— Уведите… а-а… их… пожалуйста, — запинаясь, молила она. — Уведите прочь.
По стене возле лестницы скользнула тень. Дарби увидела, как на верхней ступеньке появился молодой патрульный и направил на нее дробовик.
— Не двигайтесь! — Он шагнул к ней.
Дарби медленно подняла руки. Потом заложила их за голову и заговорила громко и отчетливо:
— Меня зовут Дарби МакКормик. Я дознаватель по особо важным делам, Бюро судебно-медицинской экспертизы, Управление полиции Бостона. Мой бумажник [17]и удостоверение в заднем кармане.
— Лечь на пол. На живот!
Она медленно опустилась на колени.
— Я вооружена. Дробовик вы видите, а в правом кармане у меня лежит «ЗИГ».
Дарби легла на пол, продолжая держать руки на затылке. Патрульный поступил так, как его учили. Он схватил ее запястья, завел их за спину и сковал наручниками.
Дарби повернула голову набок.
— В главной спальне привязанная к стулу женщина, — сказала она. — У нее пробито легкое. Не трогайте ее. Когда прибудут санитары, не забудьте предупредить их об этом.
С пола Дарби видела, как по ступенькам поднялись ноги, обутые в черные армейские ботинки с заправленными в них темно-синими брюками, и остановились рядом с ней, а еще три пары поспешили в спальню.
— Аккуратнее! — крикнул им вслед молодой патрульный. — У нее может быть пробито легкое.
Дарби почувствовала, как в затылок ей уперлось дуло. Услышала, как кто-то клацнул защелкой дробовика, снимая его у нее с плеча. Чьи-то руки охлопали ее и вывернули наизнанку ее карманы.
По лестнице поднялись двое санитаров. Дарби смотрела в стену перед собой, стараясь разобрать голоса людей, выкрикивающих приказы внизу. Она напрягала слух, чтобы расслышать их сквозь треск статических помех, доносящийся из радиопередатчиков. Она слышала, как кто-то повторяет и повторяет как заведенный: «Господи боже мой, господи боже ты мой!»
Затрещал нагрудный микрофон, и в океане статистических разрядов Дарби услышала голос диспетчера, передающий информацию, которую она сообщила раньше.
— Похоже, с вами все в порядке, — сказал молодой патрульный и снял с нее наручники.
Дарби поднялась на ноги и оказалась лицом к лицу с пятью мужчинами, которые пристально ее разглядывали. Самый высокий из них, с длинным лошадиным лицом, сказал:
— Может, расскажете нам, что, черт возьми, тут происходит?
Дарби собралась с мыслями.
— Кто здесь старший?
— Детектив Бранхэм.
— Я буду говорить с ним, когда он появится.
— Я задал вам вопрос, красавица.
— Проваливайте отсюда к чертовой матери! Вы затопчете место преступления.
Дарби оттолкнула длиннолицего и принялась осматривать остальные комнаты.
Спальня мальчика, словно сошедшая со страниц каталога «Все для детей». Белая кроватка-колыбель у стены, выкрашенной в голубой цвет, с надписью «Картер». Детский автомобильчик под толстым слоем пыли… Пыль была везде: на комоде с выдвижными ящиками и пеленальном столике, на дубовых полках с подгузниками и бутылочками с мазями и лосьонами.
Комната напротив, по другую сторону коридора, принадлежала мальчику постарше. Кровать в форме гоночного автомобиля, простыни скомканы, одеяло отброшено к изголовью. На полу и на детском столике пластмассовые фигурки персонажей «Звездных войн». И здесь все покрывал слой пыли.
Записка карандашом на кровати: «Майкл, я скоро вернусь. Мне нужно заехать в больницу. Лагерь сегодня отменяется. Можешь остаться дома с Картером. Никуда не выходите, пока я не вернусь, и не забудьте запереть двери. Целую. Мама».
Много лет никто не переступал порог этих комнат…
Дарби вышла из комнаты, думая о Шоне Шеппарде.
В коридоре появился один из санитаров, низенький толстый человечек с вьющимися светлыми волосами. Увидев Дарби без наручников, он удивленно заморгал. Она показала ему свое удостоверение личности.
— Дети внизу? — поинтересовался он.
— Нет здесь никаких детей. Санитар нахмурился.
— Она сказала, что они ушли вниз. Хотела, чтобы я нашел их и убедился, что с ними все в порядке.
— Детей здесь нет, они давно мертвы.
— Ничего не понимаю.
— Вам и не нужно ничего понимать, — отрезала Дарби, спускаясь по лестнице.
В воздухе стояла удушливая вонь сгоревшего пороха.
Кевин Рейнольдс лежал мертвым на полу кухни. Над ним суетился пожилой патрульный с пивным животиком и красной физиономией.
— Детектив Бранхэм здесь? — обратилась к нему с вопросом Дарби.
— Еще нет.
— Видите вон тот «глок» на полу? Очевидно, это же оружие было использовано в ходе недавнего взлома и убийства в доме в Чарльстауне. Когда прибудет детектив Бранхэм, скажите ему, что я буду снаружи. Я хочу поговорить с ним о человеке, который лежит тут.
— Это Кевин Рейнольдс.
— Вы знаете его?
— Мы пытались посадить этого сукина сына за то, что, по нашему мнению, он сделал с этой женщиной, Джейми Руссо. Незаконное вторжение. Вломился к ней в дом, связал всю семью в спальне наверху и застрелил двух мальчиков. Насмерть. Мать выжила.
— А что с ее мужем?
— Рейнольдс сунул его руку в измельчитель мусоропровода, а потом задушил. Не спрашивайте, за что, я не знаю. И никто не знает.
Дарби взглянула на Рейнольдса, думая о комнате наверху. Комнате с выбитым замком и потеками засохшей крови на стенах и на полу.
— Сколько было детям, когда они умерли?
— Младший был совсем еще малыш, годик или полтора, не помню точно.
Перед глазами Дарби стояли детская белая кроватка-колыбель и автомобильчик, покрытые слоем пыли.
— А старшему?
— Не знаю.
Дарби услышала шаги на лестнице. Она вышла в прихожую и увидела, как двое санитаров выносят каталку, к которой ремнями пристегнута женщина с кислородной маской на лице и капельницей, воткнутой в вену.
Она не заметила, как подошел пожилой полицейский, и поняла, что кто-то стоит рядом, только когда он заговорил:
— Господи Боже, святой и милосердный… Это же она. Это Руссо.
Дарби смотрела, как санитары перенесли каталку через порог и начали спускать по ступенькам.
— Как его звали? — спросила она полицейского.
— Кого?
— Старшего сына Руссо.
— Не помню.
— А она помнит.
69
Дарби медленно вышла в сырой ночной воздух, плачущий дождем. Окрестности заливали сполохи синих, красных и белых проблесковых огней. Улицу блокировали, по меньшей мере, полудюжиной патрульных автомобилей полиции Уэллсли, припаркованных в обоих ее концах, чтобы освободить место для двух карет «скорой помощи», а теперь еще и пожарной машины. Дарби слышала все нарастающий вой ее сирены.
Подъездная аллея, усеянная обломками стекла и гильзами от дробовика, была обнесена полицейской лентой. Из-под смятого капота автомобиля Чадзински курился слабый дымок, что и стало причиной вызова пожарной бригады. Дарби смотрела, как двое патрульных огораживают полицейской лентой мертвое тело, лежащее на газоне. Руки и ноги человека были неестественно изогнуты. Уорнер, глава Отдела Чадзински по борьбе с коррупцией.
«Нет, пожалуй, ее личного эскадрона смерти, так будет правильнее», — подумала Дарби, глядя на пятна крови на изорванной одежде лейтенанта.
Ей нужно было найти тихое, уединенное место, чтобы позвонить Купу. Не глядя по сторонам, словно робот, она пересекла мокрую лужайку и вошла в большой заброшенный сад.
В дальнем его конце между толстыми стволами двух сосен Дарби увидела гамак. То, что надо. Ноги сами привели ее туда. Дрожа от усталости и облегчения, она повалилась на мокрую ткань. Сердце глухо стучало в груди, словно тоже хотело спать.
Тени скользили по траве, залитой светом из окон дома, где горели все огни. Взгляд Дарби устремился к окнам комнаты, стены и пол которой были забрызганы засохшей кровью. Она вспомнила мать, сидящую на краешке больничной койки отца. Шейла держала грубую, мозолистую руку Биг Рэда у себя на коленях и читала вслух стихотворение Дилана Томаса «Не гасни, уходя во мрак ночной», которое знала наизусть. Шейла как раз произносила: «Отец, ты — перед черной крутизной, от слез все в мире солоно и свято», когда доктор отключил аппаратуру жизнеобеспечения. Дочитав стихотворение до конца, мать начала декламировать с начала, глотая слезы и отчетливо выговаривая слова в ожидании, пока тело Биг Рэда умрет.
