— От станции исходит дух святотатства, — заметил я вслух. — Она бросает вызов божественному устройству мира. Тебе, вероятно, безумно интересно посмотреть на нее изнутри, верно?
— Почему ты так уверен? — насторожилась Чаморро.
— Потому что в ядерном реакторе и в недрах звезд бьется одно и то же сердце.
— Очень поэтично, сержант. Но позвольте вам заметить: в реакторе происходит расщепление атомного ядра, а в недрах звезд — процесс термоядерного синтеза.
— По-моему, у них много общего, — поддразнивал я ее.
— Ничего. Два прямо противоположных явления, — ответила она тоном оскорбленной добродетели.
При входе на территорию нас остановил цербер службы безопасности в форме, обвешанной светящимися нашивками с символикой охранного предприятия — скрещенными мечами и драконами; картину довершали очки в пол-лица и револьвер тридцать восьмого калибра с выпиравшей из кобуры рукояткой. Я мысленно пожалел: зачем мы не прихватили с собой пару автоматов, чтобы, не сходя с места, объявить конкурс на лучшее «скобяное изделие».
— Добрый день. Что вам угодно? — спросил он, и в его голосе послышалась скрытая угроза.
Я сообщил ему имя ожидавшего нас человека, и он неторопливо прошествовал в будку. Снял трубку, выждал несколько секунд, что-то сказал, потом быстро закивал головой и стремительным движением нажал на кнопку, которая открывала шлагбаум. Пока тот поднимался, охранник, не отнимая от уха телефона, неуклюже махнул рукой, давая понять, что путь свободен.
Гонсало Собредо, специалист по связям с общественностью, выглядел несколько растерянным. Он поджидал нас на ступеньках широкой лестницы, ведущей в «Приемную» — так называлось здание, примостившееся на склоне небольшого холма приблизительно в четырехстах метрах от энергоблоков. Собредо был прекрасно одет и распространял вокруг себя терпкий запах дорогого одеколона. Я не мог определить марку, поскольку подобного рода парфюмерия выходила за рамки моего бюджета.
— Прошу прощение за маленькое неудобство, — поспешил извиниться он. — Люди из службы безопасности слишком вольно трактуют инструкции.
— Не беспокойтесь, все в порядке, — утешил я его. — Станция — частная собственность, и у нас нет ордера. Вы не обязаны пускать нас по первому требованию.
— Ради всего святого! — всполошился Собредо. — Как могло прийти эдакое в голову — мы всегда вам рады.
Специалист по связям с общественностью проводил нас в огромную комнату, напоминавшую кинозал. В глубине действительно виднелся экран, но на месте партера стоял длинный прямоугольный стол, а около него нас ожидали двое мужчин. Один из них, в свитере и вельветовых брюках, производил впечатление человека, не имевшего привычки озадачивать себя правилами этикета. Правда, его одежда не отличалась дешевизной, однако придавала своему владельцу раскованный вид. Другой, рыжий тридцатилетний мужчина атлетического телосложения, излучал самодовольство и казался полной противоположностью первому: темный пиджак с золочеными пуговицами, небесно-голубая рубашка и розовый галстук.
— Луис Давила, начальник эксплуатационного отдела, и Рауль Саенс-Сомонтес, юрист нашей компании, — представил их Собредо, кивнув сначала на мужчину в свитере, а затем на щеголя в розовом галстуке. — Сержант Вилавекия и сеньорита, простите, запамятовал вашу фамилию.
— Чаморро, — отрапортовала моя напарница и покосилась на юриста, в свою очередь, не сводившего с нее удивленного взгляда.
— Вилавекия, — со смаком повторил он фамилию, которой одарил меня Собредо. — У вас итальянские корни?
— Нет, — отрезал я, пытаясь воспроизвести убийственно-гипнотический взгляд, так славно удававшийся Шону Коннери.
Мы уселись за стол, и «главный по связям» взял ситуацию под свой контроль.
Он еще раз медовым голосом поприветствовал нас от имени руководства компании, упомянув о том, как много и успешно сотрудничает персонал с силами правопорядка, и тут же, без экивоков, обрушил на наши головы прочувственную, однако тщательно выверенную речь о прискорбных событиях, послуживших причиной нашего визита. После приличных случаю стенаний по поводу примерного во всех отношениях сотрудника и скабрезных подробностей его смерти, он перешел к предвзятому освещению трагедии в прессе и нежелательному скандалу, в который вовлекли атомную станцию некие силы.
— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что данный вопрос для нас столь же болезнен, сколь и щекотлив, — добавил он. — Тем не менее мы готовы оказать вам всяческое содействие, поскольку более чем кто бы то ни был заинтересованы в скорейшем установлении истины, разумеется, при сохранении права семьи покойного на строгую конфиденциальность.
Я, признаться сказать, понятия не имел, как следует себя вести на протокольных сборищах. Моя профессиональная деятельность ни в роли безработного психолога, ни в роли служащего Гражданской гвардии нимало не способствовала приобретению нужной изворотливости. Поэтому, рискуя прослыть неучтивым собеседником, я все-таки поспешил перевести разговор в практическое русло.
— Видите ли, сеньор Собредо, — начал я. — Вчера в мотеле обнаружили труп, и это все, чем мы располагаем на сегодняшний день. Для поимки убийцы, если таковой имеется, нам надлежит собрать необходимый минимум информации, а так как погибший работал у вас на предприятии, мы воспользовались вашей любезностью, чтобы задать несколько вопросов. Сама станция в настоящий момент нас не интересует. Покойный с таким же успехом мог трудиться, скажем, на консервном заводе или в лавке москательных товаров.
— И все же, сержант, неплохо бы уяснить: вы находитесь на атомной станции, а не в москательной лавке, — заметил юрист.
— Мне без разницы. Я не занимаюсь охотой на газетных уток, а ищу факты и людей, которые помогут восстановить картину произошедшего.
— Разумеется, вы правы, — поспешил вмешаться Собредо. — Прошу прощения за излишнюю горячность, но войдите в наше положение: живем тут, словно на пороховой бочке: что ни день, то неприятности!
— Ваша компания имеет лицензию и действует в соответствии с законом, — сказал я с намерением прекратить бесполезные пререкания. — Будь у меня по данному вопросу особое мнение, уж поверьте, я приберег бы ее для другого случая.
— Меня бы не удивило, окажись вы в рядах «зеленых», — не унимался адвокат. — Сегодня только ленивый не пытается представить нас кучкой негодяев, рискующей жизнями других ради собственной наживы.
Тут поневоле призадумаешься: для чего и кому нужно было тащить сюда этого расфуфыренного всезнайку. Уж, не для того ли, чтобы спровоцировать меня на скандал? Возможно, я ошибался, но, по-моему, Собредо задавал себе тот же вопрос. Давила, начальник эксплуатационного отдела, сохранял видимый нейтралитет и лишь изредка хмурил брови.
— Давайте вернемся к личности Тринидада Солера, если вы не возражаете, — предложил я, избегая смотреть на юриста. — Какое у вас сложилось о нем впечатление?
Возникла неловкая пауза, затем Собредо кивнул Давиле, и тот начал говорить.
— Как человек, — он лучший из тех, кого я знаю, — сказал он спокойным, но не терпящим возражения тоном. — И специалист неплохой. Правда, ничего из ряда вон выходящего, но на моей памяти еще никому не удавалось собрать команду из одних суперменов. Я предпочитаю деятельных и вменяемых работников, а он, безусловно, принадлежит к их когорте.
— Судя по вашим заверениям, вы не допускаете даже мысли о том, чтобы Солер занимался неблаговидными делами, — бросил я.
— Абсолютно не допускаю, — подтвердил Давила, не моргнув глазом.
— А вы не замечали в нем ничего странного в последнее время? Например, подавленного настроения, повышенной возбудимости или чрезмерной обидчивости?
— Нет, — покачал головой начальник эксплуатационного отдела. Разве только… Он недавно переехал в новый дом и заканчивал его отделку. Вы же знаете: постоянные разборки с архитектором, инженером-строителем, каменщиками, поставщиками и так далее. Он был немного на взводе, но не более.
Я имел весьма слабое понятие о разборках с архитектором, поскольку купил готовую квартиру и не заподозрил в ней даже намека на полет дизайнерской фантазии. Однако мог легко вообразить ту степень раздражения, которое должны испытывать состоятельные люди, постоянно бодаясь с рабочими, электриками и сантехниками.
— Значит, у него новый дом?
— Да.
— Большой?
— Да, как сказать… нормальный, — нерешительно ответил Давила, и впервые в его плавной речи возникла заминка.
— Нормальный — это сколько?
— Метров четыреста или чуть больше.
— Включая участок?
— Нет, только дом.
— Ничего себе! — присвистнул я и переглянулся с Чаморро, разделявшей мое удивление.
