– Не знаю… – Агильо покачал головой. – Ближайшие ложи очень дороги. Настолько, что иногда их даже не удается продать и они остаются закрытыми.
– Сколько же стоит место?
– Около двухсот американских долларов. Не меньше.
Босх достал бумажник и отсчитал двести десять долларов. Десятку он оставил на столике в уплату за завтрак, а остальное подвинул к Агильо. Только после этого ему пришло в голову, что это гораздо больше, чем мексиканский следователь зарабатывает за свою шестидневную рабочую неделю. Босх пожалел, что так поторопился с решением.
– Купи нам билеты в ложу рядом с Папиной.
– Но с ним будет много народу. Эль-Папа всегда приходит…
– Мне нужно взглянуть на него поближе, только и всего.
Они покинули ресторан, и Агильо сказал, что пойдет пешком, благо полицейское управление находилось в двух кварталах. Затем он удалился, а Босх стоял перед входом, поджидая Рамоса. Бросив взгляд на часы, он увидел, что минуло восемь. В эти минуты Босху полагалось быть в кабинете Ирвинга в Паркер-центре, и он задумался, предпримет ли к нему дисциплинарные меры заместитель начальника полиции. Как только он вернется в город, его отстранят от расследования и заставят заниматься канцелярской работой. Это уж как пить дать, если только… Если только он не привезет с собой внушительную стопку раскрытых дел. Тогда у него на руках будут достаточно сильные козыри, чтобы на равных разговаривать с Ирвингом. Так что хочешь не хочешь, а вернуться из Мексики нужно с разгаданными загадками.
Потом Босху пришло в голову, что ему, пожалуй, не стоит маячить на тротуаре перед рестораном, изображая мишень, и он, благоразумно войдя в вестибюль, стал высматривать Рамоса через стеклянные двери. В вестибюле к Босху приблизилась официантка и, несколько раз подобострастно поклонившись, отошла. Гарри решил, что причиной тому, вероятно, три доллара, которые он оставил на чай.
Рамос появился у «Мандарина» почти через час. Он предложил Босху сесть в его машину, но Гарри счел, что свои колеса ему еще понадобятся, и решил ехать следом за агентом.
Сначала Рамос поехал на север, но на площади у памятника Бенито Хуаресу свернул на восток. Довольно скоро они оказались в квартале, забитом складами и пакгаузами. Там они свернули на неприметную аллею и припарковались у здания, в несколько слоев покрытого граффити.
Выбравшись из своего побитого «чеви камаро» с мексиканскими номерами, Рамос несколько раз огляделся.
– Добро пожаловать в наш скромный федеральный офис, – сказал он.
Внутри царила сонная воскресная тишина. В комнате, куда Рамос провел Босха, никого больше не было. Гарри увидел несколько столов, стоящих в ряд, картотечные шкафчики у стены, оружейные ящики и двухтонный сейф модели «Цинциннати» для хранения вещественных доказательств.
– Итак, давай разберемся с тем, что ты мне вчера рассказывал, – начал Рамос. – Ты считаешь, что кто-то пытался разделаться с тобой, верно?
– Куда уж вернее… Впрочем, если бы попытка удалась, это дало бы стопроцентную уверенность.
Один пластырь, прилепленный Босхом на шею, прикрывал воротничок рубашки, второй – на ладони – тоже не бросался в глаза, и Гарри предпочел не заострять на этом внимание. Он рассказал о том, как все произошло, не опуская почти никаких подробностей. В заключение Гарри упомянул о гильзе, обнаруженной им в пятьдесят четвертом номере.
– А пуля? Ее можно извлечь?
– Кажется, она все еще в спинке кровати. Я не стал особенно задерживаться.
– Ну конечно! Держу пари, ты помчался предупредить своего дружка-мексиканца. Босх, Босх!.. – Рамос сокрушенно покачал головой. – Когда ты поймешь, где находишься? Может, твой Агильо и неплохой парень, но ты же совсем не знаешь его. Не исключено, что он все это и подстроил.
– Да, я действительно предупредил его, но пусть тебя это не волнует. Все, чего ты от меня хотел, я сделал.
– О чем ты толкуешь, Босх?
– Об «Энвиро брид». Вчера вечером я побывал там.
– Что?! Да ты совсем спятил! Я не говорил тебе ничего…
– Ну ладно, Рамос, брось. Думаешь, я не догадался, зачем ты вчера так подробно рассказывал мне, что именно вам необходимо знать, чтобы получить ордер на обыск? Мы здесь одни, поэтому не паникуй и слушай внимательно. Я узнал все, что вам нужно. Можешь записать, что получил эти сведения от доброхота-осведомителя.
Рамос расхаживал из стороны в сторону вдоль шкафов с картотекой, и изображаемое им негодование выглядело весьма убедительно.
– Послушай, Босх, по каждому информатору, с которым мне приходится работать, я обязан консультироваться с руководством. Твое предложение никуда не годится. Из этого все равно ничего не выйдет. Я не имею права…
– Сделай так, чтобы вышло.
– Босх, я…
– Тебе охота знать, что я там нашел, или мы оставим этот разговор? – Выпад Босха заставил агента ненадолго замолчать. – А что, – спросил Босх, – эти ваши ниндзя, как бишь их… ОБСОСО, они уже прибыли?
– ОБСО, Босх. Да, они прибыли в Мехикали вчера вечером.
– Вот и отлично. Вам придется начать операцию в самое ближайшее время, поскольку меня видели.
Гарри с удовольствием наблюдал, как агент хмурится и лицо его темнеет. Наконец Рамос с ожесточением потряс головой и рухнул на стул.
– Черт! Откуда ты знаешь?
– Там была камера наблюдения, но я заметил ее, когда было уже поздно. К счастью, мне удалось выбраться оттуда, раньше, чем какие-то люди приехали посмотреть, в чем дело. Вряд ли меня узнали – я был в маске и в очках, – но теперь Зорилло известно, что кто-то побывал внутри.
– О'кей, Босх, ты действительно не оставил нам выбора. Так что ты там увидел?
«Вот оно!» – подумал Босх. Рамос признал, что проделанный им обыск необходим, хотя и незаконен. Фактически агент санкционировал обыск, и Босх понимал, что теперь ему будет гораздо легче выкрутиться в случае каких-либо осложнений. И он рассказал Рамосу о люке в полу рабочего зала, где находится радиационная установка.
– Ты не открывал его?
– Не успел. Впрочем, я бы не полез туда в любом случае. Видишь ли, я чистил тоннели и подземные ходы во Вьетнаме, где каждый люк, каждая дыра в земле были ловушкой. Да и люди, появившиеся на «Энвиро брид» по сигналу тревоги, приехали на машине, а не прибежали через тоннель. Значит, там, под землей, может оказаться капкан.
Закончил Босх тем, что ордер на обыск, или санкция, или как там еще это у них называется, должен непременно включать разрешение забрать все инструменты и весь мусор из корзин.
– Это еще зачем? – удивился Рамос.
– Все, что вы вывезете оттуда, поможет мне закрыть одно из дел об убийстве, ради которых я сюда приехал. Кроме того, в одной из корзин для бумаги, вероятно, найдется важная улика, благодаря которой вы сумеете обосновать обвинение в покушении на жизнь офицера полиции, то есть мою.
Рамос кивнул и, к удивлению Босха, не потребовал объяснений. Возможно, однако, это не особенно интересовало его. Поднявшись со стула, он прошел к шкафу и достал оттуда две толстые черные папки. Гарри устроился за ближайшим столом, и Рамос положил папки перед ним.
– Здесь собраны все предполагаемые соучастники и подозреваемые по делу оперативной разработки на Зорилло. Кое на кого из них у нас есть дополнительная информация, однако большинство снимков – просто данные оперативной съемки. Мы не знаем даже фамилий некоторых людей.
Босх открыл первую папку и стал рассматривать фото на титульном листе. Это был нечеткий, сильно увеличенный снимок размером восемь на десять, сделанный с большого расстояния. Рамос подсказал Босху, что перед ним Зорилло, но Гарри догадался и сам. Черные волосы, борода, пристальный взгляд темных глаз – это лицо показалось Босху знакомым. Однажды он уже видел его. Тогда, правда, это лицо не было скрыто бородой и выглядело гораздо моложе. На фотографии пустой взгляд был устремлен в пространство, а прежде в глазах играла пусть невеселая, но улыбка. И все же черты повзрослевшего мальчишки с фотографий из конверта Калексико Мура не узнать было нельзя.
– Что вам известно о нем? – спросил Босх. – Что-нибудь о семье – родителях, братьях?
Рамос пожал плечами:
– Почти ничего, да мы особенно и не стремились узнать. Признаться, нам начхать, откуда он взялся; гораздо больше нас интересует то, чем он занимается сейчас и что собирается предпринять в ближайшем будущем.
Босх перевернул закатанную в пластик страницу и сосредоточился на стандартных снимках, сделанных в профиль и анфас тюремным фотографом, и на размытых отпечатках, добытых «наружкой». Рамос вернулся за свой стол, придвинул к себе пишущую машинку и вставил в нее чистый лист бумаги.
– Попробую состряпать донесение информатора. Как-нибудь мы его пропихнем.
Пролистав примерно две трети первой папки, Босх наткнулся на фотографии человека с татуированной щекой. Их оказалось довольно много – и полицейских, и оперативных, сделанных под разными углами и с разных точек. Судя по всему, они относились к различным годам, и Босх видел, как прибавляются слезы на щеке и как лицо веселого мошенника и проходимца превращается в жестокую, неподвижную маску хладнокровного убийцы. Краткая справка, приложенная к снимкам, сообщала, что этого человека зовут Освальдо Арпис Рафаэлильо. Он родился в 1952 году, трижды побывал в пенитенсьаро за убийство, совершенное в несовершеннолетнем возрасте, за убийство в возрасте правоспособном и за хранение наркотиков. Половину своей жизни этот тип провел в тюрьмах, оставаясь все это время верным псом Зорилло.
