Я прищуриваюсь, и вот я сижу в офисе в Манхэттене, рядом люди, они задают мне вопросы, на которые я не могу ответить.
— Черт побери, ты спал с этой женщиной и понятия не имел, что она все это планировала?
— Да брось, ты должен что-то знать.
— Я слышал, они все поклонялись какой-то доисторической рыбной богине. Кто бы поверил в такое, если бы это не показали по телевизору…
— Люди имеют право знать. Ты же еще в это веришь, верно?
«Массовое самоубийство участников калифорнийского культа по-прежнему остается загадкой, однако следственные органы ищут ответы на персональных веб-страницах погибших. То, что они находят, можно назвать темной стороной всемирной паутины, местом, где плодятся и набирают силу самые причудливые идеи. Представители полиции заявляют, что следователями собрано уже немало материалов о группе, известной как „Открытая дверь ночи“, однако на то, чтобы понять истинную природу этого сообщества, могут уйти месяцы». (Си-эн-эн.)
Мои неуклюжие руки неуверенно движутся по ее обнаженным плечам, кончики пальцев скользят по лабиринту шрамов, и она улыбается мне.
Я стою на коленях в переулке, голова кружится, а ночной воздух пахнет блевотиной и морской водой.
— Впервые я услышал об этом от одной женщины, у которой брал интервью. Она была знакома с ее семьей, — рассказывает парень в футболке с принтом группы «Радиохэд». Мы сидим во дворике бара на Пасифик-гроув, и палящее солнце отражается белоснежными бликами на глади залива. Имя его не имеет значения, как и название бара. Он — студент из Лос-Анджелеса и пишет книгу об «Открытой двери ночи». Мой электронный адрес дал ему кто-то в Нью-Йорке. У него плохие зубы и соответствующая улыбка. — Это случилось еще в семьдесят шестом, за год до того, как умерла мать Яковы. Отец возил их на Мосс Лендинг каждое лето по два-три раза. Он многие из своих книг написал именно там. Но дело не в этом. Девочка прекрасно плавала, буквально не вылезала из воды, но мать не разрешала ей отплывать от берега далеко из-за того, что в том месте сильные отбойные течения. Там уже много народу утонуло, серфингистов и просто отдыхающих.
Он замолкает, делает пару глотков пива, потом вытирает со лба пот.
— Однажды, когда мать отвлеклась, она все же уплыла далеко, и течение затянуло ее под воду. К тому времени, когда прибыли спасатели, она уже не дышала. Девочка уже вся посинела, но они все равно начали ее откачивать, делать искусственное дыхание и массаж сердца, и в конце концов она очнулась. Потом Якову отвезли в больницу в Уотсонвилл. Доктора сказали, что с ней все в порядке, но все равно продержали ее у себя несколько дней для наблюдения.
— Она утонула, — произнес я, глядя на свое пиво. Я так и не сделал ни одного глотка. Капельки влаги на бутылке сверкали, как бриллианты.
— Технически да. Она не дышала. Сердце ее остановилось. Но это еще не самое странное. В больнице Уотсонвилла она постоянно рассказывала матери какие-то бредовые истории о русалках, морских чудищах и демонах, которые хотели утащить ее на дно, и говорила, что никакое течение ее не подхватывало. Она была напугана, думала, что эти чудовища все еще хотят ее заполучить. Мать уже собиралась идти к психиатру, но отец сказал: «Нет, у ребенка просто сильный шок, и все пройдет». А потом, на вторую ночь ее пребывания в больнице, там умерли две медсестры. Уборщик нашел их в подсобке в двух шагах от палаты Яковы. Вы не поверите, но мне удалось своими глазами увидеть свидетельства о смерти и отчет о вскрытии. Клянусь вам, это чистейшая правда.
Что бы ни последовало за этим, я не хочу этого слышать. Я знаю, что мне не нужно это слушать. Я отворачиваюсь и смотрю на яхту в бухте, покачивающуюся на волнах, как игрушечный кораблик.
— Они утонули. Обе. В легких у них было полно морской воды. Уму непостижимо, там пять минут до океана, а две женщины утонули в чулане для швабр.
— И вы об этом напишете в своей книге? — спрашиваю я его, не отрывая глаз от бухты и маленькой яхты.
— Естественно! — восклицает он. — Конечно напишу, это же было на самом деле, и я могу доказать это.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть ослепительно яркий день, и жалею, что согласился с ним встретиться.
Я закрываю глаза.
«Там внизу, — шепчет Якова, — вас ждет покой, в ее дворцах, в бесконечной ночи ее колец».
И даже шторм здесь нипочем,
В этом тихом уголке под толщей вод.[48]
Я закрываю глаза. О боже, я закрыл глаза.
Она крепко обнимает меня загорелыми руками и увлекает вниз, вниз, как безжизненное тело ребенка, угодившего в коварное течение. И я бы последовал за ней, последовал бы в тот же миг, если бы это был не только сон, не только горькое раскаяние неверующего, не только одиннадцать тысяч слов, брошенных пригоршней песка в океан. Я бы последовал за ней, потому что вокруг меня, как вокруг камня, ставшего воплощением тайны, она нарисовала круг.
Дэвид Моррелл — автор книги «Первая кровь», романа-бестселлера, в котором впервые появился знаменитый Рэмбо. В Пенсильванском университете он получил докторскую степень по американской литературе, какое-то время преподавал на отделении английского языка университета Айовы, но потом оставил это занятие, чтобы полностью посвятить себя карьере писателя.
«Тихий профессор с кровавыми фантазиями», как охарактеризовал его критик, Моррелл написал множество ставших популярными триллеров, в том числе «Братство розы» (по сюжету которого телеканал Эн-би-си снял успешный минисериал), «Пятая профессия» и «Смертный приговор» (действие последнего происходит в городе Санта-Фе, Нью-Мексико, где живет сам писатель).
Его рассказы появлялись во многих хоррор- и фэнтези-антологиях и журналах, в их числе «Шепот, тени, ночные видения» и серия «Повелители тьмы», а также журнал «Сумеречная зона», «Галерея ужаса Додда Мида», «Психотропы», «Исходное зло», «Темное сердце», «Метахоррор», «Откровения», «999: новые рассказы ужаса и саспенса» и «Красное смещение».
Два его романа были награждены премией Брэма Стокера Ассоциации писателей хоррора, а роман ужасов «Тотем», в котором возрождается к жизни старая легенда об оборотнях, был включен в серию «Хоррор: 100 лучших книг». Отмеченный премией Стокера роман «Лазутчики» был назван «жанроопределяющим» из-за необычного соединения элементов триллера и хоррора. Последний изданный им на сегодняшний день роман называется «Мусорщик».
«Многие мои произведения так или иначе посвящены вопросу сохранения личности, — замечает Моррелл, — страху пройти по неправильному коридору, войти в неправильную комнату и увидеть опасно непривычную версию реальности. Часто эта тема реализовывается на фоне красочных пейзажей. Много лет назад, читая историческую книгу об освоении американского Запада, я узнал, что по весне, когда земля начинала оттаивать, змеи иногда проваливались с покрытых дерном крыш в фермерские дома, пугая их обитателей. Этот образ мне запомнился и настойчиво просился в текст. Автор не уточнял, о каких именно змеях идет речь, но я знал, что это должны быть гремучие змеи, и знал, что они должны появиться в начале рассказа, как прелюдия к чему-то более страшному, что будет ожидать семью пионера. Но каким станет этот дальнейший ужас? Шли десятилетия, и ответ на этот вопрос все ускользал от меня, пока в прошлом декабре по равнине в Нью-Мексико, где я живу, не пронеслась снежная буря. Обычно вокруг своего дома во всех направлениях я вижу горы, но в тот ненастный вечер видимость исчезла практически полностью. Прислушиваясь к потрескиванию камина, я выглянул в окно гостиной. На закате снегопад казался еще более густым, но вдруг я заметил за окном быстрое движение, промелькнувшую тень, потом еще одну и еще. А затем движение разом прекратилось. Возможно, это была всего лишь игра моего воображения. И все равно этот случай заставил меня поволноваться, и в результате сложная цепочка ассоциаций навела меня на мысль о последующем кошмаре, с которым в задуманной мною истории и пришлось столкнуться семье пионера Запада и в особенности одной храброй девочке».
Папа был умным. Весной, когда дерн на крыше начал оттаивать и в дом повалились змеи, он подвесил под потолком одеяла, чтобы ловить их. Больше всего там было сосновых змей, но иногда попадались и гремучие. Они издавали такие звуки, как будто кто-то тряс коробочку с зернышками. Папа сказал, что они после спячки еще сонные, поэтому он и не боялся к ним подходить. Каждое одеяло он свернул, вынес на дальний конец выгона и вывалил их извивающееся содержимое в наш ручей. Из-за того что в горах таял снег, вода в ручье поднялась, сделалась быстрой и унесла их с собой. На всякий случай папа запретил нам подходить к ручью ниже по течению от того места, куда он бросил змей. Мама хотела перебить их, но папа сказал, что они слишком сонные и не опасны для нас, а убивать то, что убивать незачем, нехорошо.
