Ознакомительная версия.
– Ну вот и все, Алексей Геннадьевич. Комбинация… – Петухов потянулся за спичкой, которую уже по праву считал своей.
Старший смены охраны легонько шлепнул его по руке.
– Цыц! Я еще не сказал своего последнего слова.
Петухов отдернул руку и лукаво улыбнулся.
– И в чем же оно заключается? Я сейчас поддам вам шашку – вот сюда, а потом беспрепятственно пройду в дамки. Ну, мон колонель?
Ковалев напряженно сопел в ответ. Партия действительно была проиграна. Он оценил свои шансы на ничью и нашел их ничтожными. Но все равно сдаваться он не собирался.
– Не гони, Коля! Ты имеешь дело с человеком, который однажды обыграл самого Карпова… В нарды.
– Это меняет дело. Простите, полковник, я не знал. – И Петухов снова занес руку над спичкой, лежавшей перед Ковалевым.
– Ну подожди. А если я…
– Ага, жертва двух шашек и туманная перспектива занять главную диагональ. Я это видел, но… Это бесполезно. Примерно как расческа в вашем шкафчике.
Ковалев не смог сдержать улыбки. Этот злыдень Петухов однажды преподнес ему подарок. Маленькую продолговатую коробочку в красивой праздничной упаковке. Все как положено, с алым бантом и вложенной открыткой. В коробочке оказалась расческа – вещь, которой Ковалев прекратил пользоваться уже шестнадцать лет назад по причине абсолютной гладкости головы. Расческу он оставил – на память – и действительно хранил в своем шкафчике.
– Хорошо! Хорошо… Вот тебе мое последнее слово… – Он помедлил, наслаждаясь театральным эффектом. – Сдаюсь.
– А! – Петухов громко хлопнул себя по колену и энергично потер ладони. – Так и должно быть, полковник! Я…
Он не договорил. Откуда-то сверху, прямо над их головами, послышалось негромкое нарастающее гудение, словно с потолка пикировал маленький бомбардировщик. Ковалев поднял глаза: один из люминесцентных светильников разгорался все сильнее и сильнее, будто кто-то поворачивал ручку невидимого реостата. Ковалев приставил ко лбу ладонь, как козырек, чтобы закрыться от слепящего молочного света, и в следующую секунду тонкая трубка лопнула, окатив игроков мелкими стеклянными брызгами.
Несколько горячих осколков впились в гладкую голову полковника, по лысине побежали тонкие струйки крови.
Ковалев выругался и вскочил, опрокинув доску; шашки упали и рассыпались по полу. Петухов пригнулся и закрыл лицо руками. Как раз вовремя: по всему помещению, от ближней стены до дальней, прокатилась волна разрушения. Лампы вспыхивали, как дуга электросварки, и тут же лопались, наполняя комнату белым едким дымом и мелодичным звоном падающего стекла.
Эти вспышки были тугими и плотными; они били по глазам, обжигая сетчатку и лишая способности ориентироваться.
Сквозь треск разрывов и звон стекла Петухов услышал громкий повторяющийся сигнал: компьютер сообщал об аварийной ситуации. Он перевел взгляд на сервер, стоявший, как большой двухкамерный холодильник, в углу центрального пульта, управляющему показалось, что он видит струйки сизого дыма, поднимающиеся над белым пластиковым ящиком.
Он хотел уже броситься вперед, к серверу, когда в двух шагах от него из стены вырвался фонтан яркого оранжевого пламени – трескучий и искрящийся, как бенгальский огонь. Фонтан выплюнул кусочки стены и быстро двинулся в угол. Это напоминало гигантский бикфордов шнур, горящий где-то внутри; он оставлял позади себя в бетоне узкую обугленную траншею с четкими и ровными краями.
Сноп огня неотвратимо приближался к серверу, и, казалось, сигнал об опасности звучал все громче, сервер словно чувствовал свою скорую гибель.
Петухов услышал, как Ковалев прокричал ему на ухо: «Ложись!», но по-прежнему стоял, не в силах отвести глаз от пугающей и одновременно завораживающей картины. Полковник схватил его за плечи и повалил на пол, придавив тяжестью своего тела.
В следующее мгновение раздался оглушительный короткий хлопок, и помещение центрального пульта в последний раз озарилось ярким сиянием. Куски электронных плат, компьютерная начинка и расплавленные капли пластика полетели во все стороны.
Одна крупная пузырящаяся капля попала управляющему на тыльную сторону правой ладони, и он закричал – громко и протяжно. Резким движением он вырвался из объятий Ковалева и затряс рукой, пытаясь смахнуть раскаленную каплю, но было уже поздно: в свете догорающего сервера он видел, как кожа на месте ожога почернела и завернулась неопрятными грязными лохмотьями.
Комната центрального пульта размещалась в самом центре технического этажа, в ней не было окон, только дверь, ведущая в коридор. Сервер, шипя, догорал в углу, озаряя последними отблесками пламени задымленное помещение; изо всех углов выползала тяжелая, непроглядная темнота.
– Коля! Замолчи! Успокойся! – Ковалев поднялся на ноги и встряхнул управляющего.
Вместо ответа Петухов показал ему обожженную руку, в глазах его была такая обида и боль, что полковник смягчился.
– Ладно. До свадьбы заживет, – машинально бросил он и огляделся, пытаясь сориентироваться.
Прямо на него, как два мутных бельма, смотрели остывающие экраны мониторов. Он подошел к своему столу и взял трубку телефона. Серый пластик раскрошился в пальцах, как нагретая в кармане конфета, и Ковалев с криком отдернул руку, подумав про себя: «Один: один. Сегодня мы ведем счет не партиям, а увечьям. А именно, обожженным рукам».
Он посмотрел на развалившийся телефонный аппарат.
– Рация. Где-то здесь должна быть моя рация, и если я хочу ее найти, то надо действовать, – уговаривал он себя.
Но темнота была уже настолько плотной, что Ковалев, как ни приглядывался, ни шарил, так и не смог найти свою «Моторолу».
– Да и черт с ней! Надо выбираться отсюда.
Резервный сервер стоял в оружейной комнате. Дубенский, видимо под впечатлением фильма «Крепкий орешек», настоял на том, чтобы дублирующую систему управления Башней разместили в защищенном помещении, куда посторонний человек заведомо не сможет попасть. «Оружейка» с ее пуленепробиваемыми стеклами, бронированными дверями и чуткой сигнализацией подходила как нельзя лучше. Программисты и управляющие морщили носы, но Ковалев считал, что это разумно. По крайней мере сегодня это точно выглядело разумным.
– Пойдем! Переходим на резервный пульт. – Ковалев направился к двери, на ходу доставая магнитную карточку со своим личным кодом, – она служила ключом ко всем электронным замкам Башни.
Но, еще не дойдя до двери, он понял, что сейчас карточка мало чем ему поможет. Дверь была заблокирована, и огонек, возвещавший о рабочем состоянии замка, не горел. На всякий случай Ковалев нащупал узкую щель считывающего устройства и сунул в нее карточку. Бесполезно.
За спиной послышались шаги и хруст стекла.
– Ну, что там? – Петухов говорил, словно хныкал.
«Наверное, он выглядит сейчас как обиженный мальчик».
– Мы заперты, Коля, – спокойно ответил Ковалев. – Мы заперты, понимаешь? – запоздалая адреналиновая реакция на испуг и боль давала себя знать, проявляясь в виде гнева, готового выплеснуться на ни в чем не повинного управляющего. – Попробуй открыть эту чертову дверь, а я пока поищу рацию.
Полковник вернулся к своему столу и принялся осторожно водить ногой по полу, пытаясь нащупать рацию. Едкий дым от сгоревшего пластика щекотал ноздри и глотку, заставляя его натужно кашлять. Он еще не до конца сознавал, что произошло, но тревога и нарастающее беспокойство постепенно овладевали им, грозя перейти в панику.
Внезапно на полу – совсем в другой стороне, чем он думал, – зажегся зеленый огонек, и встревоженный голос произнес:
– Центральный! Первый пост, прием!
Ковалев круто развернулся и ринулся к рации.
– Сергей! Что это? – один из охранников, дежуривших в вестибюле, повернулся к напарнику.
Тот лениво потянулся и отложил газету в сторону.
Первый, Антон, встал из-за стойки и подошел к огромным стеклянным дверям.
– Мне показалось, что сработали замки…
Он прошел под фотоэлементом, но никакой реакции не последовало. Двери не открылись. Антон толкнул стеклянную створку плечом, зная, что это бесполезно: двери нельзя было вышибить и машиной.
– Это как понимать?
– Не знаю…
– Позвони-ка шефу, спроси, в чем дело.
– Ага…
Второй охранник снял трубку внутреннего телефона и несколько секунд сидел, уставившись в пустоту.
– Ну? – не выдержал Антон.
Сергей пожал плечами и постучал пальцем по рычагам аппарата.
– Молчит.
– То есть?
– Нет гудков.
Антон недоверчиво покосился на напарника и подошел к стойке. Он взял у него из рук трубку, подул в мембрану, словно это могло что-то изменить, и громко сказал:
– Центральный! Центральный! Я – первый пост! – Но результат был тот же. – Только этого не хватало! Возьми рацию… – он не успел договорить.
Нежный мелодичный звонок, за ним – характерный тихий звук открывающихся дверей, и из лифта вышла дама, лет пятидесяти, в круглой соломенной шляпе с тульей, перевитой лентами. На руках у дамы сидела маленькая лохматая собачка с бантиком между ушами – йоркширский терьер.
Ознакомительная версия.
