— Сделала ключи? — спросила ее Тэмми.
— Да, без проблем. Как там твой мужчина?
— Если бы эта штука была выключена, ты бы услышала его храп.
Тэмми быстренько выложила папки. Схватив влажное полотенце, вытерла им лицо и отправилась в обратный путь.
Эбби закончила с документами из кейсов и приступила к папкам со стеллажей. Она уже достаточно освоилась с машиной и через полчаса двигалась со сноровкой опытного клерка. Она разброшюровывала папки, загружала документы, сброшюровывала их вновь, а машина в это время без устали выдавала лист за листом, автоматически скрепляла их и выплевывала на пол.
Из третьего рейса Тэмми вернулась совершенно без сил, с кончика носа капал пот.
— Третья полка, — доложила она. — Этот продолжает храпеть.
Расстегнув молнии, она выгрузила принесенное. Едва переводя дыхание, уложила уже отработанные папки в чемоданы. Весь остаток ночи ей придется только этим и заниматься: бегать, нагружать и выгружать.
В полночь «Босоногие» спели свою последнюю песню, и на «Пальмы» опустилась ночная тишина. За стенами их номера тихое жужжание машины было совершенно неслышным. Дверь закрыта на замок, шторы опущены до самого пола, свет выключен, за исключением небольшой лампы у кровати. Некому было обратить внимание на падавшую от усталости даму, насквозь мокрую от пота, бегавшую с одними и теми же чемоданами туда-сюда.
После полуночи они уже не разговаривали. Они были измождены, слишком заняты, их переполнял страх. Да и говорить, собственно, было не о чем, разве что Тэмми докладывала иногда о состоянии спящего. Эйвери был неподвижен до часу ночи, когда он совершенно бессознательно перевернулся на живот, а минут через двадцать опять перевернулся на спину. Тэмми заглядывала к нему каждый раз и все время спрашивала себя, что она будет делать, если он вдруг раскроет глаза и очнется. В кармашке ее шортов был маленький баллончик с газом — так, на всякий случай, если придется спасаться бегством. Этот вопрос они с Митчем в деталях как-то не обсуждали. Главное, сказал тогда Митч, это не допустить, чтобы он вошел в гостиничный номер. Угости его струёй газа в лицо и беги со всех ног с криком «Насильник!» — вот что сказал тогда Митч.
Но где-то после двадцать пятой ходки Тэмми вдруг почувствовала уверенность в том, что пробуждение Эйвери — вопрос всего одного-двух часов. Мало того, что она носилась туда-сюда, как нагруженный мул, ей приходилось еще каждый раз взбираться наверх — а это четырнадцать ступенек, — чтобы проверить, все ли в порядке с неудавшимся Казановой. Но усталость брала свое — она решила проверять его через раз. Затем — каждую третью ходку.
Около двух ночи, потратив почти половину имевшегося в их распоряжении времени, они сняли копии с папок, размещавшихся на пяти стеллажах. У них уже получилось более четырех тысяч листов, и вся кровать была уложена аккуратными пачками документов. Копии лежали и на полу возле стены: семь аккуратных столбиков высотой чуть ли не до пояса.
Они позволили себе пятнадцать минут отдыха.
В половине шестого к восточной части небосклона показались первые признаки зари, и они забыли об отдыхе. Эбби ускорила все свои манипуляции и молилась только о том, чтобы машина не загорелась от перенапряжения. Тэмми помассировала коленные суставы и вновь отправилась назад, в бунгало. Это был рейс номер пятьдесят один или пятьдесят два — она уже потеряла счет. Нужен небольшой перерыв. Вдруг Эйвери уже ждет ее?
Она открыла дверь и направилась в кладовую. Так же, как обычно, поставила чемоданы на пол и быстро поднялась по лестнице в спальню. На пороге она в ужасе остановилась. Эйвери сидел на краю постели лицом к балкону. Видимо, он услышал, как она поднималась, голова его медленно повернулась к ней. Глаза его опухли и блестели, он грозно посмотрел на нее.
Инстинкт подсказал ей, что делать. Быстрым движением она расстегнула шорты, и они упали к ее ногам.
— Эй, малыш! — сказала она, надеясь, что дыхание ее уже вошло в норму, довольно развязным голосом. Подошла к нему вплотную. — По-моему, ты рановато подхватился. Давай-ка еще поспим.
Взгляд его вновь обратился к окну. Он не проронил ни слова. Усевшись рядом, она положила свою ладонь на его бедро, ласково повела пальцами. Он не пошевелился.
— Ты проснулся? — спросила она Эйвери. Никакого ответа.
— Эйвери, детка, ответь же. Ну давай еще поспим. На улице еще темно.
Он боком упал в постель, уткнувшись лицом в подушку, что-то хрюкнул. Не сказал — он и не пытался ничего сказать, а лишь хрюкнул. Потом глаза его закрылись вновь. Тэмми подняла на постель его ноги, накрыла Эйвери простыней.
Она просидела у его постели минут десять, пока храп не зазвучал с прежней силой, затем надела шорты и бросилась в «Пальмы».
— Он проснулся, Эбби! — в панике прокричала она. — Проснулся и тут же снова уснул.
На мгновение Эбби прервала свои манипуляции; обе женщины посмотрели на кровать, где лежали еще не обработанные документы.
— Хорошо. Поди прими душ, — рассудительным голосом сказала Эбби, — а потом ложись с ним в постель и жди. Дверь в кладовку запри. Когда он проснется и отправится в душ, позвони мне. Я займусь тем, что осталось. Мы оттащим все обратно, после того как он уйдет на работу.
— Это очень рискованно.
— Все, что мы делаем, — рискованно. Поторопись.
Через пять минут Тэмми-Дорис-Либби в ярком оранжевом бикини сделала последнюю ходку в бунгало — уже без чемоданов. Входную дверь она закрыла на замок, дверь кладовой — тоже. Пошла в спальню, сняла с груди узенькую полоску ткани и, приподняв простыню, улеглась рядом с Эйвери.
Минут пятнадцать храп помогал ей бороться со сном. Поймав себя на том, что засыпает, Тэмми уселась в постели. Ей вдруг стало страшно от близости лежащего рядом голого мужчины, который без колебаний убил бы ее, если бы узнал. Ее уставшее тело расслаблялось все больше, сон становился неизбежным. Она закрыла глаза.
Незадачливый любитель плотских утех пришел в себя в три минуты десятого утра. Он застонал, перекатившись к краю постели. Веки медленно поползли вверх, яркий солнечный свет ударил в глаза. Эйвери вновь издал протяжный стон. Поворочал чугунной головой, пытаясь привести мозги в рабочее состояние, сделал глубокий вдох. Усилием воли заставил себя подумать о правой руке. Нужно ее поднять. Нервным импульсам потребовалось удивительно много времени, чтобы добраться от мозга до двигательных центров. Наконец ему удалось ее поднять; теперь требуется по очереди сфокусировать глаза: сначала правый, затем левый.
Не менее тридцати секунд Эйвери не отрывал взгляда от циферблата своих электронных часов, прежде чем смог извлечь требовавшуюся информацию. Девять ноль пять. Дьявол! В девять ему нужно было быть в банке. И опять из груди его вырвался стон. До сознания внезапно дошло, что рядом женщина.
Тэмми почувствовала, что он беспокойно заворочался. Сама она лежала неподвижно, глаза были закрыты. Она молилась в душе, чтобы он только до нее не дотронулся. Кожей она ощутила на себе его взгляд.
Эйвери, на поверку оказавшемуся бабником и гулякой, было не впервой просыпаться по утрам в тяжком похмелье. Но так плохо ему еще ни разу не было. Он рассматривал лицо лежавшей рядом женщины и пытался заставить свое тело вспомнить пережитые ощущения. Хороша ли она была в постели? Уж это-то он всегда помнил, даже если забывал все остальное. Вне зависимости от тяжести похмельного синдрома женщину он помнил всегда. Но сейчас ничего не вспоминалось. Он отвел глаза в сторону.
— Черт побери! — в сердцах произнес он, поднявшись и попробовав сделать несколько шагов.
Ноги казались обутыми в свинцовые сапоги, с большим трудом подчинялись они идущим от мозга командам. Для опоры он ухватился рукой за балконную дверь.
До ванной комнаты было футов двадцать, и Эйвери решил, что это ему по силам. Заплетающимися шагами, каждый из которых отзывался в голове резкой болью, опираясь то на стол, то на шкаф, он в конце концов преодолел это расстояние. Постоял над унитазом.
Тэмми повернулась лицом к балконной двери. Глаз она так и не раскрыла, даже почувствовав, что он сел на постель рядом.
Мягким движением Эйвери положил руку ей на плечо.
— Либби, поднимайся. — Он легонько потряс ее. — Вставай, дорогая.
Настоящий джентльмен. Она подарила ему свою лучшую утреннюю улыбку, полную признательности и обещания. Улыбку удовлетворенной женщины.
— Ты был превосходен, малыш, — прошептала она, так и не раскрыв глаз.
Несмотря на боль в голове и тошноту, несмотря на налитые свинцом ноги, его охватило привычное чувство гордости. Значит, я сумел произвести на нее впечатление. Значит, вспомнил он наконец, я был ночью превосходен.
— Послушай-ка, Либби, мы с тобой проспали. Мне нужно на работу, я уже опоздал.
