Лагунов задумался. Возможно, она права, но так хочется узнать, что же его ждет.
— Нет, давайте, рассказывайте все, как есть, — решил он.
— Вы сделали выбор, молодой человек, а, следовательно, несете за него ответственность.
Лагунов в знак согласия кивнул головой. Эмма Витольдовна окатила его внимательным взглядом.
— Но часто людям только кажется, что они готовы взять на себя ответственность за свой выбор, в реальности это совсем не так.
— Я решил, говорите, — упрямо повторил Лагунов.
— Тогда начинаю. Не стану вас мучить деталями, скажу только суть. Хочу вас обрадовать, вы счастливчик, у вас хорошее расположение добрых планет Юпитера и Венеры. Между ними трин — и они в своей обители. Это дает успех, материальный достаток и любовь. Таким образом, все у вас гармонично, и вы можете жить как баловень судьбы, даже не прикладывая к этому большого ума. Так, в пределах необходимого. — Эмма Витольдовна посмотрела на Лагунова. — Улавливаете, что я говорю.
— По крайней мере, стараюсь.
— Старайтесь, особенно сейчас. А дело все в том, что астрологии, как и в судьбе, есть циклы. И не всегда благоприятные. У вас тоже будет такой цикл, плюс напряженный аспект Урана. А да будет вам известно, что эта планета дает неожиданные перемены в жизни. Поначалу необъяснимые события могут пугать, может казаться что все плохо. Но на самом деле это не совсем так, это судьба вам дает другой шанс. Должна вам сказать, что в такие моменты можно добиться большего Неожиданные трудности не всегда мешают, а зачастую помогают. Результат и ступени, по которым надо будет ради него взобраться, будут извилисты и становится все выше. Я, конечно, могу подсказать, когда настанет такой момент. Для этого нужно посмотрю транзиты быстрых планет, но выбор будет только за вами: всегда ходить знакомым путем по гладкой дорожке с подушкой безопасности, либо стремиться к другой вершине успеха, но с риском неудачи и поражения. Без азарта вам тут не обойтись. Вот, собственно, и все. Если чего-то не поняли, спрашивайте, попытаюсь объяснить.
Лагунов попытался сосредоточиться.
— Вы хотите сказать, что если я буду идти по проторенной дорожке, как вот сейчас, то меня ждет обеспеченное, спокойное будущее, но без всяких взлетов. А если я сделаю попытку резко изменить свою судьбу, добиться гораздо большего, то у меня есть шанс, но и риски, что ничего не получится, большие.
— Не просто ничего не получится, но можете утратить и то, что уже имеете, — уточнила Эмма Витольдовна. — В вашей карте большая зона неизвестности и выбора, в зависимости от него все резко меняется. Такой расклад встречается не часто, но вы его удостоились. Другое дело, не знаю, надо ли вас с этим поздравлять. Однажды вам придется принять судьбоносное решение.
Лагунов вдруг ощутил какую-то тяжесть в груди. Он вдруг ясно почувствовал, что так оно однажды и случится. А вот принимать, как сказала эта женщина, судьбоносные решения он никогда не любил. До сих пор он плыл по течению, лишь слегка меняя курс рулем. Но это не выходило за рамки обычных и достаточно безопасных маневров и маршрутов. Может, эта Эмма Витольдовна была права, когда предостерегала его от ненужных знаний. Неведение, возможно, самое большое благо в нашей жизни.
Он заметил, что Эмма Витольдовна внимательно наблюдает за ним. Она явно понимает, какие сомнения одолевают его сейчас.
— Я вас предупреждала, Сергей Станиславович, — произнесла она. — Но теперь поздно сожалеть, вы уже получили информацию. А она такого рода, что вы ее никогда не забудете. Даже если крепко захотите. — Она развела руками. — Пока больше я ничем вам помочь не могу. Надо еще немного поработать над портретом, остались последние штрихи.
— Я ухожу, — встрепенулся Лагунов. — В любом случае я вам благодарен.
Эмма Витольдовна с сомнением покачала головой.
— Астролог — такая профессия, которая не требует благодарности. Наша благодарность в другом.
— В чем же?
— Не знаю, поймете ли вы меня. Наша благодарность заключается в самой возможности заглядывать в те сферы, которые тщательно скрыты от подавляющего большинства людей. Вы даже не представляете, какое это захватывающее ощущение, какая гигантская привилегия. Так что это я вас должна благодарить. Что вы дали мне это сделать в очередной раз.
Лагунов пожал плечами, эти размышления Эммы Витольдовны были ему уже не интересны. Он чересчур далек от этой сферы, чтобы проникнуться подобными чувствами. У него и без того достаточно пищи для размышлений.
— Не буду вам больше мешать, — сказал Лагунов и вышел из номера.
88
Николай почти весь день сидел в номере, лишь изредка выходил из него подышать воздухом, но быстро возвращался. Он не мог найти себе место, он отдавал себя отчет, что в его душе царит смятение. Когда он ехал в этот замок, то ни в чем не сомневался. Но он забыл, какой разрушительной силой обладает его отец. Он способен разбить любые самые твердые аргументы, любую самую твердокаменную позицию. Он не должен был приезжать сюда, ему следовало прямой дорогой отправиться в обитель. И сейчас он бы спокойно сидел в своей келье, ни о чем особенно не думая, не мучась от неуверенности в самом себе.
А эти мучения были очень серьезными, они переворачивали все в нем — от сознания до телесных желаний. В какой-то момент он запретил себе думать о вкусной еде, о красивых женщинах, о пленительной музыке. И ему стало казаться, что все у него получается, все эти дьявольские искушения перестали его искушать. А едва стоило ему поговорить с отцом, как они тут же набросились на него, как изголодавшиеся псы. Он без конца думал о женщинах, еде и музыке. Эти мысли доводили его то до отчаяния, то до бешенства, он не знал, как от них избавиться, потому что в глубине души этого не желал. И это еще сильней накаляло его внутреннее пространство.
В какой-то момент он ощущал, что ненавидит отца, он источник и причина всех его бед, он похитил у него уверенность в правильности избранного пути, бросил в бездну самых жестоких сомнений, которые, как хищный изголодавшийся зверь, раздирает его на части. Ну, что он за человек, всю жизнь разбивает, словно хрупкие сосуды, чужие надежды и веру. Он, Николай, еще два дня назад был убежден, что его жизнь до последнего вздоха полностью определена, он будет замаливать, искупать совершенный грех. А теперь оказывается, что это и не грех, а что-то иное, что-то, что то ли не требует искупления, то ли требует, но как-то совсем иначе. А вот как?
Если бы наставник проведал об обуреваемых его мыслей, он бы осудил их самым резким образом, если бы даже не проклял. Для него это происки неизменные дьявола. И он, Николай, еще совсем недавно с этим бы согласился. Но ведь в образе дьявола выступает его отец. А ему точно известно, что он не дьявол, что, возможно, он ближе к Богу, чем некоторых церковники. Хотя его Бог совсем не похож на их Бога, более того, эти два Бога просто несовместимы между собой.
Николай вдруг почувствовал что-то вроде испуга: как это можно думать о существовании двух Богов. Это же самое настоящее святотатство, за такие мысли наставник наложил бы на него суровую епитимью. Или какое-нибудь другое наказание, он вообще часто к ним прибегает. Но его рядом нет, поэтому он, Николай, может мыслить беспрепятственно обо всем. Вот только должен ли он это делать? И вообще, что он должен делать в нынешних обстоятельствах? А ведь когда он покинет замок, ему придется принимать окончательное решение, которое определит всю дальнейшую его жизнь.
Николаю вдруг нестерпимо захотелось с кем-нибудь поговорить. В последнее время такое желание его не посещало, разве что беседовать с наставником. Впрочем, сейчас он не был до конца в этом убежден, возможно, он просто его подавлял в себе. Но сейчас он решил этого не делать, мысли и чувства его переполняли в такой степени, что требовали на кого-нибудь излиться.
Отца он сразу отверг; сейчас он не готов к разговору с ним. Все остальные обитатели замка для него чужие люди. Разумеется, кроме Майи. С его стороны было большой ошибкой, что в последние годы он мало общался с сестрой. Честно говоря, ему было с ней не очень интересно, уж слишком по-разному мыслили они. В какой-то момент они стали удаляться друг от друга, и с годами это удаление только возрастало. Может быть, теперь настало время попробовать снова сблизиться?
