Когда она вытаскивает его, несмотря на яростно дрожащие руки, он оказывается более-менее цел.
Она включает микротом и нарезает ломтики, которые позволят ей изучить наиболее крупные структуры. Потом благоговейно монтирует слайды, не в силах нарадоваться на прекрасную работу микротома. Ломтики изысканны, ткани не раздавлены и не смазаны, несмотря на их эфирную тонкость.
Колдуэлл маркирует каждый слайд, а затем последовательно рассматривает их – виртуальный тур по мозгу голодного мальчика, начиная с его основания и вверх и вперед.
Она находит то, что ожидала. Нулевая гипотеза разлетается на куски. Она знает, что это за дети, откуда они пришли, их прошлое и будущее, характер их частичного иммунитета и степень (близкую к ста процентам) бесполезности предыдущих семи лет ее работы.
Это момент настоящего счастья. Если бы она умерла вчера, то так ничего и не узнала бы. Это открытие искупает все, даже если ее открытие так мрачно и безапелляционно.
Внезапный близкий звук, как динамит, заставляет поезд ее мыслей тут же сойти с рельс, поднимая ее на ноги. Это достаточно безобидный звук – всего несколько щелчков и шепот, – но его источник внутри «Рози»!
Доктор Колдуэлл лишена чрезмерных полетов фантазии. Она знает, что двери «Рози» запечатаны, и чтобы их открыть, понадобилась бы огромная сила, обязательно сопровождавшаяся громким и затяжным звуком, предупредившим бы ее. Но она по-прежнему вздрагивает, слыша непонятный звук, доносящийся из кабины.
Он исходит из верхней правой части консоли управления. Это радио. Она садится на сиденье и наклоняет голову вперед, чтобы лучше слышать.
Но слушать там почти нечего. Тишина сменяется шипением, гудением и периодическими всплесками звуков, напоминающих хаос между двумя древними радиостанциями. Но в этом болоте иногда слышатся отдельные слова. «… В нескольких часах от Маяка… вижу ваш… определить…». Голос ровный, бесчеловечный, деформированный эхом и искаженный.
Луч электрического фонарика быстро пробегает по кабине и растворяется за окном. Звук проникает изнутри, но снаружи она видит движение. Тень, брошенная на мгновение и тут же ускользнувшая. Она двигалась вдоль левого фланга «Рози».
«…Всего лишь поломка… думаю, тут есть…»
Колдуэлл быстро направляется к центральной двери. На полпути она понимает, что могла бы выйти и через дверь в кабине. Но механизм центральной двери она знает лучше. Звуки из кабины издают протяжное шипение и замолкают. С жалобным криком Колдуэлл бежит обратно к консоли управления и отвечает по тому же каналу, на котором она слышала чей-то голос.
– Прием? – кричит она. – Кто здесь? Это Кэролайн Колдуэлл с базы «Отель Эхо», шестой регион. Как слышите?
Тишина.
Она пробует другие каналы, но получает тот же ответ.
Она вновь бежит к центральной двери. Но оказавшись рядом с шлюзовым отсеком, застывает в нерешительности. Она не использовала зэд-блокатор с позавчера, и, очевидно, голодные учуют ее за сотни метров. Открыв дверь, она может впустить не только своих будущих спасителей.
В шкафу рядом с шлюзовой камерой висит шесть костюмов химзащиты. Колдуэлл обучали их надевать, когда она еще была в списке экспедиции, и хотя сейчас это занимает у нее добрых десять минут, она уверена, что сделала все правильно. Ее запах полностью замаскирован, как и тепло от тела.
Когда она толкает дверь, никакого движения снаружи уже не видно.
– Есть кто-нибудь? – громко спрашивает она. Она спускается по лестнице. Никого. Но луч фонаря теперь скачет по кормовой части «Рози».
– Кто здесь? – говорит Колдуэлл снова. Возможно, шлем скафандра заглушает голос. На дрожащих ногах она идет к корме автомобиля, шею слегка покалывает. Она поворачивает за угол, и свет слепит ее. Она говорит тому, кто, по идее, должен держать фонарь:
– Меня зовут Кэролайн Колдуэлл. Я ученый с базы «Отель Эхо» в 6-м регионе. Я здесь с…
Свет отворачивается от нее, и Колдуэлл больше нечего сказать. Никто не держит фонарик. Он просто был прикреплен ремнем к металлической рейке на задней части «Рози». Его колышет ветер, людей поблизости нет.
Она приходит в ярость от того, что купилась на детский трюк. Это засада. И так как на нее никто не нападает, целью должна быть «Рози». Доктор разворачивается и во всю прыть бежит обратно к центральной двери, ожидая увидеть юнкеров или Паркса, выбегающих из-за укрытия (хотя здесь негде спрятаться) и штурмующих свой приз.
Но ничто не движется. Она забегает внутрь и захлопывает дверь. Затем шлюз, лишним не будет. А потом дверь между отсеками, чтобы изолировать оружейную.
Наконец она останавливается. Не слышно ни единого звука, никаких признаков непрошеной жизни. Она в безопасности. Тот, кто был на улице, мог просто уйти и оставить фонарь. Может, это действительно была спасательная команда из Маяка. Может, их съели. Колдуэлл не имеет ни малейшего понятия, но что бы дальше ни произошло, она не выйдет из «Рози». Никакие песни сирен, ни настоящие человеческие лица за окном, ни оркестры, ни живые парады не заставят ее повторить свою ошибку. Она идет через лабораторию, на ходу ослабляя зажимы шлема на голове.
Мелани сидит в ее кресле перед микроскопом, читая ее заметки. Она отрывает взгляд от блокнота и смотрит на нее.
– Здравствуйте, доктор Колдуэлл, – говорит она вежливо.
Колдуэлл замерла в дверях. Ее первая мысль: она одна или другие тоже тут? Вторая: что я могу использовать в качестве оружия? Баллон фосгена все еще подключен к шлюзовой камере у центральной двери. Так как она все еще в костюме, ей этот газ не повредит. Если бы она только могла добраться до него…
– Я остановлю вас, – говорит Мелани все тем же вежливым тоном. – Если вы задумаете шевельнуться. Я остановлю вас, если вы поднимете оружие или что-нибудь острое, или попытаетесь убежать, или закрыть меня снова в клетке. Или если вы сделаете что угодно, что может причинить мне боль.
– Это… это была ты? – спрашивает ее Колдуэлл. – По радио?
Мелани кивком указывает на рацию, лежащую рядом с ней.
– Я перепробовала множество каналов. Потребовалось много времени, чтобы вы меня услышали.
– А потом… потом ты…
– Я легла под дверью. Вы вышли на меня. Как только вы прошли мимо, я зашла внутрь.
Колдуэлл снимает шлем и очень нежно кладет его на стол. В нескольких футах от нее находится изысканная гильотина микротома. Если бы она могла заставить Мелани пройти рядом и толкнуть ее на режущую поверхность, все закончилось бы в одно мгновение.
Мелани хмурится и качает головой, словно угадав ее мысли.
– Я не хочу кусать вас, доктор Колдуэлл, но мне придется. – Она держит в руках скальпель, один из тех, что Колдуэлл использовала для извлечения мозга из черепа голодного мальчика и еще не успела продезинфицировать его. – А вы знаете, насколько быстро я могу двигаться.
Колдуэлл соглашается.
– Ты хорошая девочка, Мелани, – старается пропеть она в ответ. – Я не думаю, что ты действительно хочешь причинить мне боль.
– Вы привязали меня к столу и хотели разрезать на кусочки, – напоминает ей Мелани. – И вы разрезали Марцию и Лиама. Вы, наверное, разрезали много детей. Я не укусила вас до сих пор лишь потому, что это не понравилось бы мисс Джустин и сержанту Парксу. Но их здесь нет. И, по правде говоря, я не думаю, что сейчас они были бы сильно против.
Колдуэлл склонна верить этому.
– Что ты хочешь от меня? – спрашивает она. По взволнованной Мелани видно – она хочет что-то узнать.
– Правду.
– О чем?
– Обо всем. Обо мне и других детях. Почему мы такие необычные?
– Можно мне снять этот костюм? – прощупывает Колдуэлл.
Мелани кивает в ответ.
– Я должна это делать в шлюзовой камере, – делает она следующий шаг.
– Тогда оставайтесь в нем, – отвечает Мелани.
Колдуэлл зачеркивает идею использования фосгена и опускается на один из лабораторных стульев. И только сев, она понимает, насколько устала. Только сила воли и чертова важность работы держали ее в тонусе последнее время. Сейчас она вот-вот упадет в обморок – она не в состоянии противостоять запугиваниям ребенка-монстра. Ей нужно подкопить силы и выбрать нужное время.
Она ждет, что Мелани будет допрашивать ее, но девочка продолжает читать записи в дневнике: наблюдения Колдуэлл о двух новых образцах мозговой ткани и о спорангиях. Малышка, кажется, особенно очарована записями про спорангии, в которых есть разукрашенные диаграммы Колдуэлл.
– Что такое природный рефлекс? – спрашивает она.
– Это любой внешний фактор, заставляющий инфицированное существо преследовать его источник, – говорит Колдуэлл холодно. Этот тон она использует, чтобы поставить сержанта Паркса на место, но Мелани не обращает на него внимания.
– То есть внешнее воздействие, заставляющее семена выпасть из стручка? – перефразирует она.
– Верно, – неохотно говорит Колдуэлл.
