уже далеко не так браво, как вначале. Но и не так, как я ожидал.
— Ну, нашел труп? — без воодушевления спросил я.
— Да какой там труп! — вскричал Леха, тяжело дыша. — Решил спичку зажечь, а навстречу этот дед спускается старинный. Волосы белые, кожа как у мертвеца. В другой раз убил бы!
Я вздохнул.
— Это дед со второго этажа. Дед Павел, что ли. А ты, значит, самого интересного не увидел.
Я повернулся и побрел прочь.
— Куда ты? — донесся вслед лехин голос.
— Куплю еще пива, — ответил я, не оборачиваясь. — Такая ночь…
Они не пошли за мной. Я их не виню. Я купил в ночном ларьке бутылку пива, выпил ее прямо на улице, еще немного поболтался возле дома. Боюсь ли я, спрашивал я самого себя. И отвечал, — нет. Просто не хочу снова оказаться первым. Однако завтра на работу; это дед Павел может слоняться всю ночь, мне нужно спать. Интересно, а он не боится шастать по подъезду в одиночестве?
Я погрузился во тьму. Я двигался очень осторожно. Я знал, что он где-то здесь. Но я не хотел его задевать, и не задел.
Грохот двери разбудил меня через час. Мне с трудом удалось продрать свинцовые веки, а после этого я еще минуту сидел на кровати, размышляя, где нахожусь и что такое громыхает над ухом. Наконец мне удалось собраться с мыслями. Я понял, что я в своей квартире, и сразу же в памяти всплыла моя идиотская выходка с Лехой.
Я открыл дверь. Передо мной стоял тот первый благодушный мент. Теперь на его лице даже при большом желании невозможно было найти ни капли благодушия.
— Самохин. На выход.
Настала очередь Артемки, девятилетнего внука дяди Федора с четвертого этажа. Упорное прятанье и армейское снаряжение старика не помогли ему уйти от рока. Артемка носился на улице с дворовыми ребятами, и мог еще долго носиться, но в свете произошедших событий его родители посчитали за нужное все же позвонить паре-тройке его дружков (меня удивляет, как они вообще отважились отпустить его на улицу поздно вечером — поразительная безответственность). Оказалось, что все уже дома, а Артемки нет. Последовал звонок в милицию, полный стенаний и плача, и наряд немедленно двинул сюда к нам: уже все знали, где наибольшая вероятность найти пацана. Артемка валялся на четвертом этаже (шагни я чуть правее, когда поднимался домой, я бы непременно его задел). Дяде Федору, ревностному приверженцу всякого рода баррикад и запоров, повезло: его оградили от вида мертвого внука. Но легче ему от этого не стало: как-то неуловимо дядя Федор впал в младенчество.
— Ты был последним. — Уже горел свет в подъезде, так что я мог безошибочно распознать их взгляды: это было не какое-то безымянное неудовольствие, а самое настоящее обвинение… Интересно, они с собой лампочки прихватили? — И ты был пьян.
— И что?
— Как ты это объяснишь? — Благодушный мент наседал на меня, остальные стояли рядом, готовые скрутить меня при первой же опасности.
Я зевнул, окатив их волной перегара, от чего они поморщились, но не отступили ни на шаг.
— Я был не один, — вяло ответил я.
— Знаю. — Он как-то сразу сник. — Соседи видели, как вы тут дурачились. Что, тебе повод для веселья?
— Как он умер?
Они помолчали немного, разглядывая меня с легкой задумчивостью. Но все-таки они понимали мою непричастность, поэтому «благодушный» ответил:
— Кто-то открыл щит и засунул его руку в самую гущу проводов. И я не сомневаюсь, что это произошло именно здесь.
Я посмотрел на полуоткрытый электрощит. Обычно они всегда закрыты на замочек, чтобы шпана не лазала, но только не этот, ведь наш подъезд особенный. Я тоже не сомневался. Я уже давно перестал сомневаться, просто жил.
— И ты был последним, — вновь повторил он. — Ты что, ничего не почувствовал?
— Было темно. — Я вспомнил про деда Павла со второго этажа — Леха наткнулся на него, когда пытался вытянуть у меня «пузырь». Я решил не говорить им об этом. Дед Павел по праву считался самым старым в нашем подъезде, а по моему твердому убеждению, он был еще и самым классным соседом. Все остальные казались мне уродами. В первый же день, когда я только переехал сюда после развода, я врубил на всю катушку Мумий Тролля. На следующее утро ко мне заявилась стерва из домоуправления, пригрозив, что если я и дальше буду дебоширить, то с меня взыщут солидный штраф. Не угодил кому-то несчастный Лагутенко.
Может, он просто поднимался наверх за спичками. Зачем доставлять неприятностей старику?
— Какого хрена ты вообще таскаешься по ночам? Тебе заняться больше нечем?
На это я уже не счел нужным отвечать, просто развернулся и побрел наверх, оставив их давиться собственной яростью.
Они вновь устроили дежурство, которое продолжалось гораздо дольше первого. Больше я с ними не общался — проходил мимо, даже не глядя. Подъезд постепенно стал превращаться в свалку — Людка, симпатичная девка с соседнего дома, моющая у нас полы за сорок рублей с носа, перестала приходить. Мусор скапливался, и никто не старался от него избавиться.
Что касается Артемки, то он действительно «шарахался» тем вечером с ребятами, а нагулявшись, отправился домой. Тут-то его и перехватили. Кто-то притащил его в наш подъезд, довел до четвертого этажа (соседи, прекрасно видевшие меня с Лехой, его не заметили — они умели замечать только то, что надо), открыл электрощит и сунул его туда руками. После этого Артемке еще оставалось время немного подрыгаться перед кончиной.
Они дежурили, и ничего не происходило. Как только дежурство снималось, следовало очередное убийство. Тип, если он действительно существовал, действовал безошибочно. Он ни разу не повторился, и каждая новая смерть являлась в некотором роде маленьким шедевром. Они опять оставались на дежурство, и все прекращалось.
Не помогало ничего — ни ножи, запрятанные возле двери, ни засовы, ни строгий контроль. Как правило, внуки моих соседей жили отдельно, с родителями, а родителям приходилось постоянно отлучаться куда-нибудь — на работу, в магазин, в гости. Как тому человеку удавалось выманивать перепуганных детей из квартир? Какие коврижки были припасены у него, если при этом забывались напрочь все родительские наставления? И зачем, черт побери, он притаскивал мертвые тела (или живые) к квартирам пенсионеров? Что действительно приносило ему истинное наслаждение: убийство детей или наблюдение, как жители моего подъезда один за другим сходят в могилу?
Когда в подъезде не осталось уже никого, кроме меня и деда Павла со второго этажа, дело
