Скоро.
Пусть Ла Гэрта ищет своего свидетеля. Все равно не найдет. Это холодный и осторожный монстр, я им абсолютно восхищаюсь. Однако что мне делать со своим восхищением? Я не знал, потому и уединился на катере — чтобы подумать.
Какой-то скутер пересек мой курс на семидесяти милях в час. Я радостно помахал ему и вернулся в настоящее. Приближался Стилтсвилль, самое заброшенное в районе мыса Флорида собрание старых домов на сваях. Я шел широкой дугой, без цели, и мысли мои двигались по такой же пологой дуге.
Что делать? Нужно решать сейчас, пока я не слишком увяз в оказании помощи Деборе. Я способен помочь ей. Лучше меня в этом никто не понимает. Никто даже движения не сделал в нужном направлении. Но хочу ли я помогать? Хочу ли, чтобы убийцу арестовали? Или хочу сам найти и остановить его? А за всем этим — досадная мыслишка: а хочу ли я его останавливать?
Что же мне делать?
Справа в закатном свете дня еле виднелся Элиот-Ки. Каждый раз я вспоминаю нашу поездку туда с Гарри Морганом. Моим приемным отцом. Хорошим Полицейским.
Ты не такой, как все, Декстер.
Да, Гарри, конечно, я не такой.
Ты можешь научиться контролировать свою непохожесть и использовать ее конструктивно.
Ладно, Гарри. Если ты так считаешь. Но как?
И он сказал мне.
Нигде не найти такого звездного неба, как в южной Флориде, когда тебе четырнадцать и ты в походе с папой. Даже если это твой приемный папа. И даже если вид звезд просто наполняет тебя чем-то похожим на удовольствие, об эмоциях речи не идет.
Костер умер, звезды стали удивительно яркими, мой дорогой старикан — приемный папа — уже довольно долго молчит, отхлебывая помаленьку из старомодной плоской фляжки, которую он достал из бокового клапана рюкзака. Отец не особо силен в этом деле, как другие копы, не умеет пить. Но вот фляжка опустела и пришло время ему высказаться, а то когда он еще решится.
— Ты не такой, как все, Декстер…
Я отвожу взгляд от ярких звезд. Вокруг небольшой песчаной полянки пляшут тени последних всполохов костра. Часть из них струится по лицу Гарри. Он какой-то странный, таким я его никогда не видел. Решительный, несчастный, слегка выпивший.
— Что ты имеешь в виду, пап? Он не смотрит на меня.
— Биллапы говорят, что пропал Бадди…
— Противная шавка. Лаяла ночи напролет. Мама никак не могла уснуть.
Конечно, маме нужно спать. Она умирает от рака, ей требуется спокойный отдых, а из-за ужасной собачонки через дорогу, которая тявкала на каждый упавший лист, не уснуть.
— Я нашел могилу, — сказал Гарри. — Там много костей, Декстер. И это кости не только Бадди.
Тут ничего особо не ответишь. Я перебираю сосновые иголки и жду дальше.
— И давно ты этим занимаешься?
Я ищу в темноте лицо Гарри, потом перевожу взгляд на заливчик у пляжа. Там на волнах слегка покачивается наша лодка. Огни Майами едва виднеются справа, мягкий белый ореол. Я не могу понять, куда клонит Гарри и что он хочет услышать. В этом весь мой приемный папа — прямой, как струна, и правда хорошо с ним уживается. Он или всегда все знает, или узнает.
— Полтора года, — отвечаю я. Гарри кивает.
— И почему ты этим занялся?
Отличный вопрос, но, конечно, не по моим четырнадцати годам.
— Я просто… ну, как бы… мне пришлось.
Уже тогда, в том возрасте, я отвечал мягко и уклончиво.
— Ты слышишь голоса? — продолжает допытываться Гарри. — Кто-то или что-то говорит тебе, что делать, и ты это делаешь?
— Ну, — отвечаю я с красноречием четырнадцатилетнего подростка. — Не совсем.
— Расскажи мне.
Луна, большая толстая луна; на нее хочется смотреть и смотреть. Я снова набираю в ладонь сосновых иголок. Лицо мое горит, как будто папа расспрашивает о моих сексуальных снах. Что по-своему…
— Я, ну… вроде… понимаешь… Как будто что-то чувствую, — говорю я. — Внутри. Что-то наблюдает за мной. Или, может быть… смеется? Не то чтобы голос, а как…
Снова красноречивое пожатие плечами. Однако Гарри улавливает в этом какой-то смысл.
— И это нечто заставляет тебя убивать?
Высоко в небе слышится звук реактивного самолета.
— Не то чтобы заставляет. Просто делает так, что это начинает казаться неплохой мыслью.
— А тебе никогда не хотелось убить что-то большое? Больше, чем собака.
Я пытаюсь ответить, но в горле встает комок. Я прокашливаюсь и отвечаю: — Да.
— Человека?
— Никого особо, пап. Просто… Я снова пожимаю плечами.
— И почему ты еще этого не сделал?
— Ну… я подумал, что вам это не понравится. Тебе и маме.
— Именно это останавливает тебя?
— Я, ну… я не хочу, чтобы ты, ну… злился на меня. Это… Ты понимаешь. Не хочу расстраивать тебя.
Украдкой бросаю взгляд на Гарри. Не мигая он смотрит на меня.
— Мы затем пошли в поход, пап? Чтобы поговорить об этом?
— Да, — отвечает Гарри. — Надо же разобраться с тобой. Разобраться, точно; именно так Гарри представляет себе жизнь — отглаженная рубашка и надраенные туфли. И уже тогда я знал: жажда убивать рано или поздно приведет к тому, что нужно будет разбираться.
— Как? — спрашиваю я, а он смотрит на меня долгим и тяжелым взглядом, а потом кивает, поняв, что я с ним, шаг в шаг.
— Молодец, — говорит он. — Теперь слушай. Несмотря на это «теперь слушай», проходит довольно много времени, пока Гарри не начинает говорить вновь. Я смотрю на огни проплывающего ярдах в двухстах от нашего маленького пляжа катера. Звук мотора заглушается ревом радио, настроенного на кубинскую музыкальную станцию.
— Теперь слушай, — повторяет Гарри, и я смотрю на него.
Но он смотрит в сторону, поверх умирающего огня, куда-то далеко… в будущее, что ли?
— Такие дела, — говорит он, и я внимательно слушаю. Гарри всегда так начинает, прежде чем раскрыть тебе истину высшего порядка. Так он говорил, когда научил меня закручивать мяч и бить хуком слева. Такие дела, говорил он, и так было всегда, именно так.
— Я старею, Декстер. — Он подождал, чтобы я возразил, не дождался и кивнул. — Думаю, люди с возрастом начинают понимать вещи иначе. Вопрос не в том, что становишься мягче или начинаешь видеть вещи не черно-белыми, а серыми. Я правда думаю, что понимаю вещи иначе. Лучше.
И он смотрит на меня своим фирменным взглядом, с выражением этакой трудной любви в голубых глазах.
— О'кей, — отвечаю я.
— Десять лет назад я бы отправил тебя в какое-нибудь исправительное заведение, — говорит он, а я моргаю.
Я почти чувствую физическую боль, но ведь я сам о таком подумывал.
— Думаю, что я понимаю жизнь. Я знаю, кто ты такой, и я знаю, что ты хороший парень.
— Нет, — говорю я.
Получается как-то тихо и слабо, но Гарри слышит.
— Да, — твердо говорит он. — Ты хороший парень, Декс, я знаю. Я знаю, — почти про себя говорит он, может быть, для пущего эффекта. Потом смотрит прямо мне в глаза. — Иначе тебе было бы все равно, что думаю я и что думает мама. Ты бы просто делал что хочешь. Ты не можешь без этого, я понимаю. Потому что… — Он на мгновение останавливается и смотрит на меня. От этого я чувствую себя очень неловко. — Что ты помнишь о том, что было раньше? Ты понимаешь, о чем я. До того, как мы тебя взяли.
Тема до сих пор для меня болезненная, даже не знаю почему. Мне было всего четыре.
— Ничего.
— Хорошо, — продолжает Гарри. — Такое лучше не помнить. — До конца жизни он никогда не скажет больше, чем сказал в тот раз. — Но даже если ты не помнишь, Декс, это повлияло на тебя. Потому ты такой, какой ты есть.
И самое странное — он улыбается своей легкой, почти смущенной улыбкой.
— Я ожидал чего-то такого. То, что с тобой произошло, когда ты был совсем малышом, повлияло на тебя. Мы пытались исправить, но… — Он пожал плечами. — Оно оказалось сильнее, намного сильнее. Оно добралось до тебя слишком рано и так и останется с тобой. Будет подталкивать к убийству. И ничего с этим не сделаешь. Тебе не уйти. Но… — произносит он и снова смотрит вдаль. — Но ты можешь им управлять. Контролировать. Выбирать… — Слова подобраны с невероятной тщательностью. — Выбирать, кого…
И улыбнулся такой улыбкой, которой я у него никогда не видел, такой холодной и сухой, как пепел погасшего костра.
— Есть много людей, которые заслуживают этого, Декс… Несколькими скупыми словами он придал форму всей моей жизни, всему во мне существующему, тому, что я есть и кто я есть. Чудный, всевидящий и всезнающий человек. Гарри. Мой папа.
Если бы только я был способен на любовь, как бы я любил Гарри.
Гарри давно уже умер. Но его уроки продолжают жить. Не из каких-то теплых и сентиментальных чувств и эмоций. Просто он был прав. Я находил этому все новые и новые доказательства. Гарри знал, и Гарри хорошо меня выучил.
