– Ну и ну, быстро получилось!
– Прижми тряпку ко рту.
– Она не очнулась.
– Делай, что говорят, или убирайся к чертовой матери!
Лана улыбнулась счастливой наркотической улыбкой. Она лежала на той же кровати, в той же комнате отеля «Гранд-Империал», наполненной теперь натуральным утренним светом и доносящимся снизу уличным шумом.
Я выжила.
Милейший доктор Праймак стоял в ногах ее кровати и разговаривал с незнакомым мужчиной, полненьким, седобородым, со шляпой в руке. На его черном сюртуке блестел под солнцем какой-то металлический предмет.
Лана попыталась поднять правую руку, чтобы привлечь их внимание, но не смогла шевельнуть ни одной рукой.
Она захрипела.
Мужчины замолчали и повернулись к ней. Потом они оба подошли и сели на кровать – с обеих сторон.
Пожилой незнакомец пригладил редеющие волосы, и на его розовой залысине остались белые полоски от грязных ногтей.
– Мисс, я – шериф Доноуэй, – представился он. – Доктор Праймак рассказал мне о вашем несчастье.
Слава богу!
– Ему пришлось ампутировать обе ваши ноги и обе руки, – продолжал шериф. – Сейчас мы договариваемся о том, чтобы перевезти вас по узкоколейке в Дуранго, в Больницу милосердия.
Лана посмотрела на доктора Праймака, наблюдавшего за ней с выражением, которое можно было перепутать с состраданием.
Он отвернул укрывающие ее покрывала, и она увидела перевязанные обрубки обеих рук, ампутированных чуть ниже локтя.
Морфийная эйфория улетучилась.
Моя правая рука была в порядке. Вы же сами сказали!
– Понимаю, для вас это весьма огорчительно, – сказал врач, – но ничего другого мне не оставалось. Обе руки серьезно пострадали. Если б я не ампутировал их, вы были бы уже мертвы.
Пациентка открыла рот.
Почему вы не рассказали ему об Абандоне?!
Но то, что у нее получилось, напоминало бормотания идиота.
– Постарайтесь успокоиться, мисс Хартман, – продолжал Джулиус. – Вам нельзя волноваться – ваше здоровье висит на волоске.
Они же умирают там!
– Пожалуйста, мисс Хартман.
Почему вы так поступаете?!
– Вы можете дать ей что-то, а, док? – спросил Доноуэй.
– Конечно.
Врач поспешил к стоявшему на столике саквояжу.
Женщина слышала слова, которые хотела произнести, у себя в голове, слышала так же ясно, как и тогда, когда говорила, но комната отдавалась только жутким, безголосым шумом.
– Послушайте. – Шериф положил руку ей на плечо. – Доктор Праймак рассказал мне о вашем психологическом состоянии.
В саквояже звякнули пузырьки.
– В Дуранго о вас позаботятся, – пообещал Доноуэй.
Медик тем временем уже возвращался к кровати.
– У меня есть знакомый в приюте. В Пуэбло, – добавил шериф.
Праймак вытащил пробку из пузырька и поднес к его горлышку белую тряпицу.
– Вас обязательно примут, можете не сомневаться, – продолжал страж порядка. – И вам там помогут. Бог подверг вас тяжкому испытанию, мисс Хартман, но в приюте сделают все возможное, чтобы вы прожили жизнь с достоинством и в комфорте.
Загляните в его журнал. Ради всего святого!
– Вам повезло, что попали к доктору Праймаку, – уверял ее шериф.
Женщина кричала и металась, но веревки держали ее надежно.
– Лана, – чуть слышно сказал ей на ухо Джулиус. – Я хочу, чтобы вы знали – я ничего не возьму с вас за ампутацию. А теперь, пожалуйста, не сопротивляйтесь.
Смоченная эфиром тряпка опускалась на ее лицо.
– Просто закройте глаза и глубоко вдохните.
В вестибюле отеля «Гранд-Империал» акцент делался на несколько предметов, собрание которых воспринималось скорее как клише, чем как отражение Силвертона времен его расцвета: цветочные бордовые обои, оловянный потолок, люстра, тяжелый черный сейф возле регистрационной стойки, пара настенных часов, рояль, скульптура, изображающая четырех ухмыляющихся конных бандитов, палящих в воздух из револьверов, и большой портрет какой-то шлюхи, висящий над одним из двух кожаных, с высокой спинкой диванов, составляющих зону отдыха.
Эбигейл подошла к регистрационному столу.
– Мне нужна помощь. Позвоните в полицию! – попросила она.
– Здесь нет полиции, – ответила сидящая за столом девушка.
– Что?!
– Только шериф.
– Дайте мне телефон.
– Вы наш гость?
– Шутите?
– Право пользования телефоном предоставляется только гостям «Гранд-Империала».
Сотруднице отеля было лет шестнадцать-семнадцать. Она сидела за дорогим антикварным столом с «ужастиком» в дешевой обложке в левой руке и сосала зеленый леденец, распространявший убийственный аромат противоестественно смешанных виски и яблок.
Фостер прочитала ее имя на именной бирке.
– Послушайте, Трейси. Меня преследует один человек. Я бегу от него с гор. Он придет убить меня. Может, сделаем исключение на сегодня?
Портье положила книжку рядом с клавиатурой, вынула леденец из позеленевших губ и впервые посмотрела журналистке в глаза.
– Ладно.
На улице взвизгнули тормоза. Эбигейл бросила взгляд в зеркало за столом, увидела отражение выходящего на Грин-стрит окна и в нем старенький «Бронко», только что въехавший в задний бампер «Субурбана». Впрочем, внедорожник лишь едва заметно вздрогнул.
– Это он? – спросила Трейси.
– Шериф живет в городе? – спросила Фостер вместо ответа.
– Да, в конце Четырнадцатой.
– В какую сторону?
Хлопнула дверца.
– Два квартала к северу, – сказала портье.
Шаги по тротуару.
– Спрячьтесь за стол и сидите тихо, – велела журналистка девушке.
Куинн Коллинс шагнул под козырек над входом, открыл дверь и уже входил в вестибюль. Заметив табличку «К НОМЕРАМ», Эбигейл метнулась вверх по застеленной ковровой дорожкой лестнице.
Повернув налево, она поднялась ступенек на двадцать и остановилась – сил у нее не осталось.
– Куда она пошла?! – донесся до нее крик снизу.
Беглянка поднялась еще выше.
И куда теперь, налево или направо?
Фостер свернула налево, а потом направо. Куинн уже бежал по лестнице, когда она дошла до перекрестка.
Налево, направо или вверх?
Налево. Эбигейл промчалась по коридору – розовые стены, белая отделка, белые двери, скрипучий пол. Номер 201… люстра с двумя перегоревшими лампочками… номер 202… черно-белые фотографии старых паровых машин… номер 203… поворот направо… длинный, узкий коридор… 214, 215, 216, 217.
Коридор закончился дверью с металлической ручкой и табличкой с надписью: «НЕ ОТКРЫВАТЬ. ТОЛЬКО НА СЛУЧАЙ ПОЖАРА. СРАБОТАЕТ СИГНАЛИЗАЦИЯ».
Взвыла сирена, и Эбигейл шагнула навстречу ледяному дождю. Внизу под ней была парковка с несколькими автомобилями. Крупинки дождя сверкали драгоценными камнями на капотах и стеклах под желтым светом уличных фонарей.
Журналистка посмотрела через застекленную дверь, но никого не увидела. Может, Коллинс все-таки заблудился в лабиринте коридоров?
Фостер встала на четвереньки, спустилась по скользкой лестнице, ступила на мокрый тротуар…
Вверху громыхнула пожарная дверь.
Беглянка укрылась за ближайшим мусорным контейнером. Ботинки ее преследователя уже стучали по металлическим перекладинам лестницы.
Он спрыгнул на землю.
Из своего укрытия Эбигейл видела только белые струйки его дыхания и свет фонаря. Она опустила руку, нащупала «Ругер» в боковом кармане, но, опасаясь выдать себя, не рискнула расстегнуть «молнию».
Ледяные капли били по металлической крышке контейнера.
Куинн прошел на парковку. Достаточно ли темный уголок она выбрала?
С минуту он стоял на месте.
Фонари погасли, и больше девушка его не видела.
Секунд через тридцать они снова вспыхнули, но Коллинс уже ушел.
Фостер поднялась, пробежала через парковку – подальше от фонарей и воющей сирены – и выскочила на грязную дорогу с выбоинами и затянутыми коркой льда лужами.
Холод, темень и лишь кое-где осколки света, викторианские домишки, одни – обветшавшие, заброшенные со времен окончания шахтерского бума, другие – чистенькие, ухоженные, выкрашенные яркой краской заботливыми любителями гор, молодыми яппи.
Эбигейл бежала по Риз-стрит, моргая от пота и бьющих в лицо ледяных капель. Холодные струйки стекали по ее шее и ползли змейками по спине. Где-то в темноте забормотал мотор.
Она оглянулась – сквозь ливень пробился свет фар. «Бронко», набирая ход, мчался по Двенадцатой улице.
Эбигейл прибавила скорости. Тонкий, как бумага, ледок хрустел у нее под ногами.
В окне ближайшего дома тявкнула собачонка, вдалеке башенные часы пробили восемь…
Подпрыгивая на колдобинах, «Бронко» проскочил по соседней улице, промелькнул между домами, свернул вправо на Тринадцатую улицу, проехал еще квартал и снова резко взял вправо. Фары ударили бегущей девушке в лицо.
