– Что говорит Псалтирь? – проговорил один из членов ордена. – Истина, подобно роднику, истечет из земли.
– Что вы намерены делать? – спросил другой.
Этот вопрос явно пришелся Херманну по душе.
– Хотя саудовцы и наложили табу на любые археологические раскопки, Хаддад был убежден, что доказательства его теории до сих пор существуют, и мы в настоящее время пытаемся их обнаружить. Если мы в этом преуспеем или хотя бы сумеем поставить под сомнение достоверность Ветхого Завета, последствия могут оказаться поистине эпохальными. Пошатнется не только Израиль, но и Саудовская Аравия. Коррумпированность ее правительства давно сидит у нас в печенках. Только представьте себе, что могут предпринять в такой ситуации радикальные мусульмане. Самое святое для них место оказывается библейской родиной евреев! Возникнет такая же ситуация, как с Храмовой горой в Иерусалиме, которую объявляют местом своего рождения все три главные религии мира. Это место порождало хаос на протяжении тысячелетий. Тот хаос, который возникнет в Западной Аравии, даже невозможно себе представить.
Торвальдсену надоело хранить молчание, и он встал.
– Вряд ли вы всерьез полагаете, что эти откровения, даже если будет доказана их истинность, повлекут столь далеко идущие последствия. Что же на самом деле до такой степени заинтересовало Политический комитет?
Херманн посмотрел на него с враждебностью, причина которой была известна только им двоим. Круг взял в оборот Коттона Малоуна, похитив его сына, теперь Торвальдсен отплатил Херманну той же монетой. Конечно, Синее Кресло ни за что не покажет слабости. Торвальдсен умно разыграл козырную карту, приурочив свой удар к ассамблее, в ходе которой Херманн должен проявлять особую осторожность. И какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что в рукаве у австрийца имеется еще один туз.
И улыбка, зазмеившаяся по губам хозяина дома, убедила датчанина в правильности его догадки.
– Все верно, Хенрик, существует еще один аспект, который заставит ввязаться в драку также и христиан.
58
Вена, 22.50
Альфред Херманн закрыл дверь своих личных апартаментов, снял мантию, шейную цепь, бросил их на кровать, и его усталое тело сразу же ощутило облегчение.
Он был удовлетворен тем, как проходила ассамблея. Через три часа после начала работы ее участники наконец начали понимать, что к чему. Предложенный им план был одновременно грандиозным и хитроумным. Теперь было необходимо подкрепить слова осязаемыми доказательствами. Но как это сделать? Он слишком долго не получал никаких известий от Сейбра.
В душе его нарастала тревога – незнакомое ему прежде чувство. Чтобы ускорить осуществление этих грандиозных планов, Херманн до предела уплотнил свой график. Возможно, это будет его последнее крупное предприятие в роли Синего Кресла, поскольку срок пребывания на посту главы ордена подходил к концу.
Орден Золотого Руна находился на гребне могущества и успеха. Ему удалось ввести нужных людей в правительства многих стран, а некоторые даже свергнуть, и все это вело к его процветанию. То, что задумал Херманн сейчас, могло поставить на колени еще большее число правительств, а если сценарий будет разыгран правильно, возможно, даже американское.
Он предвидел, что Торвальдсен может стать источником проблем, и именно поэтому приказал Сейбру подготовить финансовое досье. Однако, сидя накануне в Доме бабочек и наблюдая за Сейбром, который весьма неохотно воспринял очередное задание, он и подумать не мог о том, что Торвальдсен поведет себя столь агрессивно. Их знакомство измерялось десятками лет. Они не были близкими друзьями, но единомышленниками – наверняка. Возможно, именно поэтому датчанин так быстро связал события в Копенгагене с ним и с орденом.
Херманн не ожидал, что Сейбр наследит, и случившееся заставляло его задуматься относительно этого человека. Неужели он позволил себе проявить беспечность? Или, может быть, это было сделано преднамеренно?
В его ушах до сих пор звучали слова, сказанные Маргарет о Сейбре: взял слишком много воли, пользуется чересчур большим доверием. Когда Сейбр в последний раз вышел на связь с Херманном, он направлялся из Ротенбурга в Лондон, чтобы отыскать Джорджа Хаддада. Херманн сам неоднократно пытался дозвониться до него, но каждый раз безуспешно. А Сейбр был ему нужен – здесь и сейчас.
В дверь легонько постучали. Херманн пересек комнату и повернул ручку.
– Настало время продолжить наш разговор, – сказал стоящий на пороге Торвальдсен.
Херманн согласился.
Торвальдсен вошел и закрыл за собой дверь.
– Неужели все, что ты говорил на ассамблее, – это всерьез, Альберт? Ты хоть представляешь себе, какая в результате может завариться каша?
– Ты сейчас рассуждаешь с позиции еврея, Хенрик, и это твое слабое место. Ты, как и все твои соплеменники, ослеплен мифическими божественными обещаниями, своей так называемой богоизбранностью.
– Я рассуждаю с позиции нормального человека. Кто может с уверенностью сказать, содержит ли Ветхий Завет правду или нет? Лично я не могу. Но исламский мир ни за что не смирится с мыслью о том, что священная для мусульман земля была изгажена иудаизмом. Их реакция будет бешеной и непримиримой.
– Саудовцам, – ответил Херманн, – будет предоставлена возможность поторговаться, прежде чем мы обнародуем какую-либо информацию. Мы всегда ведем дела таким образом, и тебе это известно. В любом случае, если начнется насилие, это будет их вина, а не наша. Наша цель проста и бесхитростна: прибыль. Политический комитет считает, что реализация наших планов позволит заключить множество торгово-экономических сделок, которые будут способствовать процветанию членов ордена. И я с этим согласен.
– Это безумие! – заявил Торвальдсен.
– А что собираешься предпринять ты?
– Все, к чему меня вынудят обстоятельства.
– У тебя кишка тонка для такой драки, Хенрик.
– Возможно, мне удастся тебя удивить.
Херманн был поражен. Неужели этот датчанин решил бросить ему вызов?
– Мне кажется, тебе стоило бы побеспокоиться о собственном положении. Я проверил твои финансовые дела. Никогда не предполагал, что стеклодувное производство является столь чутким и капризным бизнесом. Успех твоей компании «Адельгаде гласверкер» зависит от множества внешних факторов.
– И ты полагаешь, что можешь стать таким фактором?
– Я уверен, что смогу причинить тебе массу неприятностей.
– Моя коммерческая сеть по масштабам не уступает твоей.
Херманн улыбнулся.
– Но ты дорожишь своей репутацией. Для тебя неприемлемо, чтобы хоть одна из твоих компаний потерпела фиаско.
– Что ж, Альфред, сделай одолжение, попробуй.
Каждый из них обладал состоянием, которое исчислялось миллиардами евро и было накоплено в основном предками, каждый мудро и умело распоряжался своими делами, и ни один из них не был глупцом.
– Не забывай, – проговорил Торвальдсен, – у меня твоя дочь.
Австриец пожал плечами.
– А у меня – ты сам и мальчишка.
– Вот как? Значит, ты готов рискнуть ее жизнью?
Херманн еще не решил, что ответить на этот вопрос, поэтому он спросил:
– Ты стараешься для Израиля? Я знаю, ты корчишь из себя патриота.
– А ты, я знаю, заурядный расист.
Херманн затрясся от злости.
– Ты никогда прежде не разговаривал со мной в таком тоне.
– Твои взгляды никогда не были для меня секретом, Альфред. Твой антисемитизм лезет из всех щелей. Ты пытаешься не афишировать его, все-таки среди членов ордена есть и евреи, но у тебя это плохо получается.
Настало время оставить притворство и показную корректность.
– Твоя религия застряла у человечества костью в горле. Так было всегда.
Торвальдсен лишь пожал плечами.
– Не больше, чем христианство, приверженцы которого перебили уйму народа, стремясь таким способом возвеличить своего Бога.
– Я не религиозен, Хенрик, ты это знаешь. Для меня главное – политика и прибыль. А что касается евреев в нашем ордене, то их тоже волнуют только две эти вещи. Никто из них не поднял сегодня голос против моего плана. Израиль – помеха на пути прогресса. Сионисты боятся правды, как черт ладана.
