Джеймс Твайнинг - Знак Наполеона

— Я знаю, что ты прикрываешься своим извращенным кодексом чести, хотя ты обычный убийца.

— Только благодаря моему извращенному кодексу чести ты все еще жив, — сухо возразил Майло. — Мое предложение остается в силе, если хочешь. Мы оба уйдем отсюда, мой долг будет уплачен. — Он протянул руку, но Том не пошевелился. — Не забудь, агенту Брауни я ничего не должен, — медленно произнес Майло.

Том бросил взгляд на Дженнифер, зная, что у него нет выбора. Она почти не слушала мужчин, глядя на Еву. Том, стиснув зубы, неохотно пожал руку Майло, чувствуя, как колотится его сердце. Майло притянул его к себе и прошептал:

— Ты ошибался, говоря, что победителей может не быть. Сильно ошибался. Победитель есть всегда.

Подмигнув, он отпустил Тома и повел своих людей прочь из комнаты. На пороге Майло остановился, взглянул на Еву и произнес нежно:

— А ведь я уж было начал к ней привязываться. Ты ведь знаешь, как это опасно, не правда ли, Том? Как это делает мужчину уязвимым?

Он замолчал, и Тому показалось, что он видел, как дрогнули губы Майло. Но уже в следующую секунду Майло снова стал самим собой.

— Я не допущу этой ошибки еще раз, — твердо сказал он, прежде чем закрыть за собой дверь.

Повисло долгое молчание. Дженнифер шагнула вперед и взяла Тома за руку, пытаясь поймать его взгляд. Том посмотрел на нее, а затем, грустно улыбнувшись, снова перевел глаза на тело Евы.

— Мне так жаль, Том.

— Что бы она ни сделала, она этого не заслуживала.

— Да.

Том шагнул к кровати. Стянув с него покрывало, он аккуратно набросил его на Еву, помедлив несколько мгновений, перед тем как закрыть ее лицо. Шелк обволакивал тело подобно черному савану, в центре которого золотыми языками пламени горела монограмма Наполеона. Том понял, что в его голове снова звучат слова Евы: «Ты должен знать кое-что. То, что Рафаэль сказал мне о твоем отце. О том, как он умер». Он позволил себе надеяться. Но Ева умерла, а вместе с ней навеки замурована еще одна дверь, ведущая к его отцу.

— Ты должна позвонить Грину, — внезапно повернувшись, обратился он к Дженнифер. — Расскажи ему, где мы и что случилось. Город должен кишмя кишеть людьми агентства. Может быть, он сможет перекрыть Гуатанамо-Бей до прибытия полиции.

— Все в порядке, они ушли. — В дверях появилась девушка, продававшая билеты; ее улыбка померкла, когда она увидела тело Евы. — Он убил ее?

Дженнифер озадаченно нахмурилась.

— Кто ты такая?

— Ты ведь раньше не встречалась с Доминик? — уточнил Том. — Она работает со мной и Арчи.

— Что происходит? — Дженнифер сделала шаг назад и подозрительно их оглядывала. — Я думала, мы договорились — никаких секретов.

— Я сам не знал, что она здесь, пока не увидел, — возразил Том.

— Меня прислал Арчи, — объяснила Доминик. — Дюма выяснил, что Ева работает на Майло и что Такеши — один из их покупателей.

— Так ты знал, что они будут здесь? Знал, что она предала тебя? — удивилась Дженнифер.

— Да, как только прочитал вот это. — Том протянул путеводитель, выданный ему Доминик при покупке билетов. Он открыл его на третьей странице, к которой была приклеена маленькая записка. — Но мне нужно было играть до конца. Я знаю Майло. Я знал: он не поверит, что я отдал ему настоящую картину. Если только не будет уверен, что обманул меня. Если только не будет думать, что победил.

— Но он победил. Он забрал картину.

— Картину, которую я повесила сегодня утром, — поправила ее Доминик. — А вторую оставил. — Она взяла в руки портрет Наполеона, брошенный Майло, и перевернула. — Посмотрите на букву «Н», окруженную лавровым венком; печать Наполеона. Вот она, «Мона Лиза».

Дженнифер нахмурилась.

— Но что забрал Майло?

Том вытащил из кармана потертую визитку и, усмехнувшись, передал Дженнифер.

— Хочешь, чтобы тот журналист отстал от тебя раз и навсегда? Попроси его выяснить.

Комната была узкая и длинная, без окон, с единственной дверью и большим прямоугольным зеркалом, занимавшим всю правую стену. Свет включался снаружи, стол и стулья прикручены к голому полу. Майло сидел на одном из пластиковых стульев, нетерпеливо постукивая пальцами по гладкой поверхности стола.

Он вскинул голову на звук поворачивающегося в замке ключа и увидел, как в комнату вошли двое мужчин; один, черноглазый и одетый в грязные джинсы, чуть прихрамывал, второй был таможенным офицером с именем «Мохаммед Калу» на бейдже.

— Что, черт возьми, происходит?

— Мистер… Мартелл, правильно? — Калу перевел вопросительный взгляд с его паспорта.

— Вы ведь умеете читать, не так ли?

— Да, написано очень разборчиво. Очень… ярко. — Пограничник улыбнулся.

— К чему вы клоните?

— Ни к чему.

— Тогда почему меня задержали?

Калу перевернул несколько страниц, прикрепленных к планшету.

— Если я правильно понимаю, вы ввозите в Марокко картину. Небольшую, с изображением рабочих, возводящих обелиск в пустыне. Середина девятнадцатого века.

— Именно так.

— Она ценная?

— Я приложил чек и заплатил все необходимые пошлины, о чем вы знали бы, если бы удосужились просмотреть бумаги.

— Мм… — Глаза офицера сузились, когда он посмотрел на Майло. — Кстати, вы когда-нибудь встречались с мистером Льюисом?

Майло бросил взгляд на второго мужчину, который до сих пор не проронил ни слова.

— А должен был?

— Мистер Льюис работает на одну из газет США — «Американ ливс».

— «Войс», — нахмурившись, поправил Льюис.

— «Войс». Да. Мистер Льюис считает, что в вашей картине заключено нечто гораздо большее, чем можно увидеть на первый взгляд.

— Мистер Льюис тратит ваше и мое время, — сквозь зубы процедил Майло. — Я хочу поговорить с кем-нибудь из вашего начальства.

— Давайте начнем. — Калу щелкнул пальцами, и свет потускнел. Внезапно зеркало стало прозрачным, зажглись лампы в соседней комнате.

— В нашем аэропорту есть небольшая передвижная лаборатория, — с гордостью произнес Калу. — Мы решили, что несколько основных тестов способны решить нашу проблему. Рентген, например.

— Вы не имеете права…

— О, мистер Мартелл, уверяю вас, у нас есть все права. Это займет всего несколько минут, а затем вы и ваша картина сможете продолжить путь.

Трое мужчин наблюдали через стекло, как картину аккуратно достали из ящика с климат-контролем и положили под рентген-аппарат. Удостоверившись в правильности настроек, техник укрылся за защитным экраном и включил аппарат.

Майло чувствовал, как пот стекает полбу, а во рту внезапно пересохло.

— Всего несколько минут, — с улыбкой повторил офицер. — О, вот и все.

Техник подошел к стеклу и поднес к нему снимки так, чтобы мужчины могли их видеть.

— Похоже, под вашим обелиском нарисовано что-то еще, — нахмурился Калу.

— Художники часто использовали старые холсты для экономии, — нервно возразил Майло.

— Это женщина, — продолжал Калу, словно не слышал его. — Похоже, она что-то держит на коленях. Ребенка! — воскликнул он. — А у ребенка в руках…

— Веретено, — медленно произнес Льюис. — Думаю, вы выясните, что картина — «Мадонна с веретеном». Ее автор — Леонардо да Винчи.

— Кирк, ублюдок! — взревел Майло, сжав побелевшие кулаки.

— Я могу это цитировать?

— Пожалуйста, примите это с наилучшими пожеланиями от правительства Соединенных Штатов. — Директор ФБР коротко поклонился, передавая картину Морису Фабю, министру культуры Франции.

Том и Дженнифер молча обменялись взглядами. Триумф Грина был небольшой платой зато, что он помог им выбраться с Кубы живыми и невредимыми.

— Благодарю вас от имени Франции. — На мгновение показалось, что министру стало плохо; когда он коснулся рамы, его глаза лихорадочно заблестели, а губы сжались в тонкую полоску.

— Как вы и просили, мы не делали с ней ничего, кроме пары инфракрасных рефлектографических тестов. — Грин снова потянул картину на себя. — Они четко показали находящуюся под слоем краски «Мону Лизу», вместе с несколькими предварительными набросками и доработками. — Он снова протянул картину Фабю и снова, когда тот почти схватил ее, вернул к себе, вспомнив еще что-то. — Наши эксперты считают, что на модели тонкая, почти прозрачная, вуаль. Мне сказали, что это называется гуарнелло — в то время ее носили женщины, ждущие ребенка. Может быть, загадочная улыбка «Моны Лизы» — улыбка беременной женщины?

— Потрясающе, — сказал Фабю, которому удалось наконец завладеть картиной. — Мы, разумеется, посмотрим, удастся ли подтвердить эти предположения. — Он передал картину своему помощнику, спрятавшему ее в специальный контейнер. Фабю выпрямился и поправил галстук. — Пожалуйста, присаживайтесь.