. Никуда я не ходил и ни с кем не разговаривал, просто не мог себе позволить. Но из бесед с парнем у меня складывалось убеждение: о пропавших на заправке деньгах ему что-то известно. Перепуганный, он во всем полагался только на меня. Мы разбирали с ним возможные варианты, одним из которых и было исчезнуть.
– Мне слышится в этом нечто знакомое.
– Мать свою он ненавидел. Его разыскивала полиция.
Но ведь даже напуганный мальчишка не сможет остаток жизни провести в лесах. Пепперу понравилась идея отправиться на запад и стать егерем в горах. Мы выработали план. Я листал газеты до тех пор, пока не наткнулся на жуткую заметку о первокурснике, погибшем во время железнодорожной катастрофы в Новом Орлеане. Звали его Джей Палмер.
Я позвонил своему знакомому, занимавшемуся в Майами изготовлением документов, тот выяснил личный номер Джея по коду социального страхования, и через четыре дня у меня на руках был полный комплект бумаг для Пеппера: выданные в Луизиане водительские права с весьма подходящей фотографией, номер карточки социального страхования, свидетельство о рождении и даже паспорт.
– Судя по твоему рассказу, все это оказалось довольно просто сделать.
– На самом деле еще проще. Потребовалась лишь некоторая сумма наличными и примитивная работа воображения. Пеппер пришел в восторг от новеньких документов и предстоящей поездки в горы на автобусе. Честное слово, Сэнди, парень ни секунды не сомневался в том, стоит ли ему бросить здесь мать, ни намека на какое-либо беспокойство.
– Это похоже и на тебя.
– Да. Так вот, в воскресенье, девятого февраля…
– В день твоей смерти?
– Да. Я отвез Пеппера в Джексон, на автобусную станцию, причем напомнил, что он еще может отказаться от этой затеи и вернуться. Но он уже принял решение. Был даже возбужден. Бедняга ни разу в жизни не покидал пределов штата Миссисипи. Путешествие до Джексона было для него настоящим приключением. Я четко дал ему понять: вполне вероятно, что он больше никогда не переступит порог родного дома. О матери он не проронил ни слова, за всю трехчасовую дорогу – ни звука.
– Куда он намеревался податься?
– Я узнал о небольшом лагере рубщиков леса в Орегоне, уточнил маршруты и расписание автобусов, выписал все это для него и передал по дороге. Вручив две тысячи долларов наличными, я высадил его из машины за два квартала до автобусной станции. Был почти час дня, и мне не хотелось, чтобы меня кто-то заметил. Последний раз, когда я видел Пеппера, он со счастливой улыбкой быстро шел вдоль дороги. За плечами у него болтался набитый рюкзак.
– В твоей хижине нашли его ружье, палатку и спальный мешок.
– А куда ему еще было их девать?
– Вот и встал на место очередной кусочек головоломки.
– А как ты думал? Я предполагал: все решат, что Пеппер сгорел в машине.
– Где он сейчас?
– Не знаю, да и значения это не имеет.
– Я спрашивал не об этом, Патрик.
– Но это и в самом деле не важно.
– Черт возьми, прекрати играть со мной! Если я задаю тебе вопрос, значит, рассчитываю получить ответ.
– А я отвечаю, когда мне хочется.
– Почему ты так уклончив?! – Голос Сэнди повысился почти до крика, и Патрик мгновение помедлил, дав ему возможность успокоиться.
Оба перевели дух.
– Я вовсе не уклончив, Сэнди.
– Как же! Бьюсь из последних сил над одной загадкой, разрешаю ее, и у меня тут же появляется десяток других.
Почему ты не хочешь рассказать мне все?
– Потому что тебе нет нужды знать все.
– А было бы здорово.
– Да ну? Когда в последний раз обвиняемый в уголовном преступлении рассказывал тебе все?
– Смешно, но я не могу представить тебя преступником.
– Кто же я?
– Наверное, мой друг.
– Тебе будет легче справиться со своей работой, если начнешь воспринимать меня как преступника.
Собрав бумаги со стола, Сэнди направился к двери.
– Я устал. Нужно отдохнуть. Зайду к тебе завтра утром, и тогда уж ты расскажешь мне все.
Он аккуратно прикрыл за собой дверь.
* * *
Первым заметил слежку Гай – двумя днями раньше, в тот момент когда они выходили из казино. Человек, которого он где-то уже видел, отвернулся слишком поспешно. И машина, катившая за ними, была чересчур назойливой. Опыт в подобных делах у Гая имелся, и он поделился своими подозрениями с сидевшим за рулем Бенни Арициа.
– Должно быть, феды, – добавил он. – Кому еще это нужно?
Они решили покинуть Билокси. Телефоны в снятом коттедже немедленно отключили, а подельников отослали из города.
Оставалось дождаться наступления темноты. Гай в одиночестве уселся в машину и погнал ее на восток, в Мобил, где предстояло провести ночь. Утром он собирался подняться на борт самолета. Бенни отправился на запад: вдоль побережья по автостраде номер девяносто в сторону хорошо ему знакомого Нового Орлеана. Поглядывая в зеркало заднего вида, он не заметил за собой ни одной машины. Добравшись до Французского квартала, полакомился там устрицами, а затем на такси поехал в аэропорт, откуда вылетел в Мемфис. Рейс из Мемфиса перенес его в Чикаго, где ночь пришлось провести в баре аэровокзала. Рассвет Бенни Арициа встретил на борту лайнера, летевшего в Нью-Йорк.
Агенты ФБР ждали Арициа возле его особняка в Бока-Ратоне. Любовница-шведка пребывала там в одиночестве.
Скоро она пустится в бега, решили феды. Следить за ней не составит никакого труда.
Выход на свободу оказался на редкость будничным. В восемь тридцать утра Ева, в том же спортивном костюме, что был на ней в камере, из заключенной превратилась в обычную женщину. Вежливые охранники, почтительные клерки, надзиратель даже пожелал ей всего доброго. Сидевший в стареньком “ягуаре” Марк Берк махнул ей рукой. Ева приблизилась.
