Ознакомительная версия.
– Эй! Приехали! – протрещал над головой голос водителя Васи. – Давай, а то опоздаешь!
Ира проснулась, по сторонам оглянулась. В маршрутке, кроме нее и Васи, никого не было.
– Ты, кстати, и за проезд не заплатила! – сказал Вася, и голос его прозвучал непривычно беззлобно и даже «по-отечески» заботливо.
Отдав ему десять гривен, Ира вышла на освежающий морозец улицы и зашагала к метро.
Дверь ей открыла заспанная нянечка в белом халате. Видимо, она и ночевала в этой частной молочной кухне.
Ира разделась до пояса, села за стол. По плечам и рукам сразу гусиная кожа. Старушка-нянечка заметила, что Ире холодно. Форточку закрыла. Потом подставила пластиковую чашку-присоску к левой груди. Включила насосик, и зажужжал он, как детская игрушка на батарейках. От чашки-присоски к бутылке-приемнику побежало по трубочке молоко.
Стараясь отвлечься, Ира припомнила свой сон в маршрутке. Сон без картинки, зато с голосом. Примеряла в мыслях упомянутого голосом «его» ко всем своим знакомым мужчинам. Оказалось, что немного у нее знакомых мужчин. Если не считать стариков-соседей по селу, то хватало пальцев на одной руке, чтобы понять одно: кто бы из этих пяти ни вернулся, особенного счастья ей это не принесет.
Чашка-присоска перекочевала на правую грудь. Жужжание маленького насоса казалось таким же родным, как плач Яси.
Плотно позавтракав овсянкой, Ира оставила свою сумку на вешалке в коридоре, а сама отправилась гулять по Мариинскому парку.
Время приближалось к восьми утра. К остановке подъезжали автобусы и маршрутки, и из них высыпали десятки прилично и тепло одетых людей. Никто из них не шел в парк. Все переходили на другую сторону улицы и исчезали.
Ире это нравилось. Она себя ощутила чуть ли не хозяйкой здесь, в этом парке, прилегающем к Парламенту и к нежному бирюзовому зданию дворца. Может, это из-за вкусной овсяной каши так ей было тепло и уютно на морозе? Может, оттого, что приезжавшие сюда люди только шли на работу, а у нее первая смена уже окончилась и наступил такой длительный перерыв, какого у обычных рабочих или даже секретарш просто быть не может!
Улыбка осветила личико Ирины. Она поправила на голове мамин «цыганский» платок и пошла неспешно по аллее.
– Этот платок вам тоже не к лицу! – раздался рядом мужской голос, показавшийся знакомым.
Она обернулась и узнала мужчину с хитрыми искорками в слегка раскосых глазах. Он подвозил ее на красной машине, когда ее маршрутка прошла раньше времени.
– А это не мой, это мамин, – ответила Ира.
– Да, – кивнул он. – Такой можно носить, когда внуки родились!
– Вот мама и носит. Внучка у нее есть…
Мужчина был одет в длинное кожаное пальто черного цвета с высоким меховым воротником. А вот меховой шапки на его голове не было. Вообще никакой шапки не было.
– А вам не холодно? – спросила Ира, не сводя глаз с его короткой прически, словно хотела найти симптомы облысения из-за хождения с непокрытой головой по морозу.
– Нет, не холодно, – спокойно ответил он. – Меня, кстати, зовут Егор. А вас?
– Ира.
– Пойдемте, я вас плохим кофе угощу! – предложил мужчина.
Ира посмотрела на него с подозрением.
– Хороший кофе можно только с десяти утра найти, а сейчас, увы, выбора нет.
Она кивнула, и Егор увел ее к дороге, к остановке, туда, куда продолжали «причаливать» очередные автобусы и маршрутки, подвозя все больше и больше прилично одетых людей.
Они перешли улицу, вышли на поперечную, и минут через пять, свернув за угол направо, вошли в гастрономчик.
– Два по «три в одном», – сказал он продавщице странные для Ирины слова, но продавщица его поняла.
Сладкий кофе они пили из пластиковых одноразовых стаканчиков, стоя у витрины магазина с внутренней стороны.
– Не такой уж он плохой! – пожала плечиками Ира.
– Надо уметь сравнивать, – усмехнулся Егор. – А вы где-то здесь рядом работаете?
– Да, – кивнула Ирина. – А вы?
– Я тоже. Недалеко от того места, где я вас встретил.
– Во дворце? – заинтересовалась Ирина.
– Можно сказать, что во дворце, – ответил он после короткой паузы.
Внезапно прозвучавший рядом, почти между ними, механический голос испугал Ирину. Она оглянулась, но тут Егор дотронулся нежно до ее руки своей, возвратил этим касанием ее взгляд на себя и показал глазами, что все в порядке.
– Иду уже, – сказал он кому-то.
Ира заметила, что из высокого мехового воротника его пальто к уху шел черный проводок, заканчивавшийся маленьким черным наушничком, размером с муху, возле самой ушной раковины. Она видела такие штучки по телевизору, у людей, обычно охраняющих президента.
«Он сейчас уйдет», – поняла Ира, и ей просто захотелось плакать. Не потому, что он уйдет, а «плохой» кофе в ее стаканчике еще не допит. Просто он, с этой черной штучкой в ухе, показался ей человеком, достигшим исполнения своей мечты. Спокойный, приятный, самоуверенный…
– Вы же постоянно гуляете в парке, – улыбнулся Егор.
Она кивнула, и губы ее приветливо улыбнулись.
– Я вас найду. Может, и сегодня. С меня теперь хороший кофе!
– Этот тоже хороший, – негромко сказала она.
Егор усмехнулся, игриво моргнул двумя глазами и вышел из магазина.
«Он выше меня почти на голову!» – поняла Ира и удивилась этому открытию.
– Эй, дай гривну! – прошептал остановившийся перед ней бородатый бомж в облезлом драповом пальто серого цвета и в ботинках без шнурков. – Мне холодно!
Ира полезла в карман. Достала мелочь, отсчитала гривну и высыпала ее в протянутую руку бомжа.
– Хорошо! – сказал он ей вместо «спасибо» и, оглянувшись, направился к женщине в дорогой дубленке, только что зашедшей в этот маленький гастрономчик.
Ирине тоже стало холодно. Она допила кофе и решила вернуться в тепло ее молочной кухни.
Входная дверь была открыта, и Ирина вошла, но ее тут же оттеснили двое мужчин в одинаковых синих куртках, занесшие внутрь большой металлический бидон. Они пронесли его по коридору и, открыв двойные двери, которыми этот коридор заканчивался, исчезли в другом коридоре, намного более роскошном, в котором на полу лежала ковровая дорожка, а на стенах висели картины. Что было изображено на этих картинах, Ира не успела рассмотреть. Двойные двери сомкнулись синхронно. Любопытство заморозило взгляд Ирины на этих дверях. Она-то думала, что там просто какой-то кабинет или, может, актовый зал, как в школе.
– Ирочка, на плите еще каша осталась, – ласково произнесла нянечка Вера. – Раздевайся, проходи!
Ира кивнула, не сводя глаз с двойных деревянных дверей.
– А что там, за теми дверьми? – спросила она уже на кухоньке, оглядываясь на нянечку Веру, наливавшую ей в миску овсянку.
– Туда клиенты и клиентки приходят с центрального входа. Врач-консультант в кабинете принимает. Прежний врач-консультант китайцем был, а нынешний, говорят, из Москвы приехал, – прошептала пожилая нянечка. – Мы тут – кухонные. Нам туда нельзя. Сразу выгонят!
Ира с пониманием кивнула. А как только стала кашу овсяную есть, так тепло и уютно ей снова стало, что все вопросы, и заданные, и не заданные, улетучились куда-то. Да и слух у нее тут же словно опрокинулся, как граненый стакан. Внутренним стал. И услышала она, как во рту овсянка прожевывается, как молоко в груди прибывает, как сердце громко и уверенно стучит.
Киев. Улица Рейтарская. Квартира номер 10
А зима продолжала быть мягкой и ненавязчивой. Снежок то выпадет, то растает из-за какого-то непонятного теплого дыхания ветра и тут же снова замерзнет, превратившись в гололед. И тогда уже ступаешь по неровному тротуару осторожно, и ждешь нового снега, чтобы припорошил он скользкую дорожку.
Семен уехал с самого утра, затемно. Обещал вернуться к пяти. Вероника с утра сходила за продуктами. Потратила часок на телефонный разговор со своей знакомой Танечкой. Узнала много о ее новом, уже третьем, муже, который был, оказывается, на три года младше Танечки, но, по ее словам, отличался удивительным жизненным опытом. Что подразумевала Танечка под «жизненным опытом», Вероника решила узнать при личной встрече, о которой они, кстати, в конце телефонной беседы и договорились.
А время никуда в этот день не спешило. И снежок то падал, то останавливался. И, вспомнив от нечего делать о полезности свежего воздуха, Вероника вышла прогуляться. Но, будучи в хорошем настроении, отправилась не к задней массивной стенке Софиевского монастыря-заповедника, а к углу трех кафе – к пересечению Стрелецкой и Ярославова Вала.
Там она и стала свидетельницей сценки, которую ни трагической, ни комической не назовешь.
Элегантно одетая женщина лет пятидесяти, в песцовой шубе до пят и в благородных сапогах, в одной руке держала молоток, а в другой – небольшой траурный венок из сосновых веток, украшенный несколькими искусственными розами и черной лентой с надписью серебристыми буквами. Между женщиной и стенкой углового кафе стоял парень в джинсах и темной куртке. Было ему на вид лет восемнадцать. Взгляд напуганный, выражение лица такое же. Он что-то говорил женщине, несуразно жестикулируя.
Ознакомительная версия.
