Автомобиль пропахал белую сыпучую породу, окаймлявшую шоссе, и хвост соляной пыли взвился из‑под задних колес. В следующую секунду он угрожающе накренился и забуксовал в песке, неумолимо теряя скорость.
«Конец, — подумал Алекс, — тут‑то мы и сядем на мель». И нажал на акселератор до отказа, так что педаль уперлась в пол.
Широкие колеса автомобиля из‑за потери сцепления стали жестко прокручиваться вхолостую. Машину раскачивало в разные стороны, кузов нещадно мотало, и все же Алекс сумел набрать необходимую скорость.
Им удалось избежать столкновения.
Дойл, не снимая ноги с акселератора, выжимая его до конца, резко развернулся по направлению к шоссе. Стискивая руль, который временами отказывался слушаться, Алекс чувствовал, как предательски шуршит и плывет, осыпается песок под колесами. Однако ему удалось доползти до обочины шоссе, прежде чем одно или даже два колеса успели увязнуть в песке. Сотни, тысячи камешков брызнули в разные стороны от «Тандерберда» в тот момент, когда он вновь вырвался на проезжую часть. В течение следующих нескольких секунд он вновь набрал восемьдесят пять миль в час и помчался на запад, преследуемый фургоном.
— Получилось! — воскликнул Колин.
— Не совсем еще.
— И все же у тебя получилось!
Мальчик был все еще напуган, но в его голосе звучало радостное возбуждение от победы. Дойл взглянул в зеркало заднего вида. Прилично отстав от них, фургон старался теперь сократить расстояние. Белая точка на фоне еще более белого ландшафта.
— Он приближается? — спросил Колин.
— Да.
— Попробуй теперь за девяносто миль в час.
Дойл попытался увеличить скорость, но машина вновь начала трястись и греметь.
— Не выйдет. Что‑то повредилось, когда он стукнул нас.
— Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, что ты сможешь обогнуть любое препятствие, выставленное им, — заметил мальчик.
Дойл быстро взглянул на него:
— Знаешь, ты гораздо больше уверен в моем умении водить машину, чем я сам. Мы чуть не попали в переплет.
— Ты можешь, Алекс, — упрямо повторил Колин.
Яркий солнечный свет пустыни, проникая сквозь окна и освещая стекла его очков в металлической оправе, делал их похожими на небольшие лампочки.
Три минуты спустя фургон вновь уже висел у них на хвосте. Но, когда он попытался обойти их, Дойл бросил «Тандерберд» в левую полосу, перекрывая дорогу и вынуждая фургон сдать немного назад. Тогда «Шевроле» попытался выдвинуться вперед справа. Дойл тут же стал «болтаться» прямо перед его носом: туда‑сюда, вправо‑влево, а потом немного посигналил — запоздалый ответ на жуткие завывания сигнала фургона.
Несколько минут они ехали, играя в эту игру и абсолютно не по‑спортивному игнорируя всяческие правила, «путешествуя» от одной обочины шоссе к другой и пересекая «сплошную» где и как угодно. Но потом случилось неизбежное. Водитель фургона сумел‑таки отыскать лазейку и тут же воспользовался ею. Теперь он шел вровень с «Тандербердом».
— Ну вот опять, — сказал Дойл.
Сумасшедший за рулем «Шевроле» словно услышал его слова. Фургон подошел ближе и стукнул «Тандерберд» сбоку. Снова посыпались дождем искры, заскрипел и застонал металл, хотя и не так громко и визгливо, как во время первого столкновения.
Алексу опять пришлось сражаться с рулем. Их несло по песчаной, осыпающейся обочине добрую тысячу ярдов, пока наконец Алекс не справился с управлением и не вырулил снова на шоссе.
Фургон вновь ударил их, еще сильнее.
На этот раз Алекс потерял управление, не сумев удержать скользкий от пота руль, который завертелся как бешеный. И только когда «Тандерберд» вылетел на обочину и запрыгал по песчаным гребням, Алекс смог как следует ухватиться за мокрый пластик руля и вновь совладать с машиной.
Вернувшись на шоссе, они оказались на несколько ярдов впереди фургона со скоростью сорок пять миль в час. Но тот быстро догнал их и завис у них на хвосте, пока Дойл вновь не увеличил скорость до восьмидесяти пяти. Весь правый бок «Шевроле» был расцарапан и помят, но, глядя на фургон, Алекс думал о том, что левый бок их «Тандерберда» сейчас выглядит еще хуже.
Фургон снова стал готовиться к обходу. Неожиданно раздалось громкое «банг!», да такое, что Алекс решил — их атаковали в четвертый раз. Но не почувствовал удара. И тут вдруг «Шевроле» потерял скорость и отстал.
— Что он делает? — спросил Колин.
«Слишком хорошо, чтобы это было правдой», — подумал Дойл, а вслух сказал:
— Лопнула шина!
— Шутишь!
— Не шучу!
Бледный, дрожащий, мальчик тяжело откинулся на спинку сиденья и тихим голосом, почти шепотом, еле слышно выдавил: «Иисус Христос!»
Несмотря на то что места, в которых располагался близлежащий городок, были достаточно суровыми, он все же выжил, устояв под натиском песчаных бурь. Невысокие здания, деревянные, кирпичные, каменные — все они давно потеряли свой первоначальный цвет и стали унылыми, желтовато‑коричневыми из‑за немилосердно палящего солнца. Единственное, что вносило хоть какое‑то разнообразие в эту тоскливую картину, — причудливые узоры изъеденной штукатурки, попадающиеся там и сям на стенах домов. Участок скоростного шоссе, проходивший через город и ставший, по сути дела, его главной улицей, под влиянием урбанизации превратился в пыльную и мрачную грязновато‑коричневатого цвета заезженную провинциальную дорогу, тогда как от самого Колорадо именно это шоссе четкой черно‑серой линией прорезало пустыню. Там, на просторе, ветер вычищал его до блеска; в городке же здания не позволяли ветру развернуться, поэтому пыль беспрепятственно скапливалась на дороге. Тонкий слой пыли покрывал машины, лишая их блеска. Словно невидимые руки какого‑то неведомого существа потихоньку возвращали пустыне то, что давным‑давно было у нее отнято человеком.
Проехав по главной улице три квартала, Алекс увидел здание полицейского участка — одноэтажное и такое же отчаянно унылое, как и все остальные, со стенами цвета горчицы и осыпающейся штукатуркой.
Начальник участка, представившийся капитаном Экриджем, был одет в форму коричневого цвета, очень подходившую к городскому пейзажу. Но вот лицо его — решительное, волевое, лицо опытного офицера — совершенно не вписывалось в окружающую обстановку. Ростом в шесть футов и весом приблизительно две сотни фунтов, этот человек был старше Дойла лет на десять, но его физически развитое тело — лет на десять же моложе и свежее. Коротко остриженные волосы были густо‑черными, а глаза — еще темнее волос. Капитан Экридж держал себя как солдат на параде — гордо и уверенно. Он вышел на улицу и осмотрел «Тандерберд». Обойдя машину со всех сторон, он тщательно проинспектировал длинные вмятины и выбоины на боку со стороны водителя и с не меньшим интересом оглядел неповрежденные участки. Нагнувшись к слегка затемненному лобовому стеклу, он внимательно рассмотрел салон и уставился на Колина, как будто мальчик был вроде рыбки в аквариуме.
Потом он снова взглянул на исковерканный левый бок автомобиля и, судя по всему, остался доволен осмотром.
— Пройдемте теперь снова ко мне, — пригласил он Дойла. Голос капитана был слегка с хрипотцой, он четко выговаривал слова, несмотря на ярко выраженный юго‑западный акцент. — Мы все это обсудим.
Они вернулись в участок, прошли через приемную, где две секретарши с треском печатали на машинках и толстый, одетый в форму полицейский попивал кофе, одновременно жуя эклер. Когда Алекс и Экридж вошли в кабинет, этот коп встал и плотно закрыл за ними дверь.
— Как вы думаете, что можно предпринять? — спросил Алекс, пока Экридж обходил свой тщательно прибранный рабочий стол.
— Садитесь, прошу вас.
Дойл подошел к стулу, стоявшему напротив исцарапанного металлического стола, но садиться не стал.
— Послушайте, лопнувшая шина не остановит этого ублюдка. И если он…
— Пожалуйста, садитесь, мистер Дойл, — повторил полицейский, опускаясь на свой добротный стул с высокой прямой спинкой, который при этом пискнул, будто у него в сиденье пряталась живая мышь.
Непонятно на что раздражаясь, Дойл сел.
— Я думаю…
— Давайте‑ка лучше я буду задавать вопросы, — перебил его Экридж, слегка улыбнувшись какой‑то неестественной, фальшивой улыбкой. Однако поняв, что улыбка не получилась, он придал своему лицу прежнее серьезное выражение.
— У вас есть какое‑нибудь удостоверение личности?
— У меня?
— Ну я же вас спрашиваю.
В голосе полицейского не было никакой угрозы или злобы, но Дойл поежился, словно от холода. Он достал из кармана бумажник, вынул водительские права из пластикового прозрачного отделения и перебросил их через стол. Экридж начал внимательно изучать документ.