Через окна, обращенные на запад, все еще сочился тусклый багрянистый свет, который, казалось, недвижно висел под потолком. Гробовую тишину нарушал лишь бешеный стук моего сердца да слабый звон в ушах — или то странная вибрация, уже мне знакомая?
Внизу над дверью в ризницу по-прежнему горела лампа. Запрокинутое лицо Люсии, искаженное ужасом, мертвенно белело в полумраке; потеки сурьмы у нее на щеках походили на струйки крови.
Если спрятаться под столом около двери, возможно, я сумею тихонько выскользнуть из лаборатории, пока доктор Стрейкер будет заниматься Люсией (меня пробрала дрожь при одной этой мысли). Но мне не спуститься вниз незаметно для нее, а она непременно выдаст меня, коли подумает, что я в силах спасти ей жизнь.
Нет, безопаснее всего прятаться наверху, покуда он не… не покончит с ней. А когда рассветет, я попытаюсь пробраться через завалы мебели к выходу.
Инвалидное кресло заскрипело. Люсия билась и извивалась, стараясь освободиться; глаза у нее выкатились из орбит от натуги, кресло под ней тряслось и раскачивалось взад-вперед. Она с усилием наклонила голову в тщетной попытке дотянуться зубами до ремней, а потом вся обмякла и судорожно разрыдалась.
Нет, подумала я, нет, это невыносимо. Я понятия не имела, что собираюсь делать, а ноги уже принесли меня к лестнице, но едва я взялась за перила, как в замочной скважине лязгнул ключ. Секунду спустя ризничная дверь распахнулась, доктор Стрейкер стремительно вошел в лабораторию и направился прямиком к панели на стене, даже не взглянув на Люсию. Лампы, висевшие над длинным столом позади нее, загорелись. Потом доктор Стрейкер открыл дверцу черного застекленного шкафа и принялся в нем возиться. Раздались частые щелчки, похожие на звук трещотки, потом сверкнула голубая вспышка.
— Знаете, мисс Эрден, — сказал он через плечо, — вы доставили мне многовато хлопот для одного вечера. Мисс Эштон все еще на свободе; скоро мы ее поймаем, разумеется, но у меня совсем не осталось времени заниматься вами.
Люсия попыталась заговорить, но из горла у нее вырвалось рыдание.
— Вы ничего не почувствуете, честное слово, ровным счетом ничего, — заверил доктор Стрейкер, снова поворачиваясь к шкафу. — Возможно, вам будет утешительно знать, что ваша смерть, по крайней мере, послужит полезной цели. Ваше тело, вернее, тело мисс Феррарс, как все посчитают, обнаружат в лесу завтра утром. Паралич сердца — прискорбно в столь молодом возрасте, но, с другой стороны, у матери мисс Феррарс было слабое сердце. Глупые молодые девицы имеют обыкновение разгуливать по незнакомым лесам среди ночи, подвергая себя разного рода потрясениям… прошу прощения за резкость.
Люсия тихо скулила, как раненый зверь в предсмертной агонии. Доктор Стрейкер взял обеими руками кожаный обруч, надел своей жертве на голову по самые брови и крепко затянул сзади проводами, свисавшими со спинки кресла. Взяв со стола темную коробочку, от которой тянулись длинные провода, он обошел кресло, встал перед помертвевшей от ужаса Люсией и решительно вскинул правую руку.
— Нет!!! — гулко разнесся по часовне мой голос.
Доктор Стрейкер резко повернулся, всматриваясь в темноту наверху:
— Мисс Эштон, не так ли?
— Да, — безнадежно выдохнула я.
— Прошу вас, спускайтесь и присоединяйтесь к нам. Вам-то бояться нечего, уверяю вас.
Я не ответила.
— Ну же, мисс Эштон, будьте благоразумны. Этот аппарат может оказывать воздействие любой силы — от слабого покалывания в висках до мгновенной смерти. Даю вам слово чести, что вы испытаете лишь легчайший судорожный припадок: завтра утром вы проснетесь в свой постели и ничего не вспомните об этих… печальных событиях. Фредерик получит хороший урок и, я уверен, останется предан вам всем сердцем. Не исключено даже, что в конечном счете вы станете хозяйкой клиники Треганнон: я буду в восторге от такой парадоксальной ситуации. А что произойдет с мисс Эрден, вам должно быть безразлично. Советую отвернуться.
Люсия, похоже, потеряла сознание от страха: она вся обмякла в кресле, голова свесилась набок, глаза закрылись. Теперь, когда я лишилась последней надежды, мной овладело странное спокойствие.
— Если мне удастся сбежать отсюда, вас повесят за убийство.
— Договорились, — кивнул доктор Стрейкер и свел руки вместе.
Тело Люсии забилось в столь сильных конвульсиях, что мне показалось, у нее затрещал позвоночник. Вопль ужаса и отчаяния, исторгшийся из моей груди, заглушил все звуки, которые издавала несчастная.
— Мисс Эштон, мисс Эштон, успокойтесь. Подумайте обо всех жизнях — включая вашу, — которые спасет этот аппарат. Все мы умрем рано или поздно, а иные люди недостойны жить долго. Мисс Эрден представляла угрозу для дела всей моей жизни. Можно даже сказать, что она умерла во имя науки — чтобы другие смогли жить дольше и счастливее. Наибольшее счастье для наибольшего количества людей, мисс Эштон. Вот лучшее, на что можно надеяться.
Доктор Стрейкер склонился над Люсией и снял кожаный обруч с безжизненно поникшей головы. Из кучи обломков под ногами мне удалось вытащить палку длиной фута три. Он зажег еще несколько ламп и колпак одной из них повернул так, чтобы свет падал на мое лицо.
— В самом деле, мисс Эштон, это глупо. Меньше всего на свете я хочу причинить вам вред. Обещаю, завтра утром вы будете чувствовать себя лучше, чем в первый раз: я уменьшу силу тока.
Сжимая палку обеими руками, я подошла к отверстию в полу и встала так, чтобы перила не помешали мне ударить его по голове. Противоестественное спокойствие покинуло меня, и я дрожала пуще прежнего.
— Откуда вы узнали… и когда? — спросила я.
— Ну… Я почел за лучшее не сообщать вам, что вечером в день вашего прибытия вы действительно явились ко мне с душераздирающей историей про Феликса Мордаунта, сестер Вентворт — вас чрезвычайно волновало происхождение вашей покойной кузины — и завещательных распоряжениях, оставленных ими. Знай вы, что Кларисса Вентворт последние двадцать лет шантажировала Эдмунда Мордаунта, вы были бы поосторожнее. Сам я узнал обо всем только прошлой весной, когда Эдмунд признался мне, что вступил во владение поместьем на основании завещания, которое не имело законной силы, о чем он прекрасно знал. Вскоре выяснилось, что Кларисса Вентворт тоже об этом знает. Она явилась к нему с копией последнего завещания Феликса Мордаунта и пригрозила представить в суде оригинал, если он не назначит ей щедрое содержание. Эдмунд согласился — при условии, что она будет жить за границей… Он ни разу не посмел назвать Клариссу Вентворт обманщицей, но у меня такого внутреннего запрета не было. Я тотчас написал ей, что никаких денег она больше не получит, а если еще раз сунется к нам со своими требованиями, то сядет в тюрьму за шантаж. И все было бы хорошо, если бы она и ее дочь волею судьбы не встретили вас, но в любом случае… Разумеется, я не мог позволить вам покинуть клинику, а потому привел вас в лабораторию. Это была показательная демонстрация моего аппарата, не хватало только профессиональной аудитории. Единственный просчет я допустил, предположив, что вы оставили бювар в своей комнате. Однако, когда пришла телеграмма якобы от вашего дяди, мне стало ясно, как следует вести игру. У меня развит инстинкт игрока, мисс Эштон, — я не боюсь рисковать и предпочитаю играть длинные партии. Я прикинулся, будто и впрямь считаю Люсию Эрден Джорджиной Феррарс. Я ничуть не сомневался, что рано или поздно она явится сюда в поисках документов — где все-таки вы их спрятали, кстати? — и оказался прав. Страстная влюбленность Феликса в вас изрядно усложнила дело, но я сумел даже это обратить к своей выгоде. Он привел ко мне Люсию Эрден в полной уверенности, что выполняет ваши указания, хотя в действительности выполнял мои: ведь я знал наверное, что она приедет сюда без предупреждения раньше условленного срока, если сказать ей, что нынче вечером меня не будет в клинике… А теперь, мисс Эштон, нам осталось лишь избавить вас от воспоминаний об этих неприятных событиях. Даю слово, это не причинит вреда вашему здоровью. Будьте добры, бросьте ножку от стула и спускайтесь ко мне.
Если ты поддашься на уговоры, — тебе конец. Я лихорадочно соображала, как бы потянуть время, и вдруг вспомнила фразу, однажды случайно вырвавшуюся у Фредерика: «В прошлом году двое наших пациентов умерли от припадка».
— Почему я должна вам верить? Вы уже умертвили трех человек. — Во рту у меня было так сухо, что я едва ворочала языком.
— О чем вы говорите? — резко осведомился доктор Стрейкер, останавливаясь на полушаге.
— Двое ваших пациентов скончались от припадка. Мне Фредерик сказал.
— То есть он знает?
— Он… подозревает.
Несколько долгих мгновений доктор Стрейкер пристально смотрел на меня.
