Если он ранен и упал, а вы не можете тут же до него добраться и скрутить ему руки, стреляйте в него снова. В голову. На нем может быть пояс со взрывчаткой, и он взорвет ее, если дать ему время. — Кабаков заметил выражение неприязни на некоторых лицах. Но ему было все равно. — Перестрелка у одних ворот не должна отвлечь внимание людей, дежурящих у других. Именно в это время и необходимо особенно внимательно следить за участком, за который вы сами отвечаете. Если перестрелка началась в одном месте, она с тем же успехом может начаться в любом другом.
И еще одно. Вы знаете, что среди террористов есть женщина. — Кабаков на миг опустил глаза и откашлялся. Когда он снова заговорил, голос его зазвучал громче. — Однажды в Бейруте я отнесся к ней как к женщине. Не как к террористке. Это одна из причин, почему мы сегодня оказались в такой ситуации. Не повторяйте моей ошибки.
Когда Кабаков вернулся на свое место и сел, в комнате было очень тихо.
— С каждой стороны стадиона мы разместим по резервной группе, — сказал Ренфро. — Они вступят в действие при первом сигнале тревоги. Не оставляйте своих позиций. Пусть каждый из вас после совещания возьмет со стола нагрудную планку со своим именем. Вопросы есть? — Ренфро оглядел присутствующих. Глаза его были суровы и темны, как черный тефлон. — Действуйте, джентльмены.
Поздно вечером, накануне матча на Суперкубок, стадион Тулейна был тих и ярко освещен. Казалось, его огромное пространство поглощает все раздающиеся здесь негромкие звуки: обыск все еще продолжался. Под рядами прожекторов клубился туман, наползавший с Миссисипи — река была недалеко, всего около мили от стадиона.
Кабаков и Мошевский стояли на самом верху трибуны, огоньки их сигар мерцали в темноте, заполнявшей ложу для прессы. Оба молчали уже целых полчаса.
— И все-таки они могут пронести ее на стадион, — заговорил наконец Мошевский. — Хотя бы часть. Под одеждой. Если у них не будет при себе оружия или батареек, металлоискатель ничего не покажет.
— Да.
— Даже если их будет только двое, этого хватит, чтобы устроить тут хорошую мясорубку.
Кабаков не ответил.
— И тут уж мы ничего поделать не можем, — заключил Мошевский.
Кабаков сердито запыхтел сигарой, и она замерцала ярче. Мошевский решил, что ему лучше помолчать.
— Мне надо, чтобы завтра ты присоединился к резервной группе на западной стороне стадиона, — сказал Кабаков. — Я уже говорил с Ренфро. Они тебя ждут.
— Есть, сэр.
— Если террористы явятся на грузовике, быстро прыгай через задний борт и вырви детонаторы. В каждом отряде есть человек, которому поручено это дело, но ты лучше сам об этом позаботься.
— Если грузовик крытый и сзади у него брезент, может, имеет смысл пробиться сбоку. К заднему борту может быть подсоединена граната.
Кабаков кивнул.
— Скажи это главному в группе, как только группа построится. Рэчел выпускает для тебя швы в летной бронекуртке. Я эти куртки тоже терпеть не могу, но хочу, чтобы ты ее надел. Если начнется стрельба, тебе лучше не отличаться от остальных ребят.
— Есть, сэр.
— Корли за тобой заедет в восемь сорок пять. Если ты после часа задержишься в ночном клубе «Хотси-Тотси», я об этом узнаю.
— Так точно, сэр.
Полночь в Новом Орлеане. Свет неоновых огней расплывается в пропитанном туманом воздухе. Дирижабль компании «Олдрич» завис над мостом Миссисипи-Ривер, высоко над туманом. У приборной доски — Фарли. Огромные светящиеся буквы струятся вниз по бокам воздушного корабля: «НАМ НЕ ДОЛЖНО ЗАБЫВАТЬ ВЕТЕРАНОВ НАНИМАТЬ».
В отеле «Фэрмонт», в номере двумя этажами выше номера Фарли, Далия Айад стряхнула термометр и вставила его Майклу за щеку. Майкл был совершенно вымотан после переезда из Нью-Джерси в Новый Орлеан. Чтобы избежать посадки в Международном аэропорту, где Далию могли узнать, они летели до Батон-Ружа, а оттуда в Новый Орлеан ехали на взятой напрокат машине: Далия — за рулем, а Ландер — распростершись на заднем сиденье. Теперь он был бледен, но взгляд у него был ясный, глаза блестели. Далия проверила показания термометра.
— Нормальная.
— Лучше бы тебе грузовик проверить, — сказал Ландер. — Поезжай-ка туда.
— Он либо на месте, либо его там нет, Майкл. Если тебе надо, чтобы я его проверила, я поеду. Но чем меньше я буду показываться на улице, тем…
— Ты права. Он либо на месте, либо его там нет. А как моя форма — в порядке?
— Я уже повесила ее в шкаф. Смотрится прекрасно.
Далия заказала в номер горячего молока и дала его Ландеру с легким снотворным. Через полчаса Майкл уже спал. Но Далия Айад не спала. Ландер так слаб, что завтра ей нужно будет лететь для «захода на цель» вместе с ним, хотя в таком случае, возможно, придется оставить часть бомбы на земле. Она сумеет помочь Ландеру управиться со штурвалом высоты и с детонаторами. Это совершенно необходимо.
Понимая, что завтра она умрет, Далия тихо плакала целых полчаса — от жалости к себе. А потом сознательно стала вызывать в памяти горькие картины своего детства в лагере палестинских беженцев. Она снова вспоминала мучения матери в последние часы перед смертью: исхудавшая женщина, старуха в свои тридцать пять лет, корчилась от боли в драной палатке. Далия тогда была десятилетней девчонкой, и единственное, чем она могла помочь матери, — это отгонять мух с ее лица. Сколько же они выстрадали! Ее собственная жизнь ничего не стоит — абсолютно ничего. Скоро Далия успокоилась. Но заснуть так и не смогла.
В отеле «Ройал Орлеан» Рэчел Баумэн, сидя перед зеркалом, расчесывала волосы. Кабаков, лежа в постели, курил и смотрел на Рэчел. Он любил смотреть, как мерцают блики света на ее волосах, когда она их расчесывает. Он любил смотреть, как возникают на ее обнаженной спине впадинки, когда она, прогибаясь в талии, откидывает назад голову и встряхивает волосами так, что они рассыпаются по плечам.
— Сколько времени ты пробудешь здесь после завтрашнего матча, Давид? — спросила Рэчел. Ее глаза следили за ним из зеркала.
— Пока не отыщем взрывчатку.
— А как же те двое, которые остались? Как будет с той женщиной и американцем?
— Не знаю. Женщину они рано или поздно поймают. Без взрывчатки она мало что сможет сделать. Когда мы найдем взрывчатку, мне придется забрать Фазиля в Израиль, чтобы он предстал перед судом за Мюнхен.
Ее глаза больше не смотрели на него из зеркала.
— Рэчел?
— Да?
— В Израиле очень нужны психиатры, понимаешь? Ты будешь просто потрясена тем, сколько там ненормальных евреев. А в летнее время и психов-христиан тоже навалом. Я знаю одного араба в Иерусалиме, он сплавляет им кусочки дерева от Креста Истинного, которые сам добывает, раскалывая…
— Давай поговорим об этом, когда тебя не будут отвлекать другие проблемы и ты сможешь выражаться яснее.
— Мы поговорим об этом завтра вечером, «У Антуана». А теперь хватит разговоров и хватит тебе расчесывать волосы, или я и тут должен выражаться яснее?
Свет погас и в номере отеля «Ройал Орлеан», и в отеле «Фэрмонт». А вокруг них простирался старый-старый город — Новый Орлеан, и все это он видел уже не раз…
В воскресенье, 12 января, над Новым Орлеаном вставало красное солнце, и на фоне неба силуэт города был словно объят пламенем. Майкл Ландер проснулся рано. Ему снились киты, и в первый момент он не мог вспомнить, где он находится. Потом вспомнил. Вспомнил все и сразу. Далия сидела в кресле, откинув на спинку голову, и смотрела на него из-под полуопущенных век.
Он осторожно встал с кровати и подошел к окну. Золотые и розовые полосы лежали на протянувшихся с востока на запад улицах. Над простершимся низко у земли туманом виднелось яснеющее небо.
— Сегодня будет ясный день, — сказал он и набрал номер метеослужбы аэропорта. Ветер северо-восточный, восемнадцать узлов, с порывами до двадцати. Отлично. Ветер к стадиону из аэропорта Лейкфрант — попутный. При полностью открытых дросселях это позволит ему вести «пузырь» со скоростью выше шестидесяти узлов.
— Может, еще чуть-чуть отдохнешь, Майкл?
Он был очень бледен. Далия понимала — сил у него не так уж много. Но может, все-таки хватит.
Обычно дирижабль поднимался в воздух по меньшей мере за час до начала игр, чтобы телевизионщики могли успеть подготовить аппаратуру и чтобы дать возможность болельщикам увидеть воздушный корабль, еще только подходя к стадиону. Ландеру придется пролететь весь этот путь, прежде чем он вернется за бомбой.
— Я успею отдохнуть, — сказал он. — Вызов экипажа — в полдень. Фарли летал вчера ночью, значит, сейчас спит у себя в номере. Но он наверняка выйдет поесть задолго до полудня.
— Знаю, Майкл. Я сделаю все как надо.
— Мне было бы спокойнее, если бы у тебя был револьвер.