Пачки писем, одна за другой, питали камин, который понемногу наполнял холодную комнату блаженным теплом.
Однако я жег письма отнюдь не с целью согреться.
И не в знак запоздалого уважения к несчастным жертвам нашей действительности, которые в свое время столь щедро поделились со мной своими страхами и ужасами. Нет, просто это было частью нашего договора. Правда, в послании, оставленном мной на почте, напрямую об этом не было сказано ни слова, однако подразумевалось, что я непременно сделаю это.
Если убийце случалось раньше писать мне, чтобы высмеять или же указать на допущенные мной ошибки, его письма могли оказаться в этом ящике, где их нетрудно будет отыскать. А поскольку данные отправителя мне были неизвестны, то вся корреспонденция должна была исчезнуть. Как бы ни было рискованно тратить на это драгоценное время, однако условия договора следовало неукоснительно соблюдать.
Постепенно огонь превращал груду писем в тонкие хлопья пепла, скапливающиеся на дне камина. При малейшем движении воздуха они разлетались по комнате и плавно оседали на полу, на окружающей мебели и даже на мне. Вскоре вся моя одежда оказалась покрыта этим пеплом, и я встал, чтобы почистить ее.
В этот самый момент я услышал, что снаружи кто-то взялся за ручку двери.
Моя ладонь, которой я только что намеревался стряхнуть пепел с рукава, застыла в воздухе. Затаив дыхание, я замер.
Раздался стук в дверь.
— Эй, Ф. Ф.! — Это был Бент. — С тобой все в порядке, сосед?
Хотя с той стороны дома, где он стоял, данная часть комнаты была не видна, я все же прокрался на цыпочках в угол комнаты, который не просматривался ни из одного окна.
— Видел твой автомобиль, — продолжал стоящий под дверью Бент. — Как съездил в Копенгаген?
Я услышал, как его шаги удаляются от входной двери. Вероятно, Бент решил обойти дом. По дороге он что-то тихонько бормотал себе под нос. Затем последовал скрип досок террасы, а чуть погодя — стук в стекло веранды.
— Франк?! Что-то случилось?
Разглядеть меня, притаившегося в углу, он не мог. Его собственная тень явственно вырисовывалась на фоне стеклянной двери, ведущей на террасу. Прижавшись носом к стеклу и приложив ладони к обеим сторонам лица, он всматривался внутрь дома.
— Ну же, Франк, — сказал наконец Бент, и в голосе его прозвучали обиженные нотки. — Я же вижу, у тебя огонь горит.
Я стиснул зубы. Ну почему он не может просто убраться?
Бент постучал в стекло чуть сильнее:
— Какого черта, Франк?
Тень немного отстранилась.
— Франк! — позвал снаружи Бент. — Ты что, наверху?!
Насколько я мог судить, он уже успел выпить. Обычно после пяти-шести бутылок пива язык у него начинал заплетаться. Вот и теперь это наблюдение вполне могло соответствовать действительности, ибо время уже шло к часу.
— Фра-а-а-а-нк!
Мне ужасно хотелось распахнуть дверь и проорать ему, чтобы он проваливал. Сосед же между тем продолжал:
— Что за черт, Франк?!
Я слышал, как он спустился с террасы.
— Я знаю, что ты там! — гаркнул Бент из сада. — Выходи, Франк… или мы никогда не уйдем! — Он глуповато хихикнул.
В течение десяти-пятнадцати секунд он бормотал что-то неразборчивое. Потом голос стал слышен яснее, однако тон в корне поменялся — стал грубым и раздраженным.
— Писака хренов, — пробурчал он себе под нос и с интонацией обиженного ребенка крикнул то же самое: — Писака хренов! Ишь ты, какой чистюля выискался! Слишком, видите ли, он хорош, чтобы общаться с нами, да? Ну так я тебе сейчас кое-что скажу!
Пару секунд он помолчал — вероятно, собираясь с силами или ожидая ответной реакции с моей стороны.
— Ты ничем не лучше нас. Ни на грош! Не желает он, видите ли, посидеть и выпить с нами. Слишком умным себя считает. Дескать, делает одолжение, общаясь с нами.
Похоже, от крика он постепенно трезвел. По крайней мере, язык перестал заплетаться.
— Да ни фига ты, черт тебя подери, не лучше! — снова повторил он и издевательски расхохотался. — Ты — хуже. Настоящий сосед и от выпивки нос не воротит, и сам, глядишь, соседу стаканчик поставит. Но мы — нет! — мы не такие! Угоститься за чужой счет — это еще куда ни шло, да и то когда тебе самому это удобно. Ты, черт возьми, и нас-то к себе пускаешь, лишь когда тебе не терпится выпить! А чуть что — запираешь дверь, и все тут!
Он захлебнулся собственным криком и вынужден был сделать паузу.
— Знаешь, Франк, что я тебе скажу? — Несколько секунд он тщетно дожидался ответа. — Да пошел ты, Франк! И не смей больше соваться к нам, сноб проклятый!
Я слышал, как сосед, волоча ноги, побрел через сад к своему дому. Выждав пару минут, я покинул угол комнаты и подошел к камину. Слова Бента меня ничуть не задели. Я даже почувствовал некоторое облегчение от того, что нашим добрососедским отношениям настал конец. Еще одной заботой стало меньше.
Лишившись пищи, огонь в камине почти совсем угас, и я швырнул на угли целую охапку писем, которую с благодарностью поглотили моментально взметнувшиеся ввысь языки пламени. Убедившись, что камин опять разгорелся как следует, я метнулся наверх. В спальне быстро собрал чемодан с одеждой, отнес его вниз и поставил в дверях. Затем я вернулся в кабинет и начал отсоединять провода компьютера. Последовательно перетащил вниз монитор, затем сам компьютер и клавиатуру. Последним заходом я спустил принтер, целый пакет необходимых проводов и пачку бумаги.
Письма в камине полностью прогорели. Среди груды золы желтела лишь парочка уцелевших уголков конвертов. Сквозь дымоход в камин проник слабый порыв ветерка и разметал по комнате черные хлопья.
Приоткрыв входную дверь, я осторожно выглянул наружу. Бента видно не было. Подхватив чемодан, я крадучись направился к автомобилю и затолкал его в багажник. Потом вернулся за компьютером и прочим оборудованием.
Я даже не стал тратить время на то, чтобы запереть входную дверь, лишь постоял некоторое время, грустно созерцая летний домик, верой и правдой служивший мне пристанищем в течение долгого ряда последних лет.
Затем сел в машину и отъехал.
Я поехал на запад вдоль побережья мимо Хетер Хилл, Вайбю и Тисвилеляйе. Прибыв в Хундестед, погрузился на паром и пересек фьорд. Переправа длилась всего минут двадцать, однако у меня было такое ощущение, что я только что перебрался на другой континент.
В Рёрвиге, недалеко от гавани, я отыскал контору по найму летних домиков. Агент обрадовался клиенту, решившемуся снять дачу в столь неурочное время года, однако весьма удивился, когда я объявил, что намерен въехать прямо сейчас и рассчитаться наличными — внести залог и арендную плату за восемь недель. Я выбрал домик с видом на море, стоящий особняком — чуть поодаль от соседских дач. Несмотря на мертвый сезон, стоило это недешево, однако сейчас меня интересовало лишь местоположение.
Я подписался именем Карстена Вендстрёма — так звали психолога, убивавшего своих пациентов в моем романе «В красном поле». Агент попытался было развлечь меня беседой, однако я пресек его поползновения, сказав, что предпочитаю как можно скорее оформить все документы. Уже через двадцать минут я вернулся к своему автомобилю с ключами от дома в кармане.
В Нюкёбинге я заехал в супермаркет и за несколько минут наполнил тележку продуктами и выпивкой в расчете на пару недель.
Затем направился к снятому мной дому, который был расположен в окрестностях Оддена.[58]
Дом оказался огромным — гораздо большим, чем мне было нужно, — с джакузи, сауной и громадной застекленной верандой с печкой. В нем могли одновременно разместиться двенадцать человек. Я выбрал самую маленькую спальню, отнес туда свои вещи, развесил в шкафу одежду и застелил кровать. Закрыв двери в лишние помещения, я включил отопление в тех комнатах, которыми собирался пользоваться. Компьютер и принтер водрузил на край огромного — по меньшей мере персон на десять — обеденного стола, подсоединил их к сети и удостоверился, что все исправно функционирует.
Кроме застекленной веранды, здесь был также холл с дощатым полом, черной кожаной мебелью, камином и огромным телевизором последней модели с плоским экраном, который я тут же включил и настроил на просмотр телетекста. Никакой информации ни о Вернере, ни о Линде в новостях не было. Я оставил телевизор включенным и снова вернулся к машине. К счастью, чтобы снять таблички с номерными знаками, инструменты были не нужны. Я отсоединил их и бросил в багажник. Затем загнал свою «тойоту» вглубь участка, так, чтобы с дороги ее не было видно.
Покончив с первоочередными делами, я прогулялся по окрестностям, заросшим вереском вперемежку с деревьями. Ближайший соседний дом был расположен метрах в двухстах за зарослями хвойных деревьев, так что он находился вне пределов прямой видимости. Я вернулся и осмотрел сад. Помимо лужайки, здесь была деревянная беседка, а также сарай, в котором хранились пластиковая мебель, переносной гриль, газонокосилка и прочий садовый инвентарь.
