– Вы видите здесь слабые следы перелома у левой плечевой кости. Этот перелом случился по крайней мере год назад. Перелом не типичный, особенно для человека не спортивного типа. Полагаю, он произошел в результате избиения.
– Ты ее тогда лечила? – спросил Джеффри.
– Конечно нет, – ответила Сара. – Я бы тогда об этом доложила. Да и любой другой врач немедленно бы об этом сообщил.
– Ну-ну, – сказал Джеффри и поднял руки.
Должно быть, сама того не заметив, она ответила слишком резко. Вот и Лена проявила вдруг повышенный интерес к полу.
Сара вернулась к рентгеновскому снимку.
– Есть также след от травмы вокруг реберных хрящей.
Она указала на снимок грудной клетки.
– Возле грудины имеется след, который мог произойти от сильного толчка.
Сара задумалась: может, Дженни обращалась с этим к другому врачу. Но и самый неопытный врач должен был понять, что такая травма наводит на невеселые размышления.
– Думаю, человек, который сделал это, был ростом выше ее. А травма недавняя.
Сара вставила в проектор новый диапозитив. Скрестив на груди руки, изучила снимок.
– Это – тазовый пояс, – объяснила она. – Обратите внимание на слабую линию вот здесь, на седалищной кости. Это означает травматическое давление на лобковую кость. Так называемый усталостный перелом.
– Усталость от чего? – спросил Джеффри.
Сара удивилась, когда Лена ответила на вопрос.
– Ее изнасиловали, – сказала Лена таким тоном, каким она могла бы объявить, что у девочки голубые глаза. – Было совершено грубое насилие. Верно?
Сара кивнула и хотела сказать что-то еще, когда услышала на лестнице шаги. По резвости шагов поняла, что вернулся Брэд.
– Вот и я, – объявил Брэд, входя в дверь.
Он держал в руках охапку простыней.
Сара остановила его вопросом:
– А наволочки принес?
– Ох, – удивленно сказал Брэд и покачал головой. – Нет, извините.
– Думаю, они на верхнем этаже, – сказала Сара. – Принеси не меньше четырех.
– Да, мэм, – ответил он и положил простыни на стол возле дверей.
Лена скрестила руки, когда он ушел.
– Ему не меньше двенадцати, – сказала она.
Теперь Джеффри впервые обратился к Лене, с тех пор как она вошла в морг. Совершенно не в своем стиле бросил:
– Заткнись.
Лена покраснела, но промолчала. Ей это тоже не было свойственно.
– Травмы на груди можно было вытерпеть только с «тайленолом», – прокомментировала Сара. – Раны на тазовом поясе зажили сами собой. Понятно теперь, почему в последнее время она набрала вес. Ей трудно было двигаться.
– Думаешь, ее избивал бойфренд? – спросил Джеффри.
– Во всяком случае, кто-то избивал.
Сара снова посмотрела на снимки, чтобы ничего не пропустить. Все это время, принимая в кабинете Дженни Уивер, Сара не подозревала, что девочку кто-то избивает. Как она умудрилась скрывать это? Почему Сара ничего не знала? Само собой, когда она жаловалась на больное горло, Сара не посылала ее сделать рентген. Дженни не снимала одежду во время осмотра. Девочки-подростки очень застенчивы, и Сара всегда совала стетоскоп под рубашку Дженни, чтобы послушать ее сердце и легкие.
Сара подошла к столу для дальнейшего осмотра. Ее руки слегка тряслись, когда она отодвинула простыню. Сара так старалась усмирить дрожь, что не заметила, что́ обнажает.
– Черт возьми! – воскликнула Лена и тихонько присвистнула.
На этот раз Джеффри ее не упрекнул, и Сара поняла, почему. На теле девочки были маленькие порезы, больше всего – на руках и ногах. Раны были на разной стадии заживления, но некоторые были сделаны совсем недавно.
– В чем дело? – спросил Джеффри. – Почему она старалась убить себя?
Сара смотрела на следы на коже. Ни одного такого не было на запястье или в местах, которые могли заметить окружающие. По крайней мере, стало понятно, почему девочка жарким летом носила рубашку с длинными рукавами. Узкие ряды очень глубоких порезов шли по левому запястью Дженни. Они начинались примерно в трех дюймах от запястья. Темнота шрамов говорила о том, что раны были обычным делом. Порезы на ногах были гораздо глубже и скрещивались друг с другом. Более глубокие порезы шли от колена к бедру. Девочка нанесла их себе сама.
– Что это? – спросил Джеффри, хотя должен был знать и сам.
– Порезы, – ответила Лена.
– Членовредительство, – поправила ее Сара, словно это делало ситуацию лучше. – Я видела такое и раньше.
– Зачем? – спросил Джеффри. – Зачем это с собой делают?
– Большей частью по глупости, – сказала ему Сара.
Ее душил гнев. Сколько раз она видела эту девочку? Сколько признаков она пропустила?
– Иногда они просто хотят узнать, какие при этом будут ощущения. Обычно они просто играют, не думая о последствиях. Хотя… – она замолчала, вглядываясь в глубокие порезы на левом бедре Дженни, – здесь что-то другое. Она прятала их. Не хотела, чтобы люди знали.
– Почему? – не отставал Джеффри. – Почему она делала это?
– Проверка самообладания, – ответила ему Лена.
Саре не понравилось, как Лена смотрит на девочку. В ее взгляде чувствовалось едва ли не уважение.
– Это глубокий психоз, – возразила Сара. – Обычно так поступают больные булимией или анорексией. Это – форма ненависти к самому себе.
Она красноречиво посмотрела на Лену.
– Тому бывает причина. Например, избиение или изнасилование.
Лена секунду смотрела ей в глаза, после чего отвернулась.
Сара продолжила:
– Бывают и другие причины. Насилие над личностью, душевная болезнь, проблемы в школе или в семье.
Сара прошла к шкафу с инструментами и вынула пластиковое гинекологическое зеркало. Натянула вторую пару перчаток и открыла зеркало. Лена чуть дернулась от щелчка, а Сара обрадовалась, что детектив способна на проявление чувств.
Сара подошла к телу и раздвинула ноги девочки. Неожиданно замерла: мозг отказывался принимать то, что видели ее глаза. Уронила зеркало на стол.
– В чем дело? – спросила Лена.
Сара не ответила. Она думала, что сегодня ее больше ничто не поразит. Оказывается, ошиблась.
– В чем дело? – повторила Лена.
– Никакого ребенка она не родила, – ответила Сара.
Джеффри указал рукой на неиспользованное зеркало.
– Как ты можешь быть в этом уверена? Ведь ты ее не осмотрела.
Сара переводила взгляд с одного на другого, не зная как ответить.
– Ее влагалище зашито, – наконец сказала она. – Судя по заживлению, зашито не менее шести месяцев назад.
Воскресенье
4
Глядя в окно автомобиля, Лена водила языком по внутренней стороне передних зубов. Никак не могла привыкнуть к чужеродному ощущению временных зубных протезов. Через три недели ей поставят трансплантаты – их вкрутят в десны, словно крошечные лампочки. Она не представляла, что будет при этом чувствовать. Сейчас протезы постоянно напоминали ей о том, что произошло с ней четыре месяца назад.
Наблюдая за проносившимся мимо пейзажем, Лена старалась заблокировать память. Грант был маленьким городом, но все же побольше, чем Рис, где выросли Лена и ее сестра-близнец Сибил. Их отца убили во время исполнения служебных обязанностей. Случилось это за восемь месяцев до их рождения. Мать умерла во время родов. Обязанность растить детей легла на плечи дяди, Хэнка Нортона, алкоголика и лихача. Он боролся с обоими пристрастиями на протяжении всего их детства. Однажды солнечным утром пьяный Хэнк подавал свой автомобиль задним ходом по подъездной дорожке и сшиб Сибил. Лена всегда винила его за то, что он сделал сестру слепой. Она не простила Хэнку этот несчастный случай, и на ее ненависть он ответил такой же злобой. У них было прошлое, которое мешало им пойти навстречу друг другу. Даже сейчас, когда Сибил умерла, Лена смотрела на Хэнка Нортона как на несчастье своей жизни.
– Ну и жара, – пробормотал Хэнк и промокнул шею видавшим виды платком.
Лена едва слышала его из-за рева кондиционера. Старый «мерседес-седан» Хэнка был танком, а не автомобилем, и в салоне тоже все поражало размерами. Огромные сиденья – сюда при желании можно было поместить лошадь. Приборы управления тоже были большими, а их дизайн скорее поражал воображение, чем помогал при езде. И все же сидеть в машине было уютно – очень уж солидно все выглядело. Даже гравийная дорога, ведущая от дома Лены, была «мерседесу» нипочем: он словно плыл по земле.
