Что меня огорчает, так это то, что книга стояла в библиотеке все эти годы. Господи! Я могла бы сделать это много лет назад, избежать всей боли и жесточайших унижений! Но незачем гневить судьбу. Я должна быть признательна за то, что все-таки нашла ее. И смеяться над тем — это ведь страшно забавно! — что Тереза к тому же была со мной в библиотеке, когда я наткнулась на эту книгу.
Она, разумеется, с жадностью изучала один из множества томов с порнографией, какие оставил после себя наш отец. Я сожгу их после того, как убью Терезу! Слава богу, мать умерла до того, как он начал их коллекционировать. Каким бы мерзким он ни был, Тереза, разумеется, любила его до самого конца. На самом деле она точно такая же, как он: сладострастная, вульгарная, отталкивающая. Я бы совершенно не удивилась, если бы узнала, что она разделяла с ним не только увлечения, но и постель. О боже, я буду петь гимн радости в тот день, когда ее не станет!
Да, она сидела там, внизу, пылая темным чувственным румянцем, пока я, чтобы не видеть ее, металась по галерее, где стояли самые старые книги. И там, на одной из верхних полок, я обнаружила том, покрытый слоем серой пыли. «Вуду: достоверные исследования», автор — доктор Уильям Мориарти. Выпущено частным издательством. Одному богу ведомо, где и когда отец достал эту книгу.
Что поразительно: я полистала ее со скукой и даже задвинула обратно на место! И только когда уже удалилась от нее на много шагов и просмотрела множество других книг, меня вдруг осенило.
С помощью вуду я смогу уничтожить Терезу!
Руки мои дрожат, когда я пишу эти строки. Я почти закончила делать куклу Терезы. Да! Почти закончила! Я сделала ее из куска ее старого платья, которое нашла на чердаке. На место глаз вставила две пуговицы, выточенные из какого-то камня. Это, разумеется, еще не все, однако дело, слава господу, уже на мази.
Я смеюсь, представляя, что сказал бы доктор Рамси, если бы узнал о моих планах. Как бы он отреагировал? Сказал бы, что глупо верить в вуду? Или что я должна научиться жить с Терезой, пусть и не любить ее? Любить эту скотину? Ни за что! Господи, как же я ее презираю! Если бы я могла — поверьте мне,— я с радостью уступила бы свою половину отцовского наследства, лишь бы только никогда не видеть больше ее порочной физиономии, никогда не слышать пьяной ругани и россказней о похождениях этой грязной развратницы!
Но это совершенно невозможно. Она меня не отпустит. И мне остается только одно — уничтожить ее. Что я и сделаю. Да, сделаю!
Терезе осталось жить один день.
Теперь у меня есть все! Все! Сегодня вечером, прежде чем отправиться на бог знает какую еще оргию, она принимала ванну. После ванны она стригла ногти. И теперь они у меня, все до единого привязаны к кукле ниткой. Еще я сделала кукле парик из волос, которые старательно вычесала из ее щетки. Вот теперь кукла по-настоящему стала Терезой. В этом и состоит прелесть вуду. Я держу жизнь Терезы в своих руках, вольная выбирать, когда именно мне угодно ее уничтожить. Я подожду, чтобы насладиться этой упоительной властью.
Что скажет доктор Рамси, когда Тереза умрет? Что он сможет сказать? Что я сошла с ума, если думаю, будто вуду могло ее убить? (Но я не стану ему рассказывать об этом.) Оно убьет! Я ее и пальцем не трону, как бы мне ни хотелось добраться до нее лично, своими руками выдавить жизнь из ее горла. Но нет, я уцелею. Вот главная радость. Сознательно убить Терезу и остаться жить! Истинный экстаз!
Завтра ночью. Пусть она насладится последними похождениями. Никогда она больше не ввалится ко мне, шатаясь и источая пары перегара, чтобы пересказать, до последней омерзительной подробности, все те непристойности, какими она занималась! Никогда больше она... Господи, я не могу ждать! Я воткну иголку в сердце куклы! Избавлюсь от нее навсегда! Будь ты проклята, Тереза! Будь проклята! Я убью тебя прямо сейчас!
Из записной книжки Джона Х. Рамси, доктора медицины
Несчастная Миллисента мертва. Домработница обнаружила ее этим утром, она лежала, скорчившись, на полу у кровати, держась за сердце, на окоченевшем лице отражалось потрясение и боль. Без сомнения, сердечный приступ. На теле никаких следов насилия. Рядом с ней на полу валялась маленькая тряпичная кукла с воткнутой в нее иглой. Бедняжка Миллисента. Неужели ей пришла в голову больная мысль избавиться от меня с помощью вуду? Я надеялся, что она мне доверяет. Но, с другой стороны, с чего бы ей мне доверять? Я ведь так и не смог по-настоящему помочь ей. Она была безнадежна. Миллисента Тереза Марлоу страдала от самого тяжелого случая раздвоения личности, какой я когда-либо имел несчастье наблюдать...
Из здания вокзала вышли двое, таща за собой покрытый брезентом предмет. Они поплелись по длинной платформе, остановились у одного из последних вагонов и, наклонившись, с трудом подняли предмет и установили его на вагонной площадке. Пот катился по их лицам, а мятые рубашки прилипли к мокрым спинам. Вдруг из-под брезента выскочило одно колесико и покатилось вниз по ступенькам. Тот, который был сзади, успел подхватить его и передал человеку в старом коричневом костюме, что был впереди.
— Спасибо,— сказал человек в коричневом костюме и положил колесико в карман пиджака.
Войдя в вагон, они покатили покрытый брезентом предмет по проходу между сиденьями. Поскольку одного из колесиков не хватало, тяжелый предмет все время кренился на одну сторону, и человеку в коричневом костюме — Келли — приходилось подпирать его плечом. Он тяжело дышал и время от времени слизывал крошечные капельки пота, которые тут же снова появлялись на верхней губе.
Добравшись до середины вагона, они втащили предмет между сиденьями; Келли просунул руку в прорезь чехла и начал искать нужную кнопку.
Предмет тяжело опустился в кресло около окна.
— О господи, как он скрипит! — вырвалось у Келли.
Его спутник, Поул, пожал плечами и с глубоким вздохом сел в кресло.
— А ты что думал? — спросил он после минутного молчания.
Келли стащил с себя пиджак, бросил его на сиденье напротив и сел рядом с предметом.
— Ну что ж, как только нам заплатят, мы сразу купим для него все, что нужно,— сказал он и с беспокойством взглянул на предмет.
— Если нам удастся найти все, что нужно,— заметил Поул. Он сидел сгорбившись, худой как щепка — ключицы выпирали из-под рубахи,— и смотрел на Келли.
— А почему бы нет? — спросил Келли, вытирая лицо уже мокрым платком и засовывая его в карман.
— Потому что этого никто больше не производит,— ответил Поул с притворным терпением, словно ему десятки раз приходилось повторять одно и то же.
— Ну и идиоты,— прокомментировал Келли. Он стащил с головы шляпу и смахнул пот с лысины, обозначавшейся посреди его рыжей шевелюры.— Б-два — их же везде еще полным-полно.
— Так уж и полным-полно,— сказал Поул, положив ногу на предмет.
— Убери ногу! — рявкнул Келли.
Поул с трудом опустил ногу вниз и вполголоса выругался. Келли вытер платком внутреннюю сторону шляпы, хотел надеть ее, но передумал и бросил на сиденье.
— Господи, какая жарища! — сказал он.
— Будет еще похлеще,— заметил Поул.
Напротив них, по другую сторону прохода, только что пришедший пассажир кряхтя поднял свой чемодан, положил на багажную полку и, тяжело отдуваясь, снял пиджак. Келли посмотрел на него, потом отвернулся.
— Ты думаешь, в Мэйнарде будет похлеще? — спросил он с беспокойством.
Поул кивнул. Келли с трудом проглотил слюну. У него внезапно пересохло горло.
— Надо было нам хватить еще по бутылочке пива,— сказал он.
Поул, не отвечая, смотрел в окно на колышущееся марево, которое поднималось от раскаленной бетонной платформы.
— Я уже выпил три бутылки,— продолжал Келли,— но пить хочется еще больше прежнего.
— Угу,— буркнул Поул.
— Как будто после Филли во рту не было маковой росинки,— сказал Келли.
— Угу,— снова буркнул Поул.
Келли замолчал, уставившись на Поула. Лицо Поула казалось особенно белым на фоне черных волос, у него были большие руки, намного больше, чем нужно для человека его сложения. Но это были золотые руки. «Да, Поул один из лучших механиков,— подумал Келли,— один из самых лучших».
— Ты думаешь, он выдержит? — спросил Келли.
Поул хмыкнул и улыбнулся печальной улыбкой.
— Если только на него не будут сыпаться удары,— ответил он.
— Нет-нет, я не шучу,— сказал Келли.
Темные безжизненные глаза Поула скользнули по зданию станции и остановились на Келли.
— Я тоже,— подчеркнул он.
— Ну ладно, брось глупые шутки.
