Целлофановый пакет с деньгами лежал на том месте, где он его оставил. В глазах Добрушина мелькнули искорки.
«Дождались меня. Не сбежали. Поняли, кто истинный ваш хозяин? Так-то оно лучше! Справедливость должна восторжествовать! Теперь моя женушка будет довольна. Все получит, что захочет! Мои труды не прошли даром. Сколько сил я потерял, сколько страха натерпелся. Сколько седых волос себе нажил, но своего не упустил. Средства не имеют значения. Важен результат, а победителей не судят».
Он взял пакет, прижал его к груди и направился к калитке. До Москвы Добрушин добирался на электричке. Он не торопился. Теперь спешить некуда. Все позади, а впереди только тихая спокойная жизнь в кругу самых близких и родных людей. Беззаботная и обеспеченная жизнь. Та, которой они достойны. Теперь все встанет на свои места и будет по-другому. Впереди его ждали безоблачные дни.
Поднимаясь по лестнице к своей квартире, он улыбался, представляя лицо Надюши, когда та увидит высыпанную к ее ногам груду денег. Он тихо открыл дверь и вошел. Она еще спит, и ей предстоит счастливое пробуждение. Когда он вошел в гостиную, то не сразу заметил упакованные чемоданы, стоявшие в углу комнаты. Из спальни вышла жена, одетая, накрашенная, бодрая.
— Ранняя пташка! И кто же посмел тебя поднять с мягкой постельки? Предчувствие чуда? Правильно. Твой муж — волшебник. Он сотворил чудо!
Добрушин подошел к столу и высыпал из пакета содержимое. Скатерть скрылась под пачками денег, рассыпавшимися по всей плоскости.
Надя ничему не удивлялась. Она сказала только одно слово:
— Вовремя.
Добрушин растерялся. Хорошее настроение улетучилось, а в ногах появилась тяжесть от усталости.
Дверь спальни открылась еще раз, и в комнате появился высоченный парень лет тридцати пяти, брюнет с черными глазами и красивыми чертами лица. Он зловеще ухмылялся, сжимая табельный пистолет хозяина.
— Помнишь меня, майор? — Добрушин обессиленно сел на стул, его словно парализовало. — Вспомнил, значит. Борис Круглов, тот самый, которого ты подставил пять лет назад. Тогда тебе дали кругленькую сумму за шкуру Васьки Митрохина, и ты его вытащил из ямы, подбросив наркоту в мой карман. Митрохин отделался испугом и пошел торговать наркотой дальше, а я получил пять лет ни за что. Просто мы сидели с ним за одним столиком в ресторане. Ловко сработано. Ты мастер на такие шутки. Ну вот, майор, я отсидел от звонка до звонка. Теперь настал мой черед пошутить. Упрятал меня за решетку, а на свободе осталась моя невеста. Без жилья, без денег и к тому же беременная. Несправедливо.
Добрушин перевел взгляд на жену.
— Что вылупился, гнида. Ты у нас все отнял, а при обыске украл все наши сбережения и опечатал квартиру.
Он еще никогда ее не видел в таком состоянии. В глазах Надюши кипела ненависть.
— Перед отсылкой в зону нам дали последнее свидание, — продолжил высокий красавец. — Вот тогда я и сказал Надежде: «Судьба разлучает нас, но мы еще молоды и успеем наверстать упущенное. Я не хочу, чтобы ты бедствовала эти годы. Пусть виновник нашей разлуки заботится о тебе. Он должен истратить на тебя в десять раз больше, чем украл у нас. Он будет кормить, одевать и заботиться о тебе и о нашем ребенке. Он должен разрываться на части, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Преврати его жизнь в ад и подведи его к пропасти, в которую он прыгнет сам. Каждый день, проведенный мной за колючей проволокой, для него должен стать таким же поганым, как для меня. Спасибо тебе, майор, за заботу и за дочь, которая ни в чем не нуждалась. И за деньги спасибо. Они нам пригодятся.
Добрушин скрипнул зубами.
— Брось ствол, Круглов. Я упеку тебя еще на один срок, если ты через минуту не свалишь из моего дома. Ты с кем тягаться вздумал?
— С убийцей, — холодно сказала Надежда, — с маньяком. Пару бабенок для потрохов я тебе сама направила. Бабы глупы и болтливы, наверняка рассказывали тебе о таинственной гадалке. Или ты забыл, как прирезал бедную толстушку в ее квартире? Все твои деяния отражены в фотохронике событий. Сначала знакомство, потом деньги, затем вальс и нож в спину. Ну а похороны в саду завершали грустную историю. Впервые, когда ты принес деньги и напился, я их забрала, чтобы переслать своему любимому человеку. Ему несладко жилось в заключении. Как смешно было за тобой наблюдать, когда ты искал свои деньги! Даже на чердак лазил. Шут гороховый.
— Вы не уйдете из дома, — сквозь зубы прохрипел Добрушин.
— Уйдем, — уверенно заявил Круглов. — Будешь мешать, убью. Твой труп найдут с табельным пистолетом в руках, а на столе, вместо денег будут лежать фотографии твоих жертв со всеми подробностями твоих деяний. И учти, я не промахнусь, гнида. Сидя в зоне, я убивал тебя по сто раз на день и готов это сделать наяву. Первое и последнее в жизни преступление. Сдохнешь, как собака, а жене еще твоя квартира останется. Обменяем ее на лучшую в Питере.
Добрушин взглянул на жену.
— Надюша, скажи, что это все неправда. Это сон. Так не бывает. Я всю жизнь в тебя вложил. Мне ничего не надо. Все только для тебя и для Дашки,
На его глазах появились слезы.
— Правда только одна. Честный человек, которого я люблю и любила всю жизнь, сидел пять лет в тюрьме. Гнусный убийца, который его посадил, разгуливает на свободе и продолжает калечить жизни людям либо просто, по собственной прихоти, отнимает у них жизнь за кучку зеленых бумажек, которые тут же вылетают в трубу. Это и есть правда. Ты нелюдь, Добрушин, ты монстр. И если Борис в тебя выстрелит, я его осуждать не стану.
Мокрые глаза майора налились кровью. В голове вновь послышались чьи-то голоса, настойчивые, твердые и безжалостные.
Все произошло в долю секунды. Он резким движением опрокинул стол, бросился на пол, перевернулся и, вскочив на ноги, схватил в руки стоявший на полу чемодан. Первый выстрел пробил дыру в крышке стола, вторая пуля врезалась в паркет. Третьего выстрела не последовало. Чемодан пролетел в воздухе и сбил с ног стрелявшего. Пистолет вылетел и упал на ковер у окна.
Добрушин, как разъяренный зверь, бросился в атаку. Сильным ударом в лицо он сразил наповал жену и, подскочив к противнику, врезал ему ногой в челюсть. Попытка подняться с пола не увенчалась успехом. Изо рта Бориса потекла кровь. Добрушин бил его ногами что было сил, пока тот не потерял сознание. Четырехлетняя девочка, сидевшая в спальне на кровати, заплакала. Семен уже ничего не понимал, он бросился на кухню, схватил со стола огромный нож и начал бить им бессознательные тела. Сначала жену, потом ее любовника. Сейчас он уже не обращал внимания на кровь, она его не пугала.
На секунду в ушах послышался детский плач. Добрушин вскочил и бросился в спальню. Девочка успела отскочить в сторону, споткнулась о ковер, упала и тут же проползла под низкую кровать. Прижавшись к стене, она затаилась и испуганными глазенками смотрела в узкий просвет. По квартире разносился страшный нечеловеческий рев. Обезумевший майор лег на пол и пытался достать ребенка, размахивая окровавленным лезвием ножа.
— Исчадие ада! Тюремное отродье! — орал он, брызгая пеной изо рта. — Дочь сатаны!
Когда в дом ворвались омоновцы, они застали следующую картину: убийца сидел на полу в гостиной, прислонившись к стене. У него на коленях лежала голова исколотой ножом окровавленной женщины. Левой рукой он гладил ее шелковистые длинные волосы. В его ногах горел костер. В пламени корежился паркет. Подле правой руки лежали деньги. Он брал с пола по одной пачке и кидал в огонь, приговаривая:
— Это за Раечку, это за Людочку… Это за Леночку… Это за Катюшу… Это за Надюшу, это…
Вооруженные до зубов спецназовцы окаменели на пороге. Человек с безумными глазами и с искривленным в страшной ухмылке лицом никого не видел и вряд ли понимал, что происходит. Он только гладил по голове мертвую женщину, свою последнюю жертву, и бросал в огонь деньги.
Кошмарное зрелище было недоступно тем, кто находился во дворе. Они могли судить о случившемся по суете зевак, собравшихся возле подъезда.
Катя и Ник-ник сидели на лавочке у детской площадки. Рядом сидела девочка лет восьми. Ее звали Настей. Лето кончилось, и Ник-Ник забрал дочку из деревни в Москву. Настя не интересовалась толпой зевак, она наблюдала, как играют собаки на газоне и ела мороженое.
Сначала приехала милиция, потом «скорая помощь», затем трупоперевозка. Вынесли носилки с покойниками, упакованными в черные чехлы, и увезли. Любопытные гадали, кто из соседей испустил последний дух. И наконец приехала машина с решетками на окнах и красным крестом на задней дверце. На конвоирах поверх военной формы были надеты белые халаты.
Все ждали.
Добрушина вывели из дома под особой охраной. Вместо наручников на него надели смирительную рубашку. Обезумевшие глаза майора вылезли из орбит. Пересохшие губы что-то шептали, едва шевелясь. Люди рассыпались по сторонам. Его никто не узнавал. Он уже не был похож на милого, обаятельного мужчину с широкой, открытой улыбкой. И вряд ли из присутствующих нашелся бы смельчак, назвавший это существо просто человеком.
